Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами) - Олеарий Адам

Это пребывание свое в Москве сам Олеарий называет последним. В книге есть указание на то, что в Эстляндии Олеарий был и позже этой даты.

КНИГА I

Глава I

(Книга I, глава 2) [1] 

О первом отбытии из Голштинии, плавании по Балтийскому морю и прибытии в Лифляндию

Когда светлейший высокородный князь и государь Фридерик [2], наследник норвежский, герцог шлезвигский, голштинский, стормарнский и дитмарсенский, граф ольденбургский и дельменгорстский, милостивейший князь и государь мой, решил предпринять и отправить, по важным причинам, выше [в заглавии] упомянутое драгоценное посольство, то были определены послами его тогдашние советники: благородные, честные, высокопочтенные и ученейшие господа Филипп Крузиус [3] из Эйслебена, обоих прав лиценциат, ныне, по дворянству, особой милостью его королевского величества шведского [4] ему дарованному, именуемый Филиппом Крузеншерном и состоящий королевским придворным советником, бургграфом нарвским и генерал-директором коммерции в Эстонии и Ингерманландии, и господин Отто Бругман [5] из Гамбурга. Оба они в год по Р. X. 1633, 22 октября, впервые были отправлены из княжеской резиденции Готторпа [6] в Москву к великому государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу, всея России самодержцу и проч., чтобы просить о свободном пропуске через Россию в Персию. Когда все необходимые для такого путешествия вещи были заготовлены, они со свитою в 34 челов. 6 ноября собрались в путь из Гамбурга, 7 того же месяца прибыли в Любек, а 8 в Травемюнде [7], где мы приняли на судно опытного корабельщика [8] по имени Михаила Кордеса, намереваясь воспользоваться его помощью на Каспийском море, 9 мы, с веселыми пожеланиями многих добрых друзей, сопровождавших нас из Гамбурга и Любека до берега, вышли в море. Судно, на котором мы плыли, называлось Fortun, корабельщиком был Ганс Мюллер. С нами же на судне ехал и господин Венделин Зибелист [9], доктор медицины, которого великий князь призвал к себе в гоф- и лейб-медики, а его княжеская светлость герцог шлезвиг-голштинский рекомендовал его царскому величеству.

После обеда мы весело оттолкнулись от берега и стали на рейде на якоре. Вечером к 9 часам, когда подул желанный зюйд-вест, мы, во имя Божие, стали в паруса и в ту же ночь сделали 20 миль. На следующий день, с одобрения господ послов и корабельщиков, были составлены кое-какие корабельные законы и постановления, чтобы народ вел себя тихо и скромно, а также, чтобы потом кое-что от штрафов наших преступников досталось бедным. С этой целью были установлены некоторые должности, а знатнейшим лицам было поручено следить за исполнением законов и штрафовать преступников. Этого порядка настолько строго придерживались, что по окончании плавания, т. е. через четыре дня, выручены были 22 рейхсталера, которые переданы корабельщику для распределения половины рижским, а половины любекским бедным.

10 ноября, к вечеру, мы прошли мимо острова Борнгольма, оставив его на добрую милю вправо от нас; до сюда считается 40 миль от Любека. Это высокий и местами скалистый остров, в 3 мили длиною и шириною, с хорошими пастбищами; говорят, он ежегодно дает несколько ластов масла [10]. Здесь имеется у самого берега замок старинной постройки, именуемый Гаммерсгаузен. Этот остров в старину принадлежал городу Любеку, но был передан, по особым причинам, его королевскому величеству датскому в качестве крестинного подарка [11], и до сих пор еще подвластен ему.

Близ острова, к северу, лежат опасные по кораблекрушениям подводные скалы Эрдгольм, которых мореплаватели осенним временем очень боятся. Так как эти скалы ночью нельзя заметить даже с помощью лота — в непосредственной близости у них очень глубоко, — то и случается так, что много судов там терпят крушение и идут ко дну.

11 сего месяца в полдень мы, при добрых погоде и ветре, пришли к 56° широты. К вечеру ветер позади нас начал крепчать и продолжался всю ночь; поэтому пришлось уменьшить паруса. Большинство из нас, кто еще не ездил по морю, получили обычную морскую болезнь и лежали столь слабыми, что иные думали уже помирать. Болезнь эта, однако, происходит не оттого, что (как пишут Понтан в книге «Bellaria Attica» и другие) нам претит сильный запах морской воды, но исключительно от движения судна. Ведь у большинства оно вызывает непривычное сотрясение живота и головокружение; те же, кто привыкли к этому движению и несклонны к головокружениям, не испытывают неудобств. Вот, по-моему, и причина, почему маленькие дети, привычные еще к качанию в колыбели, очень редко ощущают эту болезнь. Причина этого недомогания ясна и из того, что оно чувствуется не в самом начале плавания, пока ветер еще слабый, но часто только через несколько дней, когда сильный ветер качает корабль. Если же бурная погода держится несколько дней, то болезнь у большинства проходит сама собою. Я подобное явление изучил на некоторых из нас на реке Волге, в которой нет соленой воды: при тихой погоде они долгое время плыли, ничего не ощущая, а когда началась сильная буря, с ветром против течения реки, и корабль стал качаться, то они опять ощутили это недомогание. Поэтому ничего не стоит замечание Понтана в той же книге: «Quod, dui in fluvio navigant, horum nihil persentient, quia ibi non faetor maris» (т. е. «плывущие по реке на судне не ощущают подобных неудобств, так как там нет запаха моря»); на самом деле, все нужно приписать непривычному движению.

