Рука майора Громова - Михаил Бойков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне хотелось бы говорить с ними наедине, — возразил Холмин.
— А мне желательно наоборот, — сказал энкаведист. — Поелику это есть мои последственники и должон же я ведать, об чем они ныне трепаться станут.
Холмин пожал плечами.
— Если вы настаиваете, то — пожалуйста. Пойдем вместе. Только я прошу вас не мешать мне при допросе.
— Прощу не сумлеваться. Я без никаких помех… Токмо послушаю ихнюю трепню, — заверил его Шелудяк…
Трое заключенных, признавшихся в том, что, будто бы, они были «рукой майора Громова», содержались в одиночных камерах. Шелудяк предложил было вызвать их всех на допрос в отдел НКВД, но Холмин не согласился.
— Я хочу говорить с ними в относительно спокойной для них обстановке, а не там, где их катали на конвейере. — заявил он. — В отделе они, с перепугу, такое наплести могут, что потом в этой следственной фантастике и не разберешься…
В Первой камере, куда тюремный надзиратель привел Шелудяка и Холмина, находился приятель убитого управдома. — сапожник Ищенко. Камера представляла собою каменный мешок с площадью пола в полтора метра длиною и около метра шириною. Окна здесь не было, но под потолком тускло светила 15-свечевая электрическая лампочка, прикрытая железной сеткою. В углу, у порога чернела дыра канализации, а над нею, в двери, поблескивал глазок для надзирателей. Кроме этого, были в камере каменные стены, грязный цементный пол да измученный на допросах, запуганный и обезволенный человек.
Когда Холмин и Шелудяк вошли в камеру, он попятился от них, вжался спиной в угол и вытянул вперед руки для защиты. Присмотревшись к нему, Холмин без труда определил, что его недавно и, пожалуй, продолжительное время «катали на конвейере». Лица у него, собственно, не было. Вместо лица была бурая маска из запекшейся крови, изрезанная ссадинами, шрамами и царапинами. Свежие шрамы и ссадины покрывали и его руки и виднелись изо всех прорех рваной рубашки и штанов: волосы на голове от запекшейся крови слиплись и свалялись в бурый колтун.
Этот человек был избит, так сказать, сплошь; палачи не оставили на его теле ни одного живого места.
В тюрьме Холмин насмотрелся на многое, но человека, измученного и избитого до такой степени, видел впервые. Его сердце дрогнуло и учащенно забилось от острой жалости к этому мученику и злобы к его мучителям. Один из таких мучителей стоял рядом и Холмин с трудом удерживался от соблазна дать оплеуху его вытянутой вперед физиономии.
Указывая на заключенного и стараясь говорить спокойно, Холмин спросил Шелудяка:
— Ваша работа?
Тот ответил ухмыляясь:
— Почто моя? У нас на сей предмет теломеханики насобачены. Про то вы, товарищ агент, сами ведаете.
— Но допрашивали его под вашим руководством?
— А уж это само собой. Расписали сего гада по моим указаниям.
— И чего этим добились?
— Чистосердечное признание из него выбил. Свое согласие под следственным протоколом, с покаянием вкупе, он подписал.
— А какая от этого польза делу?
— Может и достигнем пользы. «Рука майора Громова», может, еще и обнаружится.
— Ждите. При ваших методах следствия обнаружится. Аж два раза.
— Всяко бывает, товарищ агент.
С досадой отмахнувшись от него рукой, Холмин обратился к заключенному:
— Послушайте, Ищенко. Никакого зла я вам сделать не собираюсь. Мне нужно установить только правду. Скажите откровенно, что вы знаете о «руке майора Громова»?
Из груди заключенного вырвался хриплый вопль:
— Ничего я не знаю, гражданин следователь! Как перед Богом говорю! И управдома Сидора Лукича не убивал. И записки не писал, поскольку малограмотный. На бумаге я свою фамелию еле-еле изображаю. А больше ничего.
— Как ничего? — подскочил к нему Шелудяк, — А признание ты своим языком высказал? Протокол своими перстами подписал? А ныне на попятный? Возжелал конвейерного катания заново?
Заключений втянул голову в плечи и заговорил умоляюще:
— Не надо меня на этот… ваш конвейер. И так трое суток мучили. Я, ежели вам желательно, не отрицаю. И управдома, Сидора Лукича, убил и записки писал, хотя и малограмотный. Ничего не отрицаю…
— С меня хватит. Пойдем отсюда, — сказал Холмин Шелудяку.
Они вышли в коридор.
— Кому, на, сей раз, допрос вчинять будем? Заведующему гостиницей либо ее коридорному? А то, может, громовской дочке? — спросил Шелудяк.
— На сей раз никому, — раздраженно ответил Холмин.
