Фишки нА стол ! - И Собецкий

Любимой присловкой Жбана была: "Херня - раскроем. Не раскроем - откажем". Отказать в нашем случае при всем мастерстве Жбана представлялось затруднительным, так что, судя по всему, придется раскрывать, причем раскрывать силами отделения. Была еще надежда на некую помощь "убойного" отдела МУРа, но основную работу предстояло совершить нашим сыщикам. Эту мысль зам по розыску и постарался довести до подчиненных.

- Подведем итоги, - стал закруглять разговор Хусаинов. - Версии нет, поэтому будем копать по связям убитого. Первая связь - спекуляция, вторая - по женской линии, третья - что касается мошенничества с абитуриентами. Политическую версию, конечно, серьезно рассматривать нельзя, но для начальства придется. Поэтому ее я возьму себе. Спекулянтов поручим Кулиничу, любовницу Шпагину, абитуру - Муравьеву. - И, повышая голос, так как все трое немедленно начали роптать, закончил совещание. - Все ясно, вопросов нет, по местам!

Плетясь к себе в кабинет, Кулинич углубился в раздумья. Но размышлял он не о том, как лучше взяться за порученное направление, а о том, что на него, как всегда, повесили самое трудное. Дойдя до кабинета и посидев там еще немного с этой грустной мыслью, он решил, что пора пообедать, а потом можно и браться за дело.

Возвращаясь из закусочной и проходя мимо двери штаба оперотряда, Кулинич вспомнил, что Крот последнее время, кажется, занимался спекулянтами, и у него можно было бы получить первичную информацию.

Крот, то есть Кротов числился в отделении внештатником. Кличку он получил не столько из-за фамилии, сколько из-за своей тяги к сыскной работе. Начинал он в оперотряде, где вследствие своей активности быстро стал членом штаба и из-за нее же быстро вылетел, поскольку комсомольское начальство слишком рьяных не любило. В вину ему поставили то, что он завел в штабе картотеку на студентов, куда заносил не только задержанных, но и всех потенциальных, по его мнению, нарушителей, к коим причислял процентов девяносто студентов. Картотека эта (сразу же прозванная "крототекой") была организована по всем канонам оперативного учета. Для облегчения поиска каждая карточка имела на торце цветную метку в соответствии с категорией потенциального или действительного нарушителя: хулиганы отмечались черным цветом, бляди - желтым, пьяницы зеленым, диссиденты - розовым и так далее. Через некоторое время грянул скандал. Комсомольское начальство усмотрело в ведении такого учета нарушение соцзаконности. Крот тщетно пытался оправдаться, ссылаясь на гласность и Конституцию. Крототека была запрещена, а ее создатель исключен из отряда со строгим выговором по комсомольской линии.

После этого Крот пошел к начальнику отделения, и тот с готовностью взял его под свою опеку. Правда, затем Валентинов не раз раскаивался, что выдал ему удостовернение внештатника. Каждый раз, когда помощник прокурора вызывала начальника на ковер по очередной жалобе, Валентинов уверял, что Кротов - его единственная и преступная ошибка, и что он немедленно примет меры. Пару раз, вернувшись после таких разборок, начальник действительно изымал у Крота удостоверение, но всякий раз к концу квартала его приходилось возвращать: Крот обладал редкой способностью лепить добротные уголовные дела буквально из воздуха. Результаты работы отделения оценивались по количеству "палочек" и "галочек", и на этих весах пять изготовленных Кротом мелочевок ценились соответственно в пять раз выше одного раскрытого под руководством Валентинова убийства.

Крот сманил из оперотряда еще нескольких ребят, уставших от руководящего комсомольского влияния. Этим он страшно рассердил командира оперотряда Костю Побелкина, в одночасье лишившегося наиболее активных работников. Побелкин то и дело писал на Крота кляузы в партком и деканат, правда, упоминать при этом Валентинова все же не рисковал. Он поднимал страшный шум из-за всяких мелочей, вроде самодельного микрофона под столом секретаря Приемной комиссии или поддатого члена парткома Университета, который по пути в милицию в сопровождении Крота случайно ударился лицом о косяк двери (судя по лицу, не меньше десяти раз). Секретарь парткома, однако, уже уладил с начальником отделения эту историю к обоюдному согласию сторон и договариваться еще и с Побелкиным не собирался. Поэтому Костя лишь время от времени безрезультатно пытался поймать Крота на чем-нибудь абсолютно незаконном, а также строго запретил пускать возмутителя спокойствия в штаб оперотряда.

