Куда идешь, человек? - Павел Гуревич

В современной литературе эти взгляды наиболее последовательно изложены в книге английского философа Артура Кестлера «Призрак в машине». Автор показывает, что, согласно доктрине неодарвинизма, эволюция, ведущая от комочка слизи к человеку, совершается благодаря естественному отбору из общего множества мутаций (спонтанных изменений в молекулярной структуре генов), тех, которые полезны для выживания. Единственным оппонентом классического дарвинизма и неодарвинизма выступает ламаркизм, который вылился сейчас в учение о наследовании приобретенных признаков.

Как утверждает Кестлер, всякая изолированная мутация вообще вредна и никак не может способствовать выживанию. У эволюции есть ограниченный комплект излюбленных тем, которые она проводит через множество вариантов. Одна и та же праформа как бы расцветает в пестром разнообразии версий. Отсюда уже недалеко до архетипов в биологии — идея, которую выдвигал еще Гёте в своих «Метаморфозах растений» (1790), а вслед за ним и немецкая романтическая натурфилософия.

Английский философ полагает, что человеческий мозг — это жертва эволюционного просчета. Врожденную ущербность человека, по его мнению, характеризует постоянный разрыв между разумом и эмоциями Адамова потомка, между критическими способностями и иррациональными убеждениями, продиктованными чувствами.

Проблема соотношения рациональных и эмоциональных сфер человеческой психики в последние десятилетия особенно привлекла к себе внимание специалистов. Современная наука показывает, что между участками мозга, в достаточной степени развитыми уже на уровне животных, и теми, которые получили развитие главным образом в процессе человеческой деятельности, существуют определенные структурные и функциональные различия.

Однако Кестлер доводит эту мысль до предельного заострения. Ссылаясь на версию биолога Мак-Лина, что филогенетически (то есть в процессе исторического развития) природа наделила человека сначала мозгом пресмыкающегося, затем млекопитающего, а потом уже собственно человека, Кестлер настолько драматизирует это, что даже рисует картину невероятных коллизий между сферами психики. Вот и получается, что, укладывая на кушетку больного, врач одновременно располагает рядом человека, обезьяну и крокодила.

Отвечая на проблемы, поставленные А. Кестлером, советский ученый П. Симонов пишет: «Многочисленные исследования нейроанатомов наглядно демонстрируют тот процесс усложнения и развития, который претерпели подкорковые отделы человеческого мозга. Следовательно, представление о. мозге человека как механической суммы мозга пресмыкающегося, обезьяны и ныне существующего представителя человеческого рода — слишком рискованный метафорический образ, для того, — чтобы им пользоваться в качестве строгой научной концепции».[10]

Все концепции, выработанные сегодня в русле философской антропологий, можно свести в конечном счете к трем основным представлениям. Первое: человек — это злобная и похотливая обезьяна, которая получила по наследству от животных предков все самое отвратительное, что накопилось в животном мире.

Второе представление, как бы в противовес первому, заключается в том, что человек изначально добр, альтруистичен, незлобив. Однако его природные задатки будто бы вступили в противоречие с развитием цивилизации. Именно социальность сыграла пагубную роль в судьбе человека, ибо она заставила его бороться за свое существование. Как раз оковы культуры и ослабили якобы природные, инстинктивные свойства людей, в частности, притупили охранительные чувства. Вот почему человек истребляет себе подобных. Ведь никто не станет отрицать того факта, что от каменного топора до ядерной бомбы прослеживается одна тенденция — стремление «расквитаться» с теми, кто стал собратом по цивилизации. Оказывается, Каин стал первым убийцей потому, что узы общности оказались тягостными для двух изначально добрых единокровных братьев.

Приверженцы третьего представления убеждены в том, что человек сам по себе ни добр, ни зол. Его можно уподобить чистому листу бумаги, на котором и природа и общество пишут любые письмена. Поэтому «мыслящий тростник» ведет себя как герой и как трус, как подвижник и как палач, как самоотверженный добряк и как подлый эгоист.

Нет оснований идеализировать человека, обожествлять каждое его деяние. Но тем более незачем рисовать его «кошмары» щедрой кистью Гойи. Человек — не бог, не злодей, не падший ангел. Он — продукт длительного биологического и социального развития, которое, естественно, содержит в себе не только приобретения, не только благородные порывы, но и бессознательные инстинктивные побуждения, не только осмысленность, но и животное начало.

Однако очевидно, что ключ к разгадке уникальности человека лежит вовсе не в том, что он является высшей точкой природного развития, самым совершенным биологическим творением. Напротив, говоря словами Бориса Пастернака, «порядок сотворения обманчив, как сказка с хорошим концом». Философские антропологи доказывают сегодня «несообразность» человеческой натуры. Человека причисляют к пасынкам эволюции, объявляют продуктом халтуры, допущенной природой.

Накопленных сведений вполне достаточно, чтобы в поисках уникальности человека не идеализировать присущую ему биологическую природу. Если мы подходим к человеку как к животному, то невольно игнорируем некий «неживотный остаток» в его натуре. Если бы человек был просто животным, то этот остаток был бы равен нулю. Однако известное выражение «человек — животное», видимо, следует понимать только как обозначение животного начала в человеке.

Похож ли человек на машину?

В одном японском городе состоялся обряд бракосочетания. Обряд этот звал в грядущее информационное общество, потому что венчал жениха и невесту компьютер. И все было замечательно и захватывающе необычно. И напутствие прозвучало, и свадебная мелодия. Надел на невесту робот белоснежную фату. Но дальше молодожены повели себя непредсказуемо. Они вышли из храма и отправились в соседний, где и повторили церемонию. Что там ни говори, а живой священник всегда лучше. Что этот компьютер соображает в запутанных семейных отношениях? И обряд вроде бы не настоящий…

А может быть, сработала инерция? Компьютерный век только начинается. Будущая невеста, возможно, не побежит из-под венца. Дай срок, пообвыкнем. Но вот опять попался на глаза газетный лист. Теперь уже не про заморские, про наши отечественные дела.

На неком предприятии поставили автоматизированную линию. Все операции здесь выполнял робот. Он был снабжен красной лампой, которая., когда надо, тревожно вспыхивала. Еще и сирена включалась, если не поступало сырье. Замечательно трудился этот робот. Ни устали не знал, ни перекуров. Только вот беда: не очень бережно с ним обращались окружающие, и он постоянно выходил из строя. Тогда решили автоматическую линию огородить со всех сторон, чтобы никто не мог повредить безотказному механизму. И подошел тогда некий трудящийся и сверху кирпичом прихлопнул зловредное устройство…

Кто же сегодня против наисовременнейшей техники? И почему? Ведь и производительность труда возрастает, и показатели улучшаются. Одно плохо — уж очень раздражает этот все время снующий туда-сюда механический энтузиаст. И лампа его красная, и сирена… Да еще на фоне, как бы это выразиться покорректнее, не очень высокого трудового энтузиазма. Факт взят из центральной газеты. Время действия — наши дни.

Мы часто пишем о психологической совместимости людей. А здесь вроде бы возникает новая тема. Психологическая совместимость человека и машины. Возможна ли она? Не похож ли человек в чем-то на машину? Известный французский философ XVIII в. Жюльен Ламетри полагал, что человеческий организм — это не что иное, как самозаводящаяся машина, подобная часовому механизму. Эти мысли он изложил в работе «Человек-машина».

У известного философа XVII в. Рене Декарта спросили: могут ли часы родить? Мыслитель полагал, что, пожалуй, не могут. А вот английский писатель XIX в. Сэмюэл Батлер не согласился с Декартом. Механизм можно сделать столь сложным, что у него появится маленький двойник.

Если человек — не животное, то, может быть, это просто машина?.. Генрих Гейне рассказывает о том, как некий англичанин изобрел механизм, который в точности копировал человека. Эта машина все время приставала к хозяину: «Дай мне душу!» Но этой истинно человеческой детали изобретатель смастерить не мог…

Тем не менее многие специалисты продолжают сравнивать человека с машиной. Они, в частности, утверждают, что наша нервная система — прекрасный аналог совершенной машины. Можно, например, усовершенствовать робота до такой степени, что он ничем не будет отличаться от биологического двойника. При этом, разумеется, нередко уточняют: если человек — это машина, то, по-видимому, особая, не во всем похожая на механизмы. Ведь она умеет мыслить, страдать…