Аметистовая корона - Кэтрин Дюксвилл

«Они, наконец, обвенчаны», — сказала Констанция самой себе. Но внутренний голос не давал ей успокоиться, твердя, что еще многое может случиться. Каждый знал историю молодого Десмонда Уолтера, который в свою первую брачную ночь прочел своей молодой жене проповедь об отказе от мира и всего мирского, о жизни только ради прославления Господа, и читал с таким пылом, что убедил ее в первичности духовного перед телесным. В первый же день их супружеской жизни они ушли в монастырь, он — в мужской, она — в женский. Констанция тяжело вздохнула, она не представляла, что будет делать, если Бертрада совершит подобное.

Трясущимися руками она подняла бокал. Капельдинер предложил пройти в другой зал для танцев. Констанция посмотрела на толпу. Вдоль стен праздничного холла стояли рыцари Эвсрарда. Ее сестра Мабел и де Варренс были на полпути к танцевальному холлу. Эта семья обдала такой властью в Англии, как они в Нормандии. Констанция страстно желала поговорить с сестрой. Она очень не хотела отдавать ее замуж в эту семью, где оскорбление женщин было нормальным явлением. Но замужество Мабел, как и ее самой, и Бертрады, было приказом короля Генри, а приказы короля, как известно не оспариваются. Этот брак крепко соединил Англию и Нормандию и принес де Варренсам несколько недостающих земель на границе. Но до Констанции доходили слухи, что муж бил Мабел, а однажды даже чуть не покалечил и нет никакой гарантии, что это не повторится. Даже сейчас, когда Мабел носит ребенка, никто не обращает внимания на се положение. Де Варренс повернулся, и Констанция, поймав его взгляд, стала смотреть в другую сторону.

Леди Морлакс вновь увидела своего брата по отцу, Джулиана, который пробирался к высокому столу. На нем был короткий рыцарский плащ голубого цвета, что подчеркивало необыкновенный цвет его волос — они казались еще краснее. Поклонившись родителям жениха, он склонился над столом поцеловать невесту — свою сестру. Бертрада взглянула на него, как бы ища в нем поддержку.

Глаза Джулиана встретились с глазами жениха. Они осторожно пожали друг другу руки. Джулиан что-то сказал жениху и покинул стол, Уилвстан де Клинтон вышел за ним. Уходя, Джулиан сердечно поприветствовал графа Честера и епископа.

Констанция была в диком напряжении. Ей никогда не приходило в голову, что жених и невеста не любят друг друга. Остановившись перед ней, Джулиан поцеловал ее в щеку и тихонько прошептал на ухо, что выскочка сделал прекрасную партию.

— Тшш-ш, — одернула его Констанция. — Я верю, что де Клинтон будет очень осторожен и заботлив с ней.

— Осторожность — не то, что требуется сегодня Бертраде, не в ней она нуждается, — фыркнул Джулиан.

Он взял бокал Констанции и выпил вино.

— Сестра смирилась со своей судьбой?

Констанция еще раз взглянула на стол Бертрады — та сидела, понурив голову. Леди Морлакс тяжело вздохнула.

Она видела, как Джулиан двигался в противоположном толпе направлении, идя за женихом. С Бертрады соскользнула красная накидка. Констанция взяла девушку за руку и немного повернула — так, чтобы де Клинтоны видели великолепие невинного тела сестры. Де Клинтон холодно посмотрел на Бертраду, его жена, зная о мечте девушки постричься в монахини, сделала печальное лицо. Но ничего уже нельзя было изменить, поздно.

Жених положил руку на плечо Джулиана, он мог толкнуть его, и тот бы упал. Констанция видела, что брат совсем пьян. Но мысль свою он не потерял. Джулиан сказал Уилвстану, что его сестра, венчаясь с ним, считает себя святой, приносящей жертву. Епископ слышал разговор и улыбался, наблюдая за ними. А Джулиан продолжал говорить:

— Де Клинтон всю оставшуюся жизнь будет наблюдать страдания святой…

Констанция стукнула бокалом по столу, ее брат изумленно заморгал, почувствовав все негодование, которое вложила она в свое предупреждение.

— Но не все же могут так выполнять свои обязанности, как ты, — постельная принадлежность, прислуживающая всякому, кому король Генри соблаговолит тебя отдать!

Это была последняя капля, Констанция велела брату выметаться. Он откинул назад свою красивую голову и разразился громким смехом. Констанция опять подумала, что самоуверенного де Клинтона несомненно, ожидают большие трудности в общении с Бертрадой… Но если он будет достаточно искусен с ней, то сможет пробить стену между ними и станет для набожной Бертрады вторым пришествием.

Де Клинтон выдворил Джулиана, но слова, брата сильно задели Констанцию…

ГЛАВА 4

Глава церкви в Морлаксе имел силу Верховного суда. Нарушения законов церкви не было, но аббат монастыря святого Ботолши и епископ Честера требовали присутствия нормандских монахов и говорили о превосходстве их монастырей. — Мы осмотрительны и скромны, — говорил выступающий. — Долгие годы у нас не было прецедентов церковного суда…

Следующим выступал отец Малчел. Оглядывая присутствующих, Констанция невольно подумала о великолепных одеждах аббата монастыря святого Ботолши и лохмотьях его монахов. Их привычки и манера поведения были продиктованы бедностью.

— Глава церкви одобрил наше решение не задерживать здесь арестованных, — между тем говорил выступающий. — Вспомните — мы не арестовывали этих людей, их привели к нам, и мы отвечаем за них и их действия, пока не решим, что же предпринять. Женщина должна заплатить за то, что старалась заставить народ Уэльса поклоняться старым языческим богам.

Молодой монах, который поддерживал Малчела, как бы в знак подтверждения, кивнул головой.

— Эта женщина… Виновна? — спросила Констанция.

Она услышала странный ответ:

— Виновна или нет, какая разница? Мы не можем держать ее здесь.

Она не поняла.

— Что же вы хотите делать?

— Пойдем… — старый человек взял ее за руку.

Они пошли по направлению к телеге, где находились заключенные. Женщина с черными волосами повернула к ним голову и посмотрела на них темными как уголь глазами, блестевшими на бледном лице. Она была не молода, но выглядела хорошо.

Констанция смотрела на нее и ничего не говорила. Она не знала, что можно ожидать от этой женщины. Здесь ее внимание привлекло какое-то движение внутри телеги. Эверард дал команду своим рыцарям прийти в боевую готовность, но арестованный, приподнявшись на колени, лишь схватился за шею, перевязанную какими-то лохмотьями. Это был человек мощного телосложения. Глядя на него, было трудно поверить в его немощность, но, взглянув на другую сторону его лица, Констанция увидела, что оно сильно покалечено. К тому же из раны все еще сочилась кровь, и густые волосы на его могучей груди были пропитаны кровью.