Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович

– В таком случае, нам с тобой остается только одно – не прозевать, когда начнется дележ добычи, ибо мне, признаться, надоело влачить свою жизнь в нищите.

– Мне тоже, – кивнул Вальтер. – Можешь на меня положиться, благородный Герхард, и при дележе добычи и в бою.

Филипп насчитал не менее двух сотен галер, в одночасье прихлынувших к чужому берегу. И каждая из них несла на борту, по словам Глеба Гаста, не менее пятидесяти человек. Датчане сдержали слово, данное вождям крестового похода, и вошли в Висмарский залив в средине июля. И хотя снаряжением шоненцы и ютландцы уступали алеманским рыцарям, зато превосходили простых кнехтов. А их многочисленность делала предприятие, затеянное воеводами Воистом и Боримиром, смертельно опасным. По прикидкам Филиппа, датчан насчитывалось не менее десяти тысяч человек. Руги уступали им числом более чем в десять раз. Сражаться с датчанами в море было бы безумием, что отлично понимали воеводы, но и уступать им господство на водных путях тоже нельзя. Это Лузарш знал не хуже ругов. Двадцатитысячное войско крестоносцев, сгрудившиеся возле Добина, отчаянно нуждалось в продовольствии, которое негде было взять в разоренной ободритской земле. Зато датский флот мог бы позаботиться о его доставке, что значительно облегчило бы положение воинов Христа и сделало бы бессмысленным сидение князя Никлота на Зверинских болотах. В крайнем случае, крестоносцы могли дождаться зимы, чтобы, воспользовавшись морозами, выкурить ободритов из их временных нор.

– Справятся, – успокоил Филиппа Базиль, кося настороженным глазом на датские суда, густо стоящие в заливе. – Более половины шоненцев и ютландцев уйдут к Добину, и тогда руги скажут свое веское слово.

– А зачем им уходить? – удивился Филипп. – У Генриха Льва и Конрада Бургундского хватает сил и без них.

Базиль засмеялся, скорее, впрочем, зло, чем весело:

– В Добине находится все богатство ободритов. Неужели ты думаешь, что Канут и Свен оставят германцев наедине с сокровищами, а сами будут подвозить им еду. Надо быть воистину наивным человеком, чтобы поверить Генриху Льву, а особенно этой лисе, архиепископу Адальберту Бременскому, который сейчас обхаживает датчан.

Базиль высадил сотню мечников на берег и чего-то явно ждал, пристально вглядываясь в воды залива. Своими замыслами он с Филиппом не делился, а тот не собирался их выпытывать, отлично понимая, как высока сейчас для славян цена любой ошибки. Под рукой у князя Никлота было всего пять тысяч воинов. Больше Добин просто не мог вместить и прокормить. Еще несколько тысяч вооруженных ободритов прятались в окрестных лесах и болотах, но их еще нужно было собрать. Причем большинство из этих людей не являлись воинами. Их снаряжение и оружие оставляло желать много лучшего и на открытом месте ободриты наверняка бы потерпели поражение от хорошо обученного войска, где только конных рыцарей насчитывалось более семи тысяч. Никлоту ничего не оставалось делать, как ждать помощи либо от лютичей, либо от славянских богов.

– Лютичи не придут, – процедил сквозь зубы Базиль. – Альбрехт Медведь уже вывел из Магдебурга армию крестоносцев численностью почти в сорок тысяч рыцарей и кнехтов. Придется нам выкручиваться самим.

Филипп с интересом покосился на Гаста. Базиль, похоже, не отделял себя от ободритов и не собирался покидать их в трудный час. Позиция, что и говорить, благородная, но, по мнению Лузарша, неумная. В конце концов, что могли сделать сто человек, пусть и хорошо обученных, против тысяч крестоносцев, прихлынувших в славянские земли. Алеманы, надо отдать им должное, действовали с размахом. Их объединенные силы достигали чудовищной цифры в семьдесят тысяч человек. Даже на многолюдном Востоке мало кому удавалось собрать такую огромную армию. Во всяком случае, за Иерусалимское королевства и тяготеющие к нему христианские графства Филипп мог ручаться. Двадцать тысяч, ну тридцать, в самом крайнем случае – пятьдесят, но это при мобилизации всех ресурсов и с привлечением местного населения, умеющего носить оружие и ненавидящего мусульман.

