Взорванная тишина (сборник) - Виктор Дьяков

2

Он крался к казарме, прячась за обрамляющими строевой плац тополями. Он это делал, чтобы часовой у овощехранилища, если он случайно не спит, не мог его заметить и позвонить в караулку, а оттуда оповестить казарму… Впрочем, Безбородову нужна была вовсе не казарма, а расположенная рядом с ней старая кинобудка, вплотную стена к стене примыкающая к столовой. В этом небольшом помещении Стас хранил свои замполитские причиндалы: всевозможные стенды, плакаты, куски ватмана, запчасти к киноаппарату, усилительные колонки, проигрыватель, гуашь, тушь, краски… Когда уезжал, ключ оставил ему.

Безбородов сумел незаметно пройти к кинобудке, бесшумно открыть дверь и осторожно проникнуть в тесное заставленное помещение. Его интересовала задняя стенка, общая с дивизионной столовой. Задолго до Безбородова и Овчинникова, когда еще не построили дивизионный клуб, в этой стене пробили отверстия для киноаппарата и фильмы демонстрировали прямо на стене столовой, натянув на неё экран. Сейчас эти отверстия за ненадобностью заделали со стороны столовой тонким побелённым куском ДВП, а со стороны кинобудки забили всякой всячиной. Но если эту всячину вытащить… Это был тайный источник сведений замполита о «закулисной» казарменной жизни. Он обычно так же вот тихо прокрадывался в будку, вытаскивал из отверстий тряпки и, через неплотно прилегающее ДВП, подслушивал солдат. Стас, как-то не удержавшись, похвастал, что знает всё, что происходит в дивизионе. Безбородов такой сбор информации считал недостойной офицера, но сейчас было не до вопросов чести.

Его надежды оправдались – когда он вытащил из отверстий последнюю шапку-ушанку, то сразу же довольно отчётливо услышал голоса. Солдаты разговаривали свободно, не стесняясь. Как и следовало ожидать, с уходом командира казарма стала жить своей обычной «ночной» жизнью, неподвластной даже командиру дивизиона. В столовой «чаёвничали» двое старослужащих, телефонист ефрейтор Бут и командир отделения операторов ручного сопровождения сержант Новосельцев. Их Безбородов определил по голосам. В качестве «обслуги» по столовой бегал ещё кто-то из «молодых», но кто именно, понять было невозможно – он говорил мало и слишком тихо. Разговор шел обычный солдатский о том, о сём… что «молодые» пошли борзые, что они, то есть, нынешние «старики», совсем не такие были в пору своих первых шести месяцев службы. Вспоминали, как они тогда исправно тащили службу, безропотно вкалывали в кочегарке на «угле», уважали и слушались тогдашних «дедов», хоть и были те сволочи из сволочей, издевались так издевались. Разве они сейчас так поступают? Так нет же, нынешняя «молодёжь» совсем не хочет понимать человеческого к ним отношения: на постах спят, от работы отлынивают, ну как тут по зубам не съездить… Потом перешли на персоналии… Всё это интересно, любопытно, в другой бы раз… Но Безбородов хотел услышать сейчас совсем о другом.

Прошло минут десять. У Безбородова, приникшего к отверстию, уже начала ныть спина. В столовой шуршали обёртки от конфет, из чего следовало, что «дедушки» угощаются реквизированной у кого-то из «молодых» посылкой. Собеседники перешли к теме подготовки дембельских альбомов. У Бута здесь всё оказалось на «ходу»: ему альбом делал секретчик Колесников, «черпак»[4] умевший фотографировать, рисовать и писать каллиграфическим почерком. Новосельцев стал жаловаться, что у «молодого», которому он поручил свой альбом, совсем нет для этого времени. Он позавидовал Буту – «пашущий» на него секретчик освобождён от нарядов, имеет возможность подолгу уединяться в своей секретной комнате, куда даже не все офицеры имели право доступа.

– А как там у него с фотками[5], которые мы ему поручали? – спросил Новосельцев.

– Да никак… Говорит, ничего не получается, – ответил Бут.

– Может ему по едалу дать, чтобы получилось? Он хоть пытался?

– Да вроде делал что-то. За лето несколько раз к офицерской бане подлазил с фотоаппаратом. Но, говорит, ни одной голой бабы не видел. Из бани, говорит, только голый Кузменко распаренный выскакивал, пьяный вдрабадан. Не его же щёлкать.

Безбородов насторожился. Хоть вновь услышанное не совсем то… но он ещё плотнее приник к отверстию ухом.

– Чёрт… я бы сейчас, чтобы голую бабу посмотреть!.. – повысил голос Новосельцев. Именно так, когда видишь её в одежде, на улице там, или в магазине, стоит такая гордая, расфуфыренная и не знает, что у меня в кармане грязного бушлата фотка, где она вся голая.

– Баба бабе рознь. Здесь среди офицерш клёвых раз-два и обчёлся… И где они таких берут? Недаром офицеров санитарами называют, подбирают всяких уродин, сверху в ворота не пролезет, а снизу вместо ног прутья, – пренебрежительно отозвался Бут.

