Сын пламени - Айше Лилуай

 Рази своих врагов…

 А сын Ганнуса… Кто он для сына Рунна?

 «Нет, нет, это не о тебе говорили рельмы. Ты не мог так! Ты ведь должен был бороться! Должен был. И не мог проиграть… или все-таки мог? – Сильфарин остановился, прижавшись спиной к стволу, и зажмурился. – Хочу посмотреть в твои глаза. Просто посмотреть – но так, чтобы вырвать из них этот лёд, эту пустоту, эту ложь! И убедиться, что за ними было и есть что-то живое, что принадлежит только тебе, а не твоему Хозяину. Жаль, что нельзя будет носом ткнуть тебя самого в твое же лицо и показать: вот – ты! Свободный и сильный. Не раб. – Сын Рунна сжал кулаки. – Хочу посмотреть в твои глаза. Нет, не в глаза Эйнлиэта – их я уже видел. В твои! Настоящие. Живые. Именно в твои…»

 - Сильфарин?

 Он вздрогнул, но оборачиваться на голос не стал.

 - Зачем ты пошла за мной?

 - Беспокоюсь. – Сайибик подошла и встала рядом. – Опасно тебе постоянно думать о Рагхане.

 - Да, учитель…

 - Шшш! – Великая бесцеремонно зажала ему рот. – Сколько раз тебе повторять: не называй меня так! Я не достойна пока называться учителем. До тех пор, пока великий Палнас не признает, что я прошла испытание. Да, я учила тебя все эти годы – и ты стал мудрее. – Она улыбнулась, и в её глазах мелькнула тёплая гордость за юношу. – Но… это немного разные вещи.

 - Точно так же, как Альдер не сразу стал учеником Палнаса? – Впервые за много лет Сильфарин вдруг вспомнил о провидце-крихтайне.

 - Да. И, став им, он сам понял: всё, что было ранее, оказалось всего лишь подготовкой. Мы с Абхой были у Палнаса, когда Альдер вернулся и упал на колени перед Учителем, моля простить глупый поступок и принять вновь… Как он корил самого себя, как убивался! Он не заслужил такого. Но… Но зато это был уже другой Альдер. Совсем другой. – Сайибик почему-то затаила дыхание. – То был единственный раз, когда я своими глазами видела рождение подлинного Ученика. И… никогда не забуду я тот день.

 - Значит, испытание ждет нас обоих?

 - Да. Одно мне, одно тебе. И теперь мы помогаем друг другу готовиться.

 Сильфарин усмехнулся.

 - Альдер стал Учеником в семнадцать. Выходит, я уже слишком стар.

 - Возраст не имеет значения, мальчик. Идем. Пора возвращаться к остальным.

 Они притаились в тени деревьев и наблюдали.

 На большой поляне у границы леса был почти что пир. Мужчина лет сорока (значит, рельм, а не коренной андагаэнец) со своей семьей сидел в центре, весело смеясь и часто поднимая кубок с вином. Вокруг суетились слуги: кто-то костер разжигал, кто-то устанавливал богатый шатер, кто-то играл на гуслях, развлекая господина. Из чащи, с противоположной стороны, выходили и выезжали охотники с луками – тащили двух мёртвых косуль и подстреленных птиц. Хозяин помахал им рукой.

 - Отлично, друзья мои! Сегодня мы будем веселиться, не думая ни о чем! – Он снова поднял кубок. – За именины моего наследника – князя Тисмира! И за приход зимы!

 Норах тронул Сильфарина за плечо.

 - Выйдем к ним? – мотнул головой в сторону пирующих.

 - Зачем тревожить их? У них ведь праздник.

 Но Ругдур с другой стороны от юноши стиснул его локоть и потянул за собой вперед.

 - Пошли. Не время думать о приличиях.

 - Но…

 - Знатный вельможа знает и расскажет больше, чем простолюдин. Пошли.

 Не думая о том, какое впечатление вызовут у веселящихся рельмов, путники выбрались из чащи, треща колючими ветвями можжевельника. Их заметили почти сразу же – и тут же весь рельмийский лагерь замер и притих.

 - Приветствуем, благородный господин! – Ругдур приложил руку к груди и поклонился в пояс хозяину. – Тебя и твоих близких.

 Рельм вежливо, хоть и растеряно, наклонил голову. Так же поступили и две женщины, сидящие рядом с ним. А вот дети – мальчик и девочка – лишь с интересом рассматривали нежданных гостей.

 - Позволь пилигримам из дальних земель узнать, на чьих землях имеют они честь находиться?

 - Вы в Реаглине, - ответил глава семьи. – И я Валькен, князь Реаглинский, хозяин этого поместья.

 - Ах, Валькен, пригласи гостей к костру, - тепло и приветливо улыбаясь, сказала одна из женщин, должно быть, супруга князя.

 - О, разумеется. Присаживайтесь, друзья. Вижу, вы устали с дороги. Эй, Лехмар! Принеси ещё воды и вина! – Он оглядел всех путников. – Расскажите, кто вы. И откуда пришли? Эээ… Признаюсь, удивлен тем, что…

 Ругдур и Норах, которые чувствовали себя свободнее других, сели к костру первыми и негромко рассмеялись: поняли, чем так удивили хозяина усадьбы. Уж больно странно выглядел со стороны их отряд: два свона, рельм, прекрасная дева, Низший да еще какой-то непонятный юноша…

 Ругдур, как сородич князя Реаглинского, взялся представлять своих спутников. О происхождении каждого предусмотрительно решил умолчать, даже о том, что Сайибик – Великая – не сказал. Назвал только имена.

 - Мы пришли из Галь-та-Хура, откуда не выходили много лