Заметки графской любовницы (СИ) - Лисканова Яна

— Его Сиятельство такой трудолюбивый и увлеченный человек — одно удовольствие с ним работать! — я вскинула на графа блестящие восхищением глаза, и он опасливо сглотнул.

— Вы тоже так думаете? — обрадовался мистер Шурейдж, — Мне тоже, знаете, довелось поработать с Вилем… По тебе, друг, может, и не скажешь, но ты очень ответственный человек, — мужчина посмотрел на него с мягкой, одобрительной улыбкой и  тут же повернулся ко мне, — правда же?

— Однозначно! — кивнула я, — Очень ответственный! А какой обязательный — прямо душа радуется.

— Мисс Ламбри… — начал было граф.

— А что у вас за работа, если не секрет?

Рыжий графеныш махнул рукой.

— Ничего интересного! Так вы переехали, значит?..

— Собираем информацию, пытаясь разобраться, есть ли возможность для девушек обучаться в высших учебных заведениях, — информация не была секретной, так что я с чистой совестью перебила графа, проигнорировав его попытку перевести тему.

И поняла, к чему она вообще была.

Глаза барона тут же загорелись. Если до этого он был просто мил с симпатичной леди, то тут он по-настоящему заинтересовался разговором, напрочь забывая про своего друга.

— Да вы что? — искренне удивился он, — Ну наконец-то хоть кто-то этим занялся! В Северном Содружестве женщины уже давно учатся наравне с мужчинами. И посмотрите, какие у них результаты? По статистике только за прошлый год в три раза увеличился объем…

Мужчина говорил и говорил, увлеченно рассказывая об успехах Северного Содружества по сравнению с нашими. У него по этой теме и в самом деле было что сказать, и я и сама увлеклась разговором, запоминая факты и обещая себе перепроверить то, что он говорит. Потому что там было столько всего, о чем я еще даже задуматься не успела, разгребая наши довольно сухие архивные документы…

Я и сама в какой-то момент забыла и про графа, и про обои, которые собиралась посмотреть, увлекшись дискуссией. Барон говорил просто безумно убедительно, хоть мне и казалось, что его суждения в какой-то мере однобоки, но в вопросе он все же понимал даже побольше меня.

— Я рад, что в нашей стране есть девушки, готовые взвалить на себя решение такого важного вопроса! — закончил он с некоторой излишней торжественностью, но все же искренне, — Ну да это и не удивительно, что вы заинтересованы в этом вопросе…

Пожалуй, я даже где-то залюбовалась. Сама я все-таки человек ни разу не идейный, и обычно мне не слишком импонировали те, кто в своем стремлении к правильному не видел реальности, но сложно было не оценить той искренней увлеченности, с которой барон рассказывал, не забывая при этом и о достойной аргументации. Жаль, что под рукой не было блокнота для заметок, потому что за бароном можно было записывать!

Ну, ничего, я потом графа Фламмена заставлю все это законспектировать — не все же ему бегать по континенту! Хочет обхаживать кавалеров — так пусть делает это хотя бы с пользой для дела.

— Это была идея Его Сиятельства, — соврала я, скидывая с себя и ответственность, и почести.

Барон, будто только вспомнив про графа, нахмурился.

— Не понимаю, почему ты мне об этом и словом не обмолвился…

— Мы только начали работать — чего зря обнадеживать? — зачем-то начал оправдываться граф, — Еще ничего не ясно.

Мистер Шурейдж посмотрел на него с искренним удивлением.

— Да что тут может быть неясного. Это давно уже стоило сделать! Мы и так в культурном развитие отстаем — такие вещи нужно просто взять и сделать… Кстати! — он снова повернулся ко мне, — Мне кажется, я где-то слышал вашу фамилию. Мисс Ламбри… мисс Ламбри… — он задумчиво постучал по виску.