— Почто так? — удивился энкаведист.
— Вы меня извините, гражданин заместитель начальника отдела, — сказал Холмин, — но я не привык работать с хвостами.
— С какими хвостами?!
— С такими, которые тащатся по моим пяткам, пугают подследственных, грозят им конвейером и вообще страшно мешают всей моей работе.
— Это, значит, вы про меня произнесите всуе подобные словеса?
— Про вас. Вы мне мешаете.
— А ежели я хочу через вас подковаться по уголовщине?
— Это можно устроить в свободное от работы время. Если хотите, я буду вам читать небольшие лекции по криминалистике.
— Сие меня не устраивает. Мне желательна практика, — заявил Шелудяк.
Холмин потерял терпение.
— Гражданин капитан! Мы с вами не сработаемся. Поэтому интересующих меня подследственников я буду допрашивать одни.
— Я сего не допущу! — визгливо крикнул Шелудяк и, обратившись к топтавшемуся возле них и испуганно моргавшему глазами надзирателю, приказал:
— Воспрещаю пускать его в камеры!
— Слушаюсь! — вытянулся надзиратель.
— Вот как? — зло сказал Холмин. — Тогда я сейчас же пойду к Бадмаеву и буду просить у него помощи.
Тоненько хихикая, Шелудяк злорадно произнес:
— Сумлеваюсь чтоб. Из сего узилища вас не выпустят без пропуска. А он у меня. Так что будете тут сидеть, дондеже не посинеете.
— Пожалуйста. С удовольствием! — воскликнул вконец обозленный Холмин и демонстративно уселся на скамейку надзирателя, стоявшую в коридоре.
Шелудяк удалился, хихикая. Холмин скрестил на груди руки, вытянул ноги к противоположной стене коридора и погрузился в размышления. Навязанное ему следствие по «делу о руке майора Громова» началось чрезвычайно глупо. А как оно кончится? И вообще, что это за таинственная рука, напоминающая заграничный кино-фильм. И почему капитан Шелудяк старается помешать расследованию? Что если это не спроста и не по глупости? Шелудяк, кажется, хитрая бестия…
Размышления Холмина прервал подошедший к нему надзиратель.
— Начальник отдела НКВД, майор Бадмаев, вас к себе требует. Звонил по телефону.
— А пропуск? — спросил Холмин.
— Приказано без пропуска выпустить…
Из тюрьмы Холмин вышел со вздохом облегчения. Он был рад, что его заключение в тюремном коридоре кончилось так быстро и благополучно.
Глава 7
Какой-то военный
Бадмаев встретил Холмина вопросом:
— Ну, удалось вам узнать что-нибудь о «руке майора Громова»?
Холмин отрицательно и очень решительно тряхнул головой.
— Нет, гражданин начальник отдела. Не удалось и не удастся.
В узких глазах энкаведиста мелькнула тень удивления.
— Что это вы сегодня так упаднически настроены? — спросил он. — Вчера у вас было совсем другое настроение.
— Мне испортили это настроение, гражданин начальник, — возбужденно заговорил Холмин, — с первых же шагов мешают работать. Выдумывают всякие тормоза.
— Кто?
— Ваш заместитель — капитан Шелудяк. Вчера он пытался посадить, меня в одиночку, а затем приставил ко мне конвоира. Сегодня, как хвост, увязался за мной в тюрьму и приказал не выпускать меня оттуда.
— Я уже дал ему нагоняй за то, что он оставил вас в тюрьме, — сказал Бадмаев.
— Вообще, гражданин начальник, — горячился Холмин, — я прошу вас избавить меня от всяких хвостов и предоставить мне свободу действий. Ни один сыщик никогда не работал и не сможет работать в тех условиях, какие были у меня вчера и сегодня утром. Дайте мне возможность работать самостоятельно или отправьте обратно в камеру.
Бадмаев мотнул на него своим вдавленным подбородком.
— Хорошо, я распоряжусь, чтоб вам не мешали. Что вам нужно для работы сейчас?
— Прежде всего пропуск в камеры, где содержатся директор гостиницы, коридорный и Ольга Громова.
— Я позвоню в комендатуру. Еще что?
— У меня совсем нет денег. Не только на еду, но даже на трамвайный билет.
— Я распоряжусь. В комендатуре вы получите удостоверение агента и, на первое время 500 рублей. Проезд по нашему удостоверению всюду бесплатный. Питаться будете в нашем буфете, тоже бесплатно.
Бадмаев окинул его критическим взглядом.
— В тюрьме вы порядком обтрепались. Комендатура выдаст вам ордер в закрытый распределитель. Там выберете себе костюм, рубашку ботинки и всякую мелочь, какая вам потребуется. Что ещё?