Транкилино-найденыш - Ник Картер

Но вдруг мальчик произнес таким же спокойным тоном, как и раньше:

– Да, она моя мать!

– А когда ты сидел в Нью-Йорке на лестнице моего дома, то за тобой приехала твоя мать?

Но Транкилино ответил, как будто повторяя заученный урок:

– Я никогда не был в вашем доме и снова повторяю то, что я уже говорил: я вас не знаю!

Ник Картер потерял терпение.

Он взял мальчика за плечи, посмотрел ему в лицо и сказал:

– Много есть дурных качеств у людей, мой милый, но одним из наихудших считается неблагодарность! Ты мексиканец, да еще сын дворянина и должен был бы знать, что человек, в доме которого ты прожил некоторое время, который избавил тебя от весьма неприятного положения, заслуживает благодарности!

Транкилино сильно вздрогнул, но ответил снова:

– Я вас не знаю! Вы совершенно чужой!

Ник Картер понял, что таким путем ничего не добьется и потому избрал другую тактику.

– Как поживает Панчо?

На глазах мальчика сейчас же выступили слезы, он отвернулся в сторону и тихо ответил:

– Панчо умер.

– Неужели? Как так?

– Его застрелили.

– Не знаешь ли ты, кто застрелил его?

– Точно не знаю, но я слышал, что его убил один из рабочих.

– Находился ли ты здесь на гасиенде в день убийства?

– Нет.

– А где же ты был?

– Я был далеко отсюда, вместе с моей мамой, – нерешительно ответил Транкилино.

Ник Картер заметил, что мальчик раньше всегда говорил "мать", а тут вдруг сказал "мама". На испанском языке разница гораздо значительнее, чем на других языках.

Вот почему Ник Картер сразу заподозрил, что с сеньорой Мерседес что-то неладно.

– А где твоя няня Анита? – спросил он.

– Она тоже умерла.

– Это очень печально. Значит, у тебя совсем уже нет друзей?

Транкилино коротко ответил "нет", но в этом слове слышна была такая скорбь, такое безнадежное отчаяние, что Нику Картеру стало глубоко жаль бедного мальчика.

– И твой отец тоже умер?

– Да, – еле слышно ответил Транкилино, стараясь не расплакаться.

– Не знаешь ли ты, где именно он умер?

– Не знаю.

– Значит, ты его не видел больше с тех пор, как он уехал в Сан-Хуан дель Илоя?

– Нет.

– А кто тебе сказал, что он умер?

– Вот те, – ответил мальчик, указывая пальцем по направлению к дому.

– Кто это – те? – спросил Ник Картер.

– Тот человек, который назвал себя управляющим, дон Патрицио Берналь и моя... моя... мама!

– Почему ты ее называешь "мама"? Ведь ты всегда говорил "мать"? Разве ты теперь уже не говоришь так?

– Нет, я не говорю уже "мать" и никогда не буду называть ее так! – вдруг вырвалось у Транкилино и лицо его залилось густой краской, а глаза сверкнули злобой. – Она вовсе не моя мать и вообще я не знаю, кто она такая! Правда, она похожа на мою мать, но я хорошо знаю, что она мне чужая, она так добра и нежна со мной, как моя настоящая мать! Она такая же нехорошая, как и дон Патрицио! Если бы они знали, что я говорю вам это, они убили бы меня! Зачем вы мучаете меня своими вопросами? Уйдите, оставьте меня!

Он стряхнул со своего плеча руку Ника Картера, подбежал к своему пони, вскочил в седло и быстро помчался по узенькой дорожке.

Но он не поехал домой, а скрылся в чаще.

Почти в тот же момент в конце дорожки со стороны гасиенды показался дон Патрицио верхом на лошади.

Глава VIII

Важное известие

Когда дон Патрицио увидел своего гостя, он пришпорил лошадь и быстро приблизился к нему.

– Я вижу, вы осматриваете наш знаменитый источник, – сказал он, – если бы я знал, что вы отправитесь сюда, то предоставил бы вам лошадь. Но я знаю, американцы любят ходить пешком.

– Совершенно верно, – улыбнулся Ник Картер.

Мексиканец соскочил с лошади и сел рядом со своим гостем на ступеньках лестницы. Потом он сказал:

– Я, собственно, приехал сюда за Транкилино, так как думал, что он находится здесь.

– Он и был здесь, но уехал.

– Странно. Сеньора Мерседес строго-настрого приказала ему не выходить за пределы гасиенды дальше источника. А в каком направлении он уехал?

– Вон туда, – ответил Ник Картер и указал пальцем на чащу.

– Туда? В таком случае он уехал недалеко. Если хотите, посидим здесь, пока он вернется. Вы застали его здесь, когда пришли сюда?

– Да, он сидел на ступеньках лестницы, где сидим теперь мы.

– Вы беседовали с ним?

– Беседовал.