С таким только что упомянутым сильным ветром мы могли придерживаться правильного пути или курса, как говорят корабельщики, и за эту ночь сделали 15 миль. На следующий день, 12, последовал за ветром совершенный штиль, так что ветерок не колыхнулся, и судно остановилось на месте. При такой тихой погоде мы велели вынести на мостик наши музыкальные инструменты, благодарили и хвалили Бога пением и струнной игрою за милостивую охрану, нам дарованную в предыдущую ночь. К обеду мы опять получили с юга добрый ветер, доставивший нас потихоньку к Домеснесу, мысу, который от Курляндии вдается в море. Здесь мы стали на якоре и оставались тут до 13 вечера, когда ветер стал западным и мы вкруг мыса смогли въехать в залив. 14 рано утром прибыли мы к окопам Дюнамюнде (Усть-Двинска), лежащим у устья реки Двины (отсюда и наименование их), в двух милях от города Риги. Так как спустился густой туман и ничего нельзя было видеть вдали от себя, то мы сообщили о своем приближении трубою, чтобы из окопов получить лоцмана, без которого заезжему не двинуться с места и не въехать, ввиду нечистого дна. Вскоре затем прибыли таможенные и осмотрели судно, нет ли в нем купеческих товаров, за которые надо платить пошлину. Не найдя ничего, они прислали к нам лоцмана, с которым мы двинулись вперед и вечером очень поздно, благодарение Богу, благополучно подошли к городу Риге.

Глава II

(Книга I, глава 3)

Из Риги, через Вольмар и Дерпт, в Нарву

После того, как господ послы оповестили горожан о своем приезде, они, кое с кем из народа, вышли на берег и прошли в город, где нас встретили несколько военных офицеров с пустою каретою, присланною местным губернатором для приема послов. Будучи, однако, недалеко от гостиницы, послы не захотели сесть, но пешком были сопровождены до гостиницы Ганса Краббенгёфта, где они и поместились с знатнейшими из своей свиты, разместив остальных в соседних домах. 21 ноября господ послы получили подарки от благородного магистрата, а именно: быка, несколько овец, кур, зайцев и много дичи, равно как и несколько пшеничных и ржаных хлебов и одну аму рейнского вина. На третий день после этого послы устроили угощение, пригласив на него губернатора г. Андрея Эрихсена, благородный магистрат, суперинтендента магистра Самсония и несколько высших военных офицеров города. Мы спокойно оставались в городе пять недель, пока мороз и снег не приготовили нам хорошего санного пути через болота, лежащие в окрестностях. Отсюда путь шел на г. Дерпт, и 14 декабря наши вещи и утварь (или багаж), кое с кем из народа, были на 31 санях посланы вперед, а господ послы следовали на другой день. Так как большинство из нас были непривычны к езде в санях и управлению лошадью из саней, а теперь приходилось этим заняться, то в первый день можно было видеть, как тот или другой несколько раз вываливались из саней, а потом со своими вещами опять поднимались со снега. 18 мы прибыли в городок Вольмар и были приняты здесь начальником (или комендантом). Город этот в 18 милях от Риги и очень опустошен нападением русских и поляков. Жители устроили себе на старых стенах разрушенных домов и около них деревянные жилища, по способу шведов и русских. Отсюда мы 20 проехали 6 миль до замка Эрмес, принадлежащего полковнику де-ла-Барр; здесь нас приняли и княжески угостили двумя обедами. 21 мы двинулись дальше на 4 мили до усадьбы Гальмет, где нам в комнату привели к столу ручного лося, ростом выше лошади. Этих животных здесь много. Они послужили поводом к тому, чтобы привлечь сюда несколько лет тому назад ремесленников и рабочих из Германии для обработки земли; их убедили, что страна тут богатая и полюбится им, так как тут, будто, такое изобилие всего, что лоси забегают даже в дома к людям. Так как, однако, немцы не были привычны к тамошней тяжкой работе и к способу обработки полей, то им пришлось плохо, они обеднели и, действительно, Elend, но не в смысле «лося», а «нищенства», зашел к ним в дома. С горем, при помощи добросердечных немцев, они опять отправились в Германию, как некоторые из них, которых мы как-то встретили, сами нам жаловались.