— Ба-а, — потянул он поражено и вдруг весело на меня прищурился, — Да это не о вас ли судачат все махровые ретрограды столицы последний месяц? Девушка, умудрившаяся устроиться секретарем к самому Сильбербоа? Говорят он жутко придирчив в работе и до вас у него секретари менялись чаще, чем перчатки…

Я гордо улыбнулась. Слышать восхищенные нотки было совершенно искренне приятно. Мои успехи в работе были тем, чем я действительно гордилась, но именно этим меня хвалили не часто. Уж точно не искренне. Обычно комплименты в сторону моих карьерных успехов были всего-навсего завуалированной насмешкой, ведь девушка, которой приходится работать — явно неудачлива в любви. Не то чтобы это было неправдой, но я действительно любила то, чем занимаюсь. И от того, что красивый, галантный мужчина с прогрессивными взглядами смотрит на меня сверкавшими восхищением глазами не от того, что у меня личико смазливое, а от того, что я по жизни делаю, было очень приятно. Щеки вспыхнули довольством и я не смогла сдержать совершенно искренней улыбки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Что же, у графа Фламмена однозначно хороший вкус! Мужчины с такими крепкими руками и нестандартными убеждениями на дороге не валяются.

Мы еще немного прогулялись по центральной площади, напрочь забыв про то, что собирались в торговый квартал, когда я решила, что раз уж жизнь меня сегодня столкнула с графом, выпускать его из рук не следует!

— Мы могли бы сегодня обсудить план на неделю, раз уж вы свободны, — предложила я так, будто он говорил, что свободен.

— Непременно, — кивнул граф, натянув улыбку.

Он как-то незаметно умудрился втиснуться между нами с мистером Шурейджем, очевидно, чтобы не выпадать из беседы и теперь я шла, облокотившись на его руку. Хотя граф был довольно сухощавым, через тонкую ткань рубашки я чувствовала приятную твердость его мышц, а на мою ладонь падала мягкая рыжая прядь, приятно щекоча кожу. Отчего-то это ощущение забавляло и поднимало настроение.

А еще его недовольство, когда я перехватывала контроль над беседой, очень походило на недовольство его сестры Леоны в аналогичных ситуациях. И хотя, по моим наблюдениям, граф был тоньше и хитрее сестры, все ж был похожим образом раздражителен. Во многом поэтому у меня не получалось удержаться, и я то и дело злила его, ставя перед другом в неловкое положение разными намеками и полунасеками.

«Ах, кажется, я вам мешаю!.. Простите мне мою наглость… Мне неловко, что я так вам навязываюсь» — и испуганный взгляд в сторону графа.

Будто у меня есть причины бояться его гнева. Мистер Шурейдж, конечно, простодушно велся, как и большинство мужчин, а граф смотрел на меня с таким обреченным пониманием и пылким осуждением, что я точно знала — стараюсь не зря! И пусть только попробует меня еще раз кинуть.

— …у миссис Крим на Лесной улице есть лавка с текстилем в том числе и для дома, очень вам советую, — барон между делом рассказывал мне о разных столичных мастерских, куда я могла бы заглянуть.

Это было очень к месту, так как сама я в столице ориентировалась плохо, а прогуляться у меня почти никогда и времени не было. Обычно просто брала пролетку и говорила, куда мне нужно.

— У нее все в светлых тонах, такое воздушное… — он жестами пытался объяснить, слегка смущаясь своей неуклюжести, — По-моему, очень подошло бы в дом такой нежной леди.

Я благодарно улыбнулась, проигнорировав смешок графа. Но незаметным движением ущипнула его за локоть. Рука его вздрогнула от неожиданности, но сам он в лице даже не изменился.

Мы очень тепло попрощались с бароном, клятвенно пообещав еще как-нибудь пообщаться и рассыпаясь в уместных ситуации комплиментах. Граф порывался пойти с ним, но я крепко держала его когтями за локоть и ненавязчиво перебивала каждый раз, когда он пытался придумать оправдание, почему сегодня не может.

Когда мужчина скрылся за поворотом, самый бесстыжий человек на свете наклонился прямо к моему лицу и раздраженно изогнул необычайно подвижную бровь, его глаза возмущенно сверкнули из-под на зависть длинных ресниц.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вы что творите, мисс Ламбри?!

Сказать, что я удивилась — ничего не сказать. Что я творю?.. Это что он творит!

— Это что вы творите! — взвизгнула я неожиданно звонко.

Вообще-то, мое самообладание — это то, чем я по праву гордилась. Зиждилось оно на том, что по большей части мне было все равно на всех и на все. Исключение составлял узкий круг близких людей. Об остальном же я судила с точки зрения практической пользы. И выражение тех или иных эмоций так же могло принести вред или пользу — именно поэтому их стоило контролировать и выражать только когда в этом есть резон.