– Он довольно развитой мальчик, но в некоторых отношениях ужасно непонятливый. В общем он славный ребенок. Как вы находите?

– Не могу с вами согласиться, дон Патрицио. Он, мне кажется, не только непонятлив, а вообще очень ограничен.

– Ага, вижу, что он сегодня был не в духе, – рассмеялся мексиканец, у которого, по-видимому, гора свалилась с плеч, – со времени кончины отца он порою ведет себя очень странно.

– Разве сеньор дель Корона умер? – воскликнул Картер.

– А я и позабыл сказать вам об этом. Да, это печальная история. У него произошли недоразумения с каким-то господином, который ухаживал за сеньорой до ее замужества. Но подробности не могут интересовать вас. Вследствие этих недоразумений, которые повлекли за собой весьма серьезные последствия, отец Транкилино был приговорен к пожизненному заключению.

– Он умер в тюрьме?

– Нет, он бежал оттуда и сумел добраться до Нью-Йорка. Но там он скончался от малярии, которой заболел во время бегства.

– Но жена и ребенок были при нем, когда он умирал?

– Кажется, не были. Наверняка я не знаю, но могу сказать, что сеньора поехала за ним следом, а потом выписала и мальчика. Но Транкилино куда-то пропал; если не ошибаюсь, он сбежал от того человека, который увез его отсюда и пропал на долгое время. Но вы меня извините, я надоедаю вам историями, которые не могут вас интересовать.

– Нисколько! Напротив, это очень интересная история! Если можно, то расскажите еще что-нибудь об этом.

– С удовольствием! Мальчик в конце концов был разыскан своей матерью. Сеньора проезжала в автомобиле по одной из улиц вблизи Центрального парка и вдруг увидела мальчика на лестнице одного из домов. Она окликнула его, он пришел в восторг, подбежал к ней, сел в автомобиль и вместе с ней уехал. Сеньора была так взволнована этой неожиданной встречей, что совершенно забыла справиться, у кого находился ее сын в течение всего этого времени? А когда она вспомнила об этом, то было уже поздно. Не кажется ли вам достойным удивления то обстоятельство, что в таком большом городе, как Нью-Йорк, столь неожиданно нашелся мальчик?

– Да, это странно! А долго он пропадал?

– Довольно долго, но в точности я не знаю, сколько времени. В этот промежуток времени умер его отец и давнишняя старая прислуга, которая ходила за покойным и заразилась от него. Транкилино любил ее, как вторую мать и с тех пор он совсем переменился.

– Да, это печальная история, – проговорил Ник Картер, – впрочем, я слышу по вашему произношению, что вы не местный уроженец.

– Нет, я испанец.

На некоторое время воцарилось молчание.

Затем дон Патрицио снова заговорил:

– Сеньора Мерседес поручила устроить вас как можно удобнее на гасиенде, причем ей было бы весьма приятно, если бы вы остались здесь на несколько дней. Здесь, в нашей глуши, мало бывает новых людей, и мы очень рады гостям.

– Очень любезно со стороны сеньоры, – ответил Ник Картер, – я охотно воспользуюсь ее предложением.

– Она будет очень рада! Вам у нас не придется скучать! Вы можете взять из конюшни любую лошадь, можете удить рыбу, охотиться, все, что хотите. Если отправитесь на охоту, то предупредите меня, я в любое время буду к вашим услугам. А вот и Транкилино!

Мальчик медленно подъехал к беседовавшим, остановил лошадь и слез с седла.

Он был опять совершенно спокоен.

– Вот что, Транкилино, – заговорил дон Патрицио, стараясь придать своему голосу мягкий оттенок, – ты несколько раз высказывал желание поехать на Икстаки-хуатль. Это большая гора здесь вблизи, – пояснил он, обращаясь к Нику Картеру, – вот мы и могли бы отправиться в ту местность на охоту. Ну что, Транкилино, поедешь с нами?

– А вы тоже примете участие в этой экскурсии?

– Конечно!

– В таком случае благодарю и отказываюсь! – резко проговорил Транкилино и с нескрываемой ненавистью взглянул на дона Патрицио.

Затем он, не говоря ни слова, повернулся, вскочил на своего пони и рысью помчался к гасиенде.

При резком ответе мальчика дон Патрицио побагровел и лицо его приняло злое выражение. Но вслед за тем он пожал плечами и с деланной улыбкой заметил:

– Положительно не понимаю, за что Транкилино терпеть меня не может. Я всегда старался быть добрым к нему, никогда ему не сказал ни одного худого слова, но я никак не могу завоевать его симпатию.

– Это детский каприз, – ответил Ник Картер, – а вы его давно знаете?

– Нет! Я увидел его в первый раз, когда прибыл сюда, стало быть, месяца два тому назад. Моим предшественником здесь был некий Панчо, очень дельный человек. Какой-то рабочий, которого он рассчитал, застрелил его!