Лохи и каталы - Майк Гелприн

Карьера водителя закончилась неожиданно. Маршрут, на котором трудился Троллейбус, имел боковое ответвление, ведущее на большой, заброшенный и грязный пустырь. Каким образом вдоль пути на пустырь оказались подвешенными троллейбусные провода, не знал никто. Однажды зимней ночью возвращавшийся в парк Троллейбус задумался и в это ответвление ненароком свернул. Обнаружил он свою ошибку слишком поздно, и, так как заднего хода троллейбус лишён, его водитель решил пройти по новому маршруту до конца. Как и следовало ожидать, машина, проехав с километр вдоль полуразрушенных останков заброшенных сооружений, упёрлась в препятствие и встала.

Решив, что нет худа без добра, Троллейбус завалился спать, а проснувшись утром, обнаружил, что заблудившееся транспортное средство стоит посреди пустыря, полностью занесённое навалившим за ночь снегом. Электричество, однако, работало исправно, в машине было тепло и горел свет. Эти обстоятельства подсказали Троллейбусу отличную идею. На следующий день он уже перетащил вещи из вонючей каморки в общаге в троллейбус и начал обживать дармовую отдельную жилплощадь.

Ещё через пару дней открылся новый катран. К нему вела протоптанная в снегу тропинка, было в нём тепло, светло и полно удобных мягких сидений, которые частично были переоборудованы в игровые столы. В задней части машины находилась огороженная занавеской спальня. Передняя часть, из которой изъяли потерявшую функциональность водительскую кабину, превратилась в кухню. Там коптила керосинка, висел рукомойник и находились стаканы, открывашка, штопор и другие не менее необходимые вещи. За вход на катран Троллейбус брал по-божески, и за короткое время заведение приобрело необыкновенную популярность. Поговаривали, что неплохо было бы провести в троллейбус водопровод и канализацию, от отсутствия которой зимой возникали определённые неудобства.

Сам хозяин, игрок высокого класса, за зиму изрядно поднялся и стал подумывать о покупке кооперативной квартиры, желательно поближе к пустырю, на котором ржавело место работы. Однако всему хорошему приходит конец. Катран на колёсах просуществовал почти полгода, видимо, столько времени потребовалось администрации троллейбусного парка, чтобы пересчитать имеющиеся в наличии машины и прийти к выводу, что одной не хватает.

Во всяком случае, родившийся в рубашке Троллейбус чудом не попал под раздачу. Он как раз возвращался из магазина, куда ходил пополнить запасы спиртного, когда увидел, что вокруг троллейбуса царит нездоровое оживление. Прибывшая на место бригада ремонтников при содействии наряда милиции подцепила беглеца на буксир и возвратила в парк.

Троллейбус трагически погиб вскоре после того, как лишился своего кормильца. Он выпал из окна последнего этажа многоэтажки при малообъяснимых обстоятельствах.

3. Гавнилыч

Отец Гавнилыча звался Гаврилой. Это единственная известная подробность из его анкетных данных. Появившись в очередной игровой компании, он представлялся по-простому – Гаврилыч, и пребывал в этой ипостаси всего один день, превращаясь в Гавнилыча уже на следующий.

Гавнилыч играл только в одну игру – в преферанс, но играл мастерски и высочайшим классом, который усердно скрывал. Внешне он живо напоминал старого добродушного чудака-маразматика, любителя водочки и воспоминаний о бурной молодости, прошедшей в рядах славной кавалерийской бригады под командованием товарища Чапаева. Простейшие подсчёты, доказывающие, что Гавнилычу в случае знакомства с Чапаем должно быть лет под восемьдесят, бывшим лихим рубакой игнорировались.

Плешивенький, неказистенький, очкастенький и востроносенький Гавнилыч был ко всему небольшого росточка и вечно носил аккуратно заштопанный на рукавах защитный френч времён царя Николашки. На самом кончике носа у него помещались очёчки, и поверх них Гавнилыч смотрел на мир удивлённым и наивным взглядом стариковских добрых, доверчивых и слегка мутноватых глазок.

Попав в новую компанию, Гавнилыч во время игры строил из себя дурака настолько искусно, что требовалось значительное время, пока его партнёры разбирались, что перед ними жёсткий волчара, обобравший не одну дюжину лохов.

Я познакомился с Гавнилычем, когда попал в компанию, где играли в преферанс по крупной. Компания состояла в основном из тружеников теневой торговли. Сев за пулю против троих незнакомцев, я обнаружил, что двое из них, не прошло и пяти минут, принялись костерить и материть третьего. Ругали его исключительно за тупость. Этот третий удручённо кивал головой, цокал языком, нёс удивтельную ересь, не понятную ни одному из присутствующих, включая его самого, бормотал что-то себе под нос, чесал лысину, скрёб в затылке, после чего зачастую делал единственный ход, позволяющий ему выиграть казалось бы напрочь проигранный контракт.

– Ну до чего же тупорылым масть прёт, – возмущались партнёры. – Чем тупее, тем счастливее. Ты, Гавнилыч, хоть сам-то понимаешь, до чего ты тупой?

– Понимаю, – сокрушённо подтверждал Гавнилыч и начинал нести такую околесицу, которой мог легко позавидовать поэт Бездомный из сумасшедшего дома.

– А что счастливее тебя никого в мире нет, тоже понимаешь? – допытывались партнёры.

– Счастье не волк, в лес не козёл, птица завтрашнего дня, – не отрицал Гавнилыч, – не родись счастливым, четыре сбоку по пожарной части.

– Гавнилыч, ну заткнись уже, ну ради бога хотя бы немного помолчи, – упрашивали партнёры. – Ну, нет же никаких сил слушать это, да ещё и проигрывать такому болвану, как ты.

– Молчу, молчу, молчание для молчаливых, а не молчать не стану, – отвечал Гавнилыч, – поелику не зело молчун бранчлив.

– Вот урод, – возмущались партнёры, покручивая пальцами у виска и закатывая очи горе. – Ничего, масть не лошадь, к утру повезёт, авось отобьёмся.

За месяц Гавнилыч имел с такой компании столько, сколько средний индивид зарабатывал лет за десять.

Как ни странно, он был вхож во многие закрытые и корпоративные коллективы, куда мечтали и не могли попасть игровые с безупречными манерами и коммуникабельностью. В большинстве этих компаний он проходил за везучего лоха годами.

Где Гавнилыч живёт, откуда он взялся и где выучился так катать, никто не знал. Телефон у него был, но стоило по нему позвонить, как женским визгливым голосом отвечали «роддом». Потом предлагали оставить номер, по которому Гавнилыч неизменно отзванивался в течение пяти минут.

Гавнилыч жив и до сих пор иногда появляется в преферансистских компаниях, но говорят, что он сильно сдал и играет, в основном, для удовольствия.