Здесь, в штабе его легче всего было застать. Вот и сейчас Кулинич, заглянув внутрь, увидел Крота, забивающим "козла" с окодовцами. Присев рядом, опер взял фишки и завел разговор. Подведя к интересующей теме, он попросил Крота сориентировать его в мире университетских спекулянтов.

Мира спекулянтов как такового в Университете не оказалось в силу того, что, по словам Крота, спекулировали здесь все.

В 206-м отделении милиции, как и в других, имелась группа угрозыска и паспортный стол. Представительств же других милицейских служб, в том числе БХСС, отделению не полагалось. Бэхаэсэсники из района если и заглядывали в Университет, то крайне редко, так что спекулянты чувствовали себя здесь достаточно вольготно. Пустующую экологическую нишу в отделении заполнял, по мере своих возможностей, Крот, исполняя роль местной службы БХСС.

Крот с готовностью согласился поделиться своими знаниями и под стук костяшек и возгласы "А мы поперек!", "Приплыла!" и "Считайте фишки!" он прочел вводную лекцию на тему "Спекуляция и черный рынок в Университете".

Черный рынок в Университете был особенным, не похожим на тот, что функционировал на всей остальной территории страны, хотя и столь же черным. Во-первых, движение товаров здесь не подчинялось нормальным рыночным или хотя бы базарным (ибо в нашей стране пока не рынок, а базар) законам. В то время, как везде поток товаров, поступая от производителей (либо расхитителей) к оптовикам, далее дробился, переходя к более мелким спекулянтам, и от них уже попадал к потребителям, в Университете путь обычных в общем-то товаров бывал порой весьма причудлив. Отдельные оптовые торговцы доставляли в общежитие крупные партии дефицитных вещей, и сюда же стекались более мелкие, закупленные в торговой сети и у тех же спекулянтов. Лишь немногие товары находили в Университете своего потребителя. Большей частью они перепродавались по нескольку раз среди студентов как партиями, так и поштучно, естественно, цена каждый раз возрастала. Покрутившись так некоторое время, товар уходил обратно к московским спекулянтам или в другие города. Получившаяся в результате каша не подчинялась никаким экономическим закономерностям, но позволяла почти каждому студенту получить каким-то образом небольшой доход.

Во-вторых, университетский рынок, в отличие от городского, имел, так сказать, заочный характер. Никто не стоял с товаром в руках, не ставил лотков и не открывал ларьков. Все сделки заключались посредством объявлений, под которые были отведены десятка два больших стендов в разных корпусах. Объявлений громоздились тысячи и тысячи, их постоянно растущие напластования среди роящихся вокруг студентов чем-то напоминали пчелиные соты. Бумажный слой был таков, что если Кроту требовалось, к примеру, изъять интересующее его объявление, он просто втыкал под него ножик и, подрезав снизу, выдирал вместе с сантиметровой толщины куском более ранних наслоений. Образовавшаяся рана моментально зарастала новыми бумажками. Практически все объявления были анонимными. Свой телефон или номер комнаты на них писали покупатели, а продавцы обращались к ним самое большее через полдня. Подобная традиция возникла из опасений спекулянтов; таким манером они надеялись сохранить анонимность и уберечься от милиции. Против милиции это, возможно, и помогало бы, если б та вздумала ловить университетских мелких спекулянтов. Но молодым росткам рыночной экономики противостоял Крот, а от него никакие уловки не спасали!

За всеми этими разговорами Кулинич, не уделяя достаточно внимания игре, два раза остался козлом. Уходить побежденным он посчитал оскорбительным для чести мундира и поэтому задержался еще, чтобы преподать урок дружинникам. В паре с Кротом взяв реванш и в довершение навесив соперникам "яйца", он заметил, что времени уже "ого-го", и пора бы действительно взяться за спекулянтов.

Тяжко вздохнув, опер уже хотел идти, но тут оказалось, что ближайший спекулянт фактически у него в руках. Ребята собрались на операцию. Накануне Крот договорился по телефону с неким Андреем о покупке у него наручных часов по явно завышенной цене, и сейчас собирался взять этого Андрея и пустить его по административке за "незаконную продажу по ценам, превышающим...". Как понял Кулинич, это была уже отработаная процедура: подставной покупатель задержание - протокол - статья 1502 - судья - штраф с конфискацией. Отделению регулярно сыпались "палочки", а Крот тренировал своих ребят для более серьезных дел.