Белое золото, черная смерть - Честер Хаймз

— Отпустим нашего собрата, — сказал Гробовщик. — Ему пора.

Могильщик записал официальный адрес О'Мэлли, который и без того знал, и в завершение допроса спросил вербовщика:

— В каких отношениях вы находились с мистером Мишо и возглавляемым им движением «Назад в Африку»?

— Ни в каких. Преподобному О'Мэлли не было необходимости с ними сотрудничать. Он сильно недолюбливал Луиса Мишо. Я не уверен, что он вообще с ним хоть раз говорил.

— А тебе не пришло в голову, что все наоборот — что Мишо не желал иметь ничего общего с О'Мэлли? Ты не подумал, что он мог знать об О'Мэлли нечто такое, что заставило его не доверять О'Мэлли?

— Вряд ли, — возразил Билл Девис. — С какой стати ему не доверять О'Мэлли? Я думаю, он просто ему завидовал. Преподобный О'Мэлли считал, что организация Мишо слишком медлит. Нам надоело ждать, мы ждали слишком долго.

— И ты тоже собирался вернуться в Африку?

— Да, и по-прежнему собираюсь. Главное, вернуть назад деньги. Вы нам поможете их вернуть?

— Если не сможем, сын, то поднимем такой скандал, что они нас всех отправят в Африку.

— И совершенно бесплатно, — буркнул Гробовщик.

Молодой человек выразил благодарность и побрел к своим собратьям, стоявшим под дождем.

— Что скажешь, Эд? — спросил Могильщик.

— Синдикат тут ни при чем, по крайней мере преступный синдикат.

— А какие еще существуют синдикаты?

— Откуда мне знать? Я не ФБР.

Некоторое время они молчали. Дождь лил как из ведра, а они думали о восьмидесяти семи тысячах, о семьях, что поставили свои кровные деньги на мечту. Эти деньги им достались нелегко. Многие копили их всю жизнь. Многие зарабатывали их тяжким трудом, черной работой. Никто не мог позволить выбросить их коту под хвост.

Гробовщик и Могильщик не считали этих людей простофилями. Они прекрасно их понимали. Эти люди хотели обрести дом — точно так же, как американские отцы-основатели. Гарлем был городом бездомных. Те, кто здесь жил, покинули Юг, потому что Юг не был их домом. Одних отправили на север южане в отместку за введение законов о десегрегации. Другие же уехали сами, надеясь, что на севере будет лучше. Но и там они не обрели родины. Тогда они стали с надеждой смотреть за океан, на Африку, где черные были сами себе хозяева. Африка стала для них землей свободы, которую они с гордостью могли назвать родиной, ибо в ней покоились кости их предков. В ней жили потомки тех же общих предков, в ней оставались их корни.

— Короче, первым делом надо разыскать Дика, — подал голос Могильщик. — Если он не имеет к этому налету никакого отношения, то по крайней мере может знать, кто это сделал.

— Да уж, лучше ему знать, — мрачно сказал Гробовщик.

Но Дик знал об этом не больше, чем они. Он потратил уйму времени, чтобы основать движение, и денег угрохал немало. К церкви он обратился, чтобы спастись от синдиката. Он решил, что если станет проповедником и пустит деньги, что получил в награду за донос, на общественные нужды, то синдикат дважды подумает, прежде чем решится убрать его. Но синдикат не проявил к нему никакого интереса. Дик долго и мучительно ждал расплаты, пока не вычислил, что синдикат просто решил не впутываться в расовые проблемы. Больше Дик причинить им неприятностей не мог, и его, похоже, оставили в покое.

Идея учредить движение «Назад в Африку» возникла у Дика, когда он прочитал биографию Маркуса Гарви, негра, организовавшего первое такое движение. Он узнал, что Гарви собрал больше миллиона долларов. Его посадили в тюрьму, но многие его сторонники решительно не верили в его виновность и по-прежнему считали его своим лидером. Дика не волновал вопрос о том, виновен или нет Гарви. Главное, что многие по-прежнему ему верили. В этом-то и заключается искусство настоящего мошенника: заставлять простофиль верить, несмотря ни на что.

Тогда-то Дик и основал свое собственное движение «Назад в Африку». Только он решил, что, когда соберет миллион, немедленно смоется — сам отправится в Африку. С такими деньгами там можно неплохо пожить. Дик нанял двух бандитов на роль детективов. Им было положено изъять деньги, когда те будут собраны. Тогда их не придется класть в банк и они всегда будут под рукой.

Дик не мог взять в толк, откуда появились белые налетчики. Сначала он решил, что их нанял синдикат. Потому-то он и спрятался под столом. Но когда он увидел, что их интересуют только деньги, то понял, что синдикат тут ни при чем. Тогда он решил догнать их и вернуть отобранное.

