Fuck It. Послать все на ... или Парадоксальный путь к успеху и процветанию - Джон Паркин

Жизнь проходит как миг. Тех, кто жил на этой планете сто лет назад, на сей момент осталось совсем немного. Точно так же и вы покинете этот мир (относительно) скоро.

Итак, даже при самом поверхностном взгляде на пространственный и временной контекст нашей жизни мы сами оказываемся совсем незначительными. Когда Панорамная Машина возносит нас так высоко над лесом, что мы забываем даже о значении самого этого слова, мы видим одинокий движущийся огонек.

Маленький нежный огонек. Он — прекрасен, этот заблудившийся в космическом пространстве светлячок. А здесь, на Земле, светлячок живет всего лишь одну ночь. Он излучает волшебный свет, а потом умирает.

Оказавшись наверху, в своих Панорамных Машинах, мы осознаем, что наша жизнь ничем не отличается от жизни светлячка. Только наш воздух наполнен 6,5 млрд светлячков. Они всего на одну ночь загораются прекрасным светом, а потом — уходят.

Так пусть все идет на… ведь надо же гореть ПО-НАСТОЯЩЕМУ!

Ну вот… Вы почувствовали? Вы на мгновение почувствовали вкус свободы. Иногда он очень быстро проходит, но забыть его невозможно.

Лично я всегда ощущал его в процессе размышлений о полной бессмысленности своего существования. Это очень «вкусная» волна свободы: если моя жизнь значит так мало, то пусть все идет на… и можно просто оторваться на полную и вволю повеселиться.

Что происходит, когда нас окончательно одолевают смыслы

Сейчас мы загоним Панорамную Машину так высоко в небо, что она просто растворится как сахар в чашке горячего чая.

С вами этого может не случиться, но иногда жизнь разбивается вдребезги.

Все это выглядит как живописная авария из кинотриллеров эпохи 1970-х гг. Автомобиль, не сворачивая, пробивает ограждение, за которым оказывается самый крутой обрыв на свете, потом машина бьется об камни и сплющивается, а затем кувыркается по склону, разваливаясь на мелкие кусочки, и падает на дно каньона грудой искореженного металла. За этим следует пауза. А потом машина взрывается.

Причиной всему этому может послужить одна из очень важных вещей, о которых мы говорили ранее. Как правило, одна из тех, которые позволяют нам заглянуть далеко в будущее. Но это вовсе не обязательно должно служить причиной жизненной катастрофы. Люди сохраняли самообладание даже перед лицом самых невероятных испытаний и трагедий. Но жизнь, как правило, реально рушится, когда то, чему люди придают слишком большое значение, оказывается совершенно неправильным.

Жизнь может разбиться вдребезги и без какой-либо видимой причины.

Когда жизнь разваливается, вы и все окружающие понимаете, что это произошло. Это — не урок на будущее. Это — вообще не урок. Это — глубокая мрачная бездна отчаяния, когда люди думают, что они уже вот-вот окажутся на дне, и не прекращают падения.

Несколько лет назад я сам испытал нечто вроде такой катастрофы. Я не то чтобы разбился, кувыркаясь по каменистому склону, а скорее просто серьезно покалечился. Но последствия были из тех, что позволяют мануальному терапевту оплачивать за ваш счет по крайней мере один день учебы своих детей в частной школе еженедельно.

Сейчас я опишу мизансцену этой обыденной коллизии. Мы уже несколько месяцев беззаботно колесили по Европе в своем мобильном доме. Лето казалось бесконечным. Особенно если учесть, что уже заканчивался октябрь, а мы все еще валялись на пляже и купались в Адриатике, на южном берегу Италии. Но пришло время возвращаться в Лондон и зарабатывать деньги на следующее путешествие (когда бы оно ни случилось).

Мы вернулись в Лондон 5 ноября. Обычно этот день служит поводом для некоторого возбуждения, если учитывать перспективу динамитных взрывов, возможности написать свое имя фейерверками и застрявшей между зубами фольги от запеченной в мундире картошки. Но всего за три дня мы переместились из солнца, моря и прибоя в мрак, сырость и серость Белхэмских улиц. Все это плюс необходимость работать и стремительное ухудшение здоровья ввергли меня в серьезную депрессию.

На следующий вечер, когда мы спорили о том, как перетащить какую-то идиотскую раскладную кровать из кэмпера в наш новый дом (крошечную квартирку на Белхэм-Хай-Роуд), я сломался. Я проехал с этим прицепом поперек улицы, а потом остановился так, что половина кэмпера оказалась на тротуаре, а половина — на полосе движения. Потом я просто вылез из машины, пошел и улегся в сточную канаву. Если учитывать ежечасный уровень осадков в виде дождя, то канава была больше похожа на реку. Я лег в нее, свернулся как ребенок и начал выть.