– Где ты здесь на точке лучше сыщешь. Я бы сейчас от любой из этих уродин не отказался… засадил бы по самые помидоры. Иной раз так припрёт… Гаджи гад, сумел к замполитше подкатить, дерёт её уже неделю, а тут ходи и облизывайся…

Безбородов, наконец, услышал то, что хотел, но совсем этому не обрадовался – в глубине души он до этого момента всё ещё сохранял надежду, что Наташа напрасно «бьёт тревогу». Значит всё-таки она права и кто… Гаджи Магомедханов, каптёр.

– А я бы такую не смог, – тем временем вновь скептически отозвался Бут.

– Можно подумать, что у тебя тут своя баба есть… Я как представлю как он её на складе, на мешках… Вот сука, с черножопым, получше не могла найти! – негодовал Новосельцев.

– Да брось ты завидовать. На неё смотреть-то противно, рожа страшная, ни жопы, ни сисек.

– Причём здесь рожа, пилоткой прикрыл и не смотри.

– Не, я так не могу, – не соглашался Бут.

– Ну, не знаю тогда кого тебе надо… Командиршу что ли, или Гридневу. Эти конечно бабы сочные и симпотные, но к ним же не подступиться. Думать надо о тех с кем можно… Как думаешь, если к Гаджи в пару набиться? Если ему даёт, может и мне даст, пока замполит в отпуске. Да и потом… На складе ведь закрыться можно. У замполита всё равно не стоит. Давай вместе подвалим?

– Не Паш, я не пойду, западло это… после каптёра.

– Ну, а кого ты здесь ещё…

– Просто не хочу я.

– Да брось… Как бабу голую увидишь, сразу захочешь, точно, по себе знаю.

– Нет, не захочу… Недели три назад, я линию тянул мимо ДОСов и летёхи[6] этого, Зиновьева, бабу видел, так и не захотел, совсем даже наоборот.

– Она, что голая была? – с интересом спросил Новосельцев.

– Почти… в купальнике, бельё вывешивала.

– В купальнике это не совсем то.

– Когда руки подняла, одна сиська у неё из бюстгальтера выскочила. Я в кустах спрятался. Думаю, если вылезти, подумает специально подсматривал. Так и сидел, пока не ушла.

– Ну, и как?

– Да никак, сиськи как шиши, у меня, наверное, больше, смотреть не на что.

– Ну, тебе угодить, точно командиршу надо караулить, чтобы у неё выскочили, у неё как кирпичи…

Безбородов выбрался из кинобудки, после того как Бут с Новосельцевым доели посылку. Он узнал всё что хотел и даже больше. Мысли носились в голове хаотично, с лихорадочной быстротой. Он не ожидал, что его Наташа, так высоко котируется у солдат, мальчишек восемнадцати-двадцати лет, хотя сам тоже считал её самой красивой из всего женского населения точки, полутора десятка молодых, от двадцати двух до тридцати лет женщин. Его не возмущали солдатские солёности «сдобрившие» подслушанный разговор, неблагозвучные восхищения прелестями Наташи. Он закончил военное училище, и сам знал, что чувствуют и как отзываются о женщинах молодые люди, запертые в казарме.

Наташа так и не ложилась.

– Ну что узнал? – почему-то шёпотом спросила она, едва Безбородов вернулся.

– Узнал, – бесстрастно ответил он.

– Всё так, как я предполагала?

– Да.

– Кто?

– Что кто? – сделал вид, что не понял вопроса Безбородов.

– Кто к ней ходит? – в голосе жены сквозило нетерпение.

– Каптёр… Магомедханов.

– Что… Магомедханов?… Это такой симпатичный, стройный кавказец?

– Да.

Наташа изумлённо покачала головой:

– Ведь ему, наверное, где-то двадцать, а ей двадцать семь. Как же он такой гордый, да красивый, а она…

– Будто сама не знаешь, что солдаты все «голодные», и этот «голод» сильнее любой гордости, даже кавказской, – ответил Безбородов, с трудом стягивая сапоги.

– И всё-таки, – Наташа презрительно усмехалась. – Это тот каптёр, о котором ты говорил, что у него интересное имя и отчество?

– Да, и фамилия тоже, Магомедханов Гаджимагомед Шейхович.

– Надо же… какого любовника Ленка себе нашла, не иначе ханского рода… Что думаешь предпринять?

– Не знаю Наташ, давай спать, уже час ночи. Устал я жутко. Завтра на свежую голову…

Безбородов не мог не оценить проницательности жены. И в дальнейшем все действия связанные с её «открытием» обсуждал с ней. Наташа обязалась, по мере возможности, следить за Ленкой, а Безбородов срочно устроил ревизию в каптёрке у Магомедханова – он намеревался как можно скорее убрать его с дивизиона. Но ревизия ничего не дала, каптёр отчитался с мизерной недостачей. Оставалось одно, уволить его в первую, поощрительную партию. Однако это означало, что придётся отставить на более поздний срок того, кто действительно заслужил это право. И всё равно это не решало проблемы. Ведь поощрительная партия будет перед седьмым ноября, а сейчас ещё август… Однако хуже всего то, что в казарме все уже наверняка знают, что замполитша «даёт», и у каптёра скорее всего найдутся последователи. Значит надо избавляться и от замполита с его слабой «на передок» женой. Но это невозможно без «выноса сора из избы», доклада в политотдел полка. Ох, как не хотел Безбородов огласки, и потом без Стаса это было бы некорректно. Потому они с Наташей и порешили, пока не предпринимать никаких «громких» действий и дождаться возвращения из отпуска замполита.