Но когда они вроде бы нагнали фургон, налетчики исчезли. Впрочем, может, это к счастью — к тому времени его отряд понес потери. Никто из охранников серьезно не пострадал, но одного из детективов Дик потерял при погоне. Осмотр поврежденного фургона никак не прояснил ситуацию, а водитель грузовика, с которым столкнулся их броневик, оказался назойливым склочником и страшно мешал.

Времени было в обрез, и Дик велел своей команде разбежаться и собираться ежедневно в три часа утра в задней комнате бильярдной на Восьмой авеню. Что касается пропавшего детектива, то Дик обещал разобраться, что с ним стряслось.

— Надо еще посмотреть, почему исчез этот сукин сын, — мрачно сказал О'Мэлли.

При себе у него было пятьсот долларов. Этого на первых порах достаточно. Кроме того, у него хранилось пять тысяч на счете под чужой фамилией в банке, работавшем круглосуточно. Это на случай внезапного побега. Дик не знал, где искать пропавшие восемьдесят семь тысяч. Но рано или поздно появится ниточка. Ведь это Гарлем, где все черные дружно ненавидят всех белых и кто-нибудь что-нибудь да видел. Его волновало другое: насколько осведомлены о его делах полицейские. Он понимал, что они с ним церемониться не станут и лучше им не попадаться, пока он не отыщет деньги.

Но сперва надо попасть к себе домой. Взять пистолет и кое-какие документы — фальшивый контракт с пароходной компанией, а также поддельные бланки и бумаги движения «Назад в Африку». Из-за них можно было снова загреметь за решетку.

Дик дошел до бара на Седьмой авеню — под предлогом необходимости позвонить в полицию, а там, не привлекая к себе внимания, сел в такси. Доехал до церкви Святого Марка, расплатился, вылез. Церковь была заперта, как он и предполагал. Но можно было укрыться под аркой и понаблюдать за многоквартирным домом «Дорренс Брукс», где он жил.

Наблюдал он долго. Дом имел форму буквы V, выходя и на 138-ю улицу, и на Сент-Николас-авеню. Из-под арки Дик видел вход в него и обе улицы. По соседству не обнаружилось ни полицейских патрульных машин, ни лимузинов гангстеров. Не шныряли вокруг и подозрительные личности. Через стеклянную дверь Дик видел вестибюль — все спокойно, ни души. Но пустота тоже настораживала.

Дик обогнул церковь, вошел в скверик на западной стороне Сент-Николас-авеню, напротив его дома, спрятался за каким-то сарайчиком и стал наблюдать за своими окнами на четвертом этаже. В гостиной и столовой горел свет, но ни разу не промелькнула зловещая тень. Дождь все лил. Дик промок до нитки.

Шестое чувство шепнуло ему позвонить домой из телефона-автомата, чтобы звонок нельзя было проследить. Он вышел на 145-ю улицу и позвонил из угловой будки.

— Алло! — раздался в трубке ее голос, показавшийся ему странным.

— Айрис, — прошептал Дик.

Стоявший рядом с Айрис Могильщик со значением стиснул ей запястье. Он уже объяснил ей, что сказать, если позвонит Дик, и пожатие означало, что шутить он не намерен.

— Ой, Бетти! — крикнула она. — Тут полиция ищет…

Могильщик врезал ей так, что она полетела на пол и приземлилась на четыре точки. Ее платье задралось, обнажив черные кружевные трусики и желтые ляжки.

Гробовщик подошел к ней. Он горой возвышался над поверженной женщиной, кожа на его лице дергалась, прыгала, как живот змеи над огнем.

— Ты хитрая стерва…

В это время Могильщик кричал в телефон:

— О'Мэлли! Мы просто хотим получить кое-какие сведения…

Но тот уже повесил трубку.

На шее Могильщика набухли вены, когда он набирал номер участка.

В этот момент Айрис мягко, как разъяренная кошка, поднялась с пола и ударила по лицу Гробовщика. Ослепленная яростью, она сочла, что затрещину ей отвесил именно он.

Это была крепкая молодая женщина с желтой кожей и восхитительной фигурой. Она не носила пояса, и ее покачивающиеся ягодицы сводили мужчин с ума. У нее было овальное личико с высокими скулами, большой, в красной помаде, рот, карие, в крапинку, глаза за длинными ресницами. Этой секс-бомбе было тридцать три года, и она повидала виды. Сил в ней было хоть отбавляй, и затрещина получилась звонкой. Чисто рефлективно Гробовщик бросился на обидчицу и, ухватив ее за горло обеими ручищами, перегнул назад.

— Полегче, дружище! — крикнул Могильщик, но сразу смекнул, что на Эда накатила такая волна бешенства, что он уже не слышит. Могильщик бросил телефон и, подскочив к Гробовщику, ударил Эда по затылку ребром ладони за какую-то долю секунды до того, как тот успел сломать ей шею.