Это стало кульминацией всей недели.

Впервые в жизни я потерял всякое ощущение смысла. Я ненавидел жизнь. Каждое ее мгновение было для меня болезненным. Обычно, когда у тебя что-нибудь болит, можно как-то избавиться от этой боли. Даже если для этого надо принять очень сильные обезболивающие препараты. Но проснувшаяся во мне ужасная правда гласила, что от этой боли я убежать не смогу, потому что она была просто страданием от самой жизни.

Ну, конечно, был способ избавиться и от этой боли… просто прекратив жить. Но хотя я и понимал, как человек может совершить самоубийство, серьезно такой вариант не рассматривал.

Моя вторая половина очень поддерживала меня, но помочь мне было решительно невозможно. Мы вместе отправились на психологический тренинг. Она уверила меня, что там я окажусь в «безопасном пространстве», где смогу быть собой, и люди смогут меня выслушать. Когда мы ехали в метро к расположенному в северном Лондоне месту проведения тренингов, я вдруг почувствовал в себе нечто, чего не ощущал никогда до этого. Я понял, что мне бесконечно плохо… что меня почти ничто не волнует… и мне действительно безразлично, что обо мне могут подумать окружающие. Это было удивительное чувство. Я повесил голову, иногда плакал, и мне было совершенно все равно, что думают обо мне остальные пассажиры.

Когда мы приехали в комфортабельный дом в северном Лондоне, чтобы присоединиться к группе, я понял, что мне абсолютно по барабану, что думают обо мне и эти предельно вежливые люди. Для человека, которого всегда реально волновало отношение окружающих, это было в новинку… ведь всю свою жизнь я очень сильно беспокоился, как выгляжу в глазах людей.

Поэтому я воспользовался этим безопасным терапевтическим пространством на полную катушку. Во время традиционного этапа, когда все делятся друг с другом своими проблемами, некоторые полностью раскрывались и немного плакали. Все остальные сочувствовали им и обнимали за плечи. Раньше, принимая участие в подобных тренингах, я тоже мог всплакнуть, и все сопереживали мне, видели во мне мужчину, по-настоящему соприкоснувшегося со своей женской сущностью, и обнимали за плечи, чтобы поддержать.

Но здесь я болтал как малое дитя и не позволял никому к себе прикасаться. Ведь ничто не поможет… Я находился в самом центре чудесного терапевтического экзерсиса, который должен был оказаться для меня по-настоящему действенным. Но и после него я оставался все в том же пустом, мертвом и сером пространстве, где был раньше. Тогда я понял кое-что о психотерапевтических группах: глубина терпения в отношении попавших в сложную ситуацию людей не бесконечна… особенно если терапевтические методы не приносят видимых результатов. Людей реально раздражала моя беспросветная депрессия. А мне и на это тоже было наплевать…

До сих пор помню новое ощущение, которое я испытал в тот день. В бездне темного отчаяния, порождаемого болью от самой жизни, я почувствовал появление нового, доселе неведомого мне ощущения свободы. Это была свобода полной бессмысленности. В своем нигилистском мраке я просто посылал на… все сущее.

Мрачная туча прошла, и я медленно вернулся к «нормальному» взгляду на жизнь. Но что-то во мне все-таки осталось: ощущение, что вещи не настолько значимы, как казалось раньше. Или скорее, что я безвозвратно утерял чувство того, что все имеет чертовски большое значение…

В последующие годы я читал очень много духовной литературы. Вернее, я только ее и читал. Я прочел все, что смог найти по даосизму, буддизму, шаманизму… и всей палитре духовных учений в стиле нью-эйдж. Я прочел все работы наиболее влиятельных современных учителей. В процессе чтения я начал замечать одну особенность: многие из этих учителей рассказывали свои личные истории, и истории эти были очень похожи… все они были о катастрофах, через которые им пришлось пройти в своей жизни.

Итак, на сцену приглашаются Брэндон Бэйс (Brandon Bays), Экхарт Толле (Eckhart Tolle) и Байрон Кэти (Byron Katie).

Брэндон Бэйс, проработав долгие годы в области целительства, была уничтожена новостью о наличии у нее крупной опухоли. Но ей удалось поразить всех и очень быстро самостоятельно вылечиться. Но 28 месяцев спустя ее постигла целая серия других ужасных неприятностей. Дотла сгорел ее прекрасный дом в Малибу. Потом налоговая служба отобрала у нее весь доход, и она осталась без единого гроша. Затем горячо любимая дочь и «духовная единомышленница» Келли написала ей письмо, в котором объявила, что не хочет больше иметь с ней ничего общего. И, наконец, муж рассказал ей, что у него серьезный роман с другой женщиной. Бабах!