Трудно сказать, о чем договорились архиепископ Бременский и датские князья, однако в огромном лагере, раскинувшемся на берегу залива, началось движение. Похоже, Базиль угадал. Значительная часть шоненцев и ютландцев, скорее даже больше половины, снялась с места и двинулась во главе со своими вождями к Зверинскому озеру. Филипп полагал, что Свен и Канут ведут своих людей на соединение с алеманами, но ошибся. Крепость Добин располагалась на берегу озера, в окружении болот, и подобраться к ней можно было с двух сторон – северной и южной. С южной стороны уже расположились крестоносцы Генриха Льва и Конрада Бургундского, а сторона северная досталась Свену и Кануту. Соединиться датчане и алеманы не могли – с запада им мешало озеро, с востока – непроходимые болота. Судя по всему, крестоносцы не собирались задерживать перед стенами Добина и предпочли штурм долгой осаде. Об этом Базиль заявил князю Никлоту, как только вместе со своими людьми, опережая датчан, добрался до крепости. Разговор между боярином и ободритским вождем происходил на северной стене, откуда открывался великолепный вид на обширную поляну, лишь кое-где поросшую мелколесьем. Отсюда до Висмарского залива было не более восьми верст, которые датчане могли преодолеть за достаточно короткий срок. На что указал Никлоту Базиль Гаст.

– И что ты предлагаешь, боярин? – нахмурился князь.

– Предлагаю не я, а воеводы Воист и Боримир, – пожал плечами Базиль. – Ровно в полночь руги атакуют суда датчан в заливе, а в это время мы должны напасть на лагерь Свена и Канута, дабы помешать им прийти на помощь своим.

– У меня за спиной всего пять тысяч воинов, датчан под стенами не менее семи тысяч, а они умеют драться, смею тебя уверить, боярин, – зло проговорил Никлот.

– Другого выхода у нас нет, – вздохнул Базиль. – У датчан ладей больше чем у ругов раз в десять. Архиепископ Бременский с их помощью легко сможет наладить снабжение крестоносцев, и тогда алеманы будут сидеть здесь до зимы. Впрочем, я не исключаю, что они уже завтра пойдут на штурм Добина сразу с двух сторон. Ты уверен, князь, что сумеешь отразить их натиск?

Никлот промолчал. Молчали и окружившие его воеводы и старейшины. В сущности все понимали, насколько велик риск, но понимали и другое – это единственно возможный выход из создавшегося положения.

– Готовь людей, – глухо произнес Никлот, оборачиваясь к воеводе Родияру. – Ворота крепости откроешь в полночь.

Филипп мог бы не участвовать в ночной вылазке на датский стан. Никто бы не осудил постороннего человека, уклонившегося от кровавой битвы, но шевалье де Руси были свои виды на Базиля Гаста, и он не хотел ронять себя в глазах его людей. Что касается самого Базиля, то боярин, похоже, не ведал никаких сомнений, и расположился вместе со своими мечниками на самом острие ободритского копья, занесенного над спящим датским станом. Ворота Добина были узки и могли пропустить зараз только четырех человек. Филипп встал рядом с Базилем, имея по левую руку от себя Глеба Гаста. Впереди них расположились четверо ободритов во главе с воеводой Родияром, а за спиной толпились тысячи суровых людей, изготовившихся возможно к последнему в своей жизни броску. До вражеского лагеря, по прикидкам Филиппа, насчитывалось никак не менее трехсот шагов, и преодолеть это немалое расстояние следовало до того, как встревоженные датчане построятся для отпора.

Команды не последовало. Просто распахнулись ворота крепости, и воевода Родияр первым сделал роковой шаг в неизведанное. Ободриты бежали молча, стараясь производить как можно шума и на ходу перестраиваясь в фалангу, способную охватить вражеский стан. Земля загудела от тысяч ног, и этот гул не мог не разбудить датчан, не ждавших, похоже, от своих врагов такой прыти. Тревожные крики в их лагере почти заглушили топот наступающих славян.

– Зарево! – крикнул Базиль, указывая в сторону моря. – Руги жгут датские драккары!