Правдивые истории еврейского местечка Черняхов - Идл Айзман

Нужно отдать должное, обкомовский работник оказался не такой уж сволочью: он подал прошение идти на фронт, воевать против фашистов, и это прошение как ни странно было удовлетворено. С обкомовским работником, всем на удивление, на фронт отправилась и его жена. Бабушка и дедушка Кима, родители жены обкомовского работника, уехали в неизвестном направлении и больше их никто никогда не видел. И только Ким лёг в больничку, сказавшись больным, а значит, и непригодным для воинской службы.

Город Черняхов был оккупирован в первые дни войны, и это стало трагедией для всех оставшихся в городке евреев. Завбазой Шлёма собрал всё, что у него было, а было у него много, и отнёс это богатство своему водителю Василию, попросив спрятать у себя Давида. Василий взял богатство за милую душу и спрятал Додика в старом, полуразрушенном сарае, где было холодно и сыро. Но тем не менее это был шанс для Давида спастись. Сам Шлёма, его жена Ента и почти все евреи Черняхова были расстреляны фашистами почти сразу, в первые же дни после оккупации. Можно сказать, что им повезло: они хотя бы не мучились. К началу зимы евреев в Черняхове уже совсем не было, и только Давид да ещё некоторые спрятавшиеся еврейские дети отсиживались в сараях и на чердаках тех, кто за еврейские деньги рисковал жизнью и своими семьями: все знали, что за спрятанного еврея полагалась смертная казнь всей семьи.

Дорогие читатели! Я хочу расставить некоторые акценты, чтобы у вас не возникло неловкости, которая почему-то возникает у меня, когда я описываю те страшные события.

Во-первых, все истории происходили на Украине, поэтому речь пойдёт об украинцах, которые были причастны к массовым убийствам евреев. Нет надобности говорить, что слово «предатель» национальности не имеет. Все вы знаете, что были те, которые предавали, а были те, кто спасал, рискуя своими семьями. И даже если евреев спасали за их же деньги, то честь и хвала тем людям, независимо от того, сколько стоило это спасение. Задайте себе вопрос: а вы бы отдали всё, что у вас есть, чтобы спасти своего ребёнка? Несомненно. Сняли бы с себя последнюю рубаху и отдали бы без сожаления. Но ведь были и те, кто не стал бы рисковать ни за какие деньги мира. Поэтому всех, кто спасал евреев во время Второй мировой войны, называют Праведниками Мира. В Яд ва-Шеме, под Иерусалимом, стоит мемориал памяти жертв Второй мировой войны. В честь каждого Праведника Мира в Яд ва-Шеме посажено дерево. И нигде не сказано, спасали они евреев за деньги или абсолютно даром. Спасли – низкий им поклон! Взяли что-то – это на вашей совести, но сам факт спасения перевешивает всё остальное.

И наконец, уже давно доказано, что на оккупированных территориях евреев убивали сами жители, а не немцы. Немцы редко пачкали свои руки и всё делали руками карателей. Этот кошмар происходил везде: в Украине, в Прибалтике, в Польше. Это доказанный факт. Но и спасали они же, правда, спасающих были единицы… И всё же были герои, и о них вы тоже узнаете, потому что в дневниках деда Изи были описаны и случаи спасения.

Именно тогда, когда по улицам городка перестали ходить евреи, начались облавы: искали везде, где только можно. Искали, как я уже писала, не фашисты, а натасканные ими полицаи, которые рыскали, как шакалы, по домам и вытаскивали найденных «жидов» на улицу. Их даже не уводили в лес: расстреливали на месте. Если попадалась девушка, её раздевали, насиловали, а потом убивали на виду у местных жителей.

Наконец, дошла очередь и до Василия. К дому подошёл наряд во главе со старшим полицаем. Этот полицай славился особыми зверствами, и на руках его было немало еврейской крови. Он ворвался со своей командой в дом и потребовал отдать прячущегося жида. Кто-то из «добрых» соседей донёс на Василия за какое-то мизерное вознаграждение. Вы знаете, кто был этим страшным зверем? Вы угадали сразу же – это был Ким, сын обкомовского работника.

Нужно сказать, что у Василия была семья, и, конечно, он никак не хотел и не мог рисковать: своя рубашка, сами понимаете, всегда ближе к телу. Да и кто такой этот Давид, чтобы ради него рисковать? Всю жизнь катался как сыр в масле на папиных харчах, в то время как сын Василия с пятнадцати лет гнул спину на той же базе, подрабатывая грузчиком.

Обыскивать дом полицаи не стали. Да и не было никакого смысла себя утруждать: всю семью Василия вывели во двор, и Ким поставил условие, что если они сейчас же не отдадут жида, то все домочадцы водителя завбазой сгорят вместе с домом и сараем. И осуждать этого Василия нельзя: нужно было быть героем, чтобы не отдать на растерзание оголтелой, алчущей крови своры, прячущегося парня.

Василий молча показал на сарай, и через две минуты голодный, исхудавший, измученный сын завбазой стоял перед счастливыми полицаями. Счастливы они были потому, что за поимку жида им полагалась бутылка водки, шоколад и консервы.

Ким подошёл к своему бывшему однокласснику, посмотрел ему в глаза, ухмыльнулся и осмотрел двор. Во дворе у Василия стояла огромная, старая, но ещё крепкая бочка. Она была пуста: раньше, до войны, жена Василия собирала в неё дождевую воду для стирки белья. Ким приказал выкатить бочку и поставить её посреди двора. Бочку поставили туда, куда велел старший полицай.

– А ну-ка, Додик, полезай-ка ты в эту замечательную бочку! – распорядился Ким.

Давид понимал, что полезет он в бочку или нет – это уже никакого значения не имеет и поэтому стоял не шелохнувшись.

– Не хочешь, жид, в бочку залезать? Ну, так мы тебя туда сами затолкнём. Разденьте жида!

Два полицая бросились к Давиду, который продолжал стоять не двигаясь. С него быстренько сняли изношенную за эти несколько месяцев одежду и голого затолкали в бочку.

Если вы думаете, что, как в сказке о царе Салтане, «засмолили, покатили и пустили в Окиян», вы ошибаетесь. Бочку не засмолили и никуда не покатили – ну не было в Черняхове океана. В бочку стали наливать воду прямо из колодца. Нужно сказать, что морозы стояли в то время года крепкие, поэтому и вода в колодце была ледяной: опускаясь в колодец, ведро разбивало корочку льда, которым покрывалась вода за считанные минуты.

Давид не издавал ни звука. Скрючившись, абсолютно голый, он сидел в бочке. Может, он помутился рассудком, а может, понимал, что ему оставалось жить считанные минуты. Кто знает, о чём он