По головам - Джордж МакМаннан

– Третий! – раздался в казарме чей-то голос.

Кто произнес, Кривошеев не заметил. Он встал вслед за остальными офицерами и, как того требовали неписаные правила, принятые всеми военными Союза, чуть пролив на стол самогонки, не чокаясь, выпил до дна полный стакан.

«Третий!» – и на лицо Кривошеева легла тень досады, ведь он так и не приблизился к ответу в поиске «крота».

«Прокололся», – корил он сам себя, бегло пробежавшись по лицам присутствующих в робкой надежде заметить то, что ранее упустил.

Но ничего: всё те же, правда уже изрядно хмельные, лица офицеров Советской Армии разных мастей и должностей.

– М-да, – Кривошеев встал из-за стола, пробираясь к выходу.

Ночь выдалась на редкость тихой и спокойной. Лёгкий ветерок принёс вперемешку с пылью и успокаивающую прохладу, о которой так мечтаешь днём, сидя в душной палатке, или того хуже, находясь под прямыми палящими лучами солнца.

Кривошеев вдохнул полной грудью веющий живительной прохладой ночной воздух.

На душе было тяжело.

С момента исчезновения отряда разведчиков прошло чуть больше месяца, и время безвозвратно уходило, разбивая даже идеалистические надежды на возможность спасения хотя бы кого-то из пропавших бойцов. А Кривошеев смог всего лишь очертить круг лиц из тех десяти офицеров, кто потенциально мог знать о выходе отряда и сдать информацию афганским моджахедам. Но кто среди них был предателем, он по-прежнему не знал.

Результат, мягко говоря, не «ахти», если учесть, что на кону стояли жизни.

На улицу вышел начальник продовольственного склада и, будучи не совсем трезвым, с трудом опустился на стоявшую у палатки скамейку рядом с Кривошеевым.

Капитан что-то начал рассказывать Кривошееву, фамильярно хлопнув его по плечу, на что тот не обратил внимания, как и не обратил внимания на всё то, что нес начальник продсклада, смачно сдабривая рассказ резким алкогольным эхом от выпитой самогонки.

Закурил.

Кривошеев поморщился, так как не курил и не переносил табачный дым, но промолчал.

Минут через десять начальник продсклада ушёл, и в воцарившейся тишине Кривошеев снова погрузился в размышления, но, как оказалось, ненадолго. Его размышления прервал неожиданно появившийся Рустам Киреев.

– О чем задумался, дорогой?

Рустам нравился капитану: честный, открытый, не переносящий лжи и лукавства. И с ним всегда приятно поговорить о службе, о жизни и о женщинах.

– Позволишь присесть? – спросил он у Кривошеева.

– Конечно, Рустам. – Константин пригласил его присесть рядом.

– Я не знаю, чем обеспокоен твой разум и сердце, – словно восточный мудрец произнес он, – но вижу, это вызывает у тебя печаль и тревогу.

– Проницателен, – сухо ответил Кривошеев. – Только не так всё красиво в действительности, как на словах.

Киреев понимающе кивнул.

– Обрати взор внутрь себя и найдёшь ответ.

– Восточная мудрость? – в шутку съязвил Кривошеев.

– Нет, – ответил Киреев, вставая со скамейки. – Ницше.

– Эй! – окликнул Рустама Кривошеев. – До дороги в Рай мне ещё сколько?

– Ты близок, капитан, – не оборачиваясь, ответил Киреев. – Сам не осознаешь, как ты близок.

Глава: 1982 год (часть II)

ПВД 180-й мотострелковой роты, незадолго до спецоперации

Командир отдельного разведывательно-диверсионного отряда ГРУ старший сержант Михаил Архангельский, сидя на импровизированной трибуне, наблюдал со стороны за дракой двух сцепившихся на спортивной площадке солдат, один из которых был бойцом его подразделения. Он всегда считал, что вмешиваться в разгоревшийся между двумя мужчинами конфликт, который привел к выяснению отношений с помощью силы, ни в коем случае нельзя. Всё должно силой и закончиться, где непременно должны быть победитель и проигравший. А если расцепить, то это лишь усугубит положение и может привести к куда более плачевным последствиям, например, мести, устроенной «втёмную».

Вот Архангельский и не вмешивался, ожидая, кто выйдет победителем.

– Что тут, Ара? – подсел к Архангельскому его заместитель.

– Да Рысь сцепился с кем-то из мотострелков, – безразлично ответил Архангельский.

– Снова Рысь, – недовольно пробормотал в ответ заместитель. – Не пробовал расцепить?

Архангельский отрицательно помотал головой.

– Мне в своё время батя сказал, что дерущихся разнимать нельзя ни в коем случае.

Вокруг сцепившихся драчунов сомкнулся круг из солдат, которые находились в это время на спортивной площадке. Они с азартом скандировали имена дерущихся солдат.

– Это может плохо закончиться, – указывая на сомкнувшийся круг, сказал замком отряда.

– Мы разведчики, Лис, – Архангельский махнул рукой в сторону дерущихся и поднялся с импровизированной трибуны. – Что может быть ещё хуже этого?

Замком отряда никогда не понимал командира Архангельского. При всей нелюбви к разведывательно-диверсионным подразделениям он не только не стремился покинуть отряд, но и каждый раз рвался в очередные задания, порой казавшиеся настолько авантюрными, что место им было на страницах романа, а не в реальной жизни.

– Ты пессимист, Ара, – бросил Лис в спину командиру, удалявшемуся неспешной походкой в сторону штаба.

– Как всё закончится, – не оборачиваясь, сказал Архангельский, – отправишь Рысь на чистку оружия. А если проиграет, то плюс три наряда вне очереди по кухне.

Как-то после очередного задания, разобрав оружие и почистив обмундирование, Лис спросил Ару, почему он при всей откровенной нелюбви к разведке продолжает служить. Архангельский ответил не сразу, призадумался. Но ответ Лис запомнил: «Ты не прав, я не просто не люблю разведку. Я её просто ненавижу».

А вот почему, он так и не сказал.

Ломая голову над этим парадоксом Архангельского, Лис провел много бессонных ночей, выискивая причины такого отношения, но так и не нашел, засомневавшись, что когда-нибудь вообще сможет.

Толкнув хлипкую дверь штаба 180-й мотострелковой роты, Архангельский неспешным шагом направился к узлу шифрованной радиосвязи.

– Товарищ сержант! – кто-то надменно-властным голосом в спину окликнул Архангельского.

Он обернулся. Перед ним стоял аккуратный, одетый в чисто выглаженную форму начальник комендатуры пункта временной дислокации майор Максимов.

– Что вы себе позволяете? – медленно произнес Максимов, осматривая старшего сержанта Архангельского, облаченного в пыльный камуфляж пустынной расцветки.

– Что? – безразлично вопросом на вопрос ответил Архангельский, чем взвинтил коменданта.

– Мало того, что появляетесь в штабе, так ещё и хамите! – гневно брызжа слюной, почти кричал майор. – Гауптвахта по вам плачет!

Архангельский бегло заглянул в коридор: на крики никто не сбежался, предпочитая не встревать, дабы не попасть под горячий комендантский гнев, что оказалось для Ары весьма кстати. Подойдя почти вплотную к майору Максимову, он собрался хорошенько поддать тому по печени, чтобы урезонить, когда из двери узла связи выскочил радист с ошалевшими от страха глазами.

– Товарищ старший сержант, – выпалил он, – где вы ходите? Вас уже как две минуты требуют!

Молча развернувшись, Архангельский направился на узел связи, оставив ничего не понимающего коменданта в коридоре.

– Это Ара, на связи, – сказал Архангельский в трубку телефона оперативной шифрованной связи.

– Здравствуй, Ара. Это капитан Кривошеев, – услышал он в ответ хриплый, едва различимый голос человека на том конце провода, – слушай новые вводные: готовьтесь выдвигаться. Срок на подготовку – два дня. Остальное по плану, без изменений. Понял меня?

– Да, товарищ капитан, – ответил Архангельский.

– С Богом, старший сержант!

И в сердце Архангельского ёкнуло недоброе предчувствие.

Где-то на территории Республики Афганистан

В глаза ударил яркий свет, практически ослепивший Архангельского. Он инстинктивно зажмурил глаза, дополнительно заслонив их от солнца рукой. Тычок в спину прикладом автомата, и покрытую множеством синяков и ушибов спину пронзила тупая боль. Архангельский, запутавшись в ногах, чуть не повалился на каменистую землю. Он поморщился, плотно стиснув зубы и не издав при этом ни единого звука.

Сколько времени Архангельский провел в затхлом сыром подвале одного из домов неизвестного селения моджахедов, которых в горах раскинулось великое множество, он не знал. Попытка определить время, понятное дело, провалилась. Вернее, он отказался от этой затеи сразу: в подвале он не видел ни восходов, ни закатов. Стоял только пропитанный сыростью мрак, отдававшийся в голове зловониями испражнений, что пропитали воздух этого небольшого помещения.

– Шагай, русская свинья! – бросил на фарси в спину Архангельскому один из конвоиров-моджахедов, ткнув в спину дулом автомата и издав звуки стрельбы, наподобие тех, которые кричат играющие в «войну» мальчишки, – «тра-та-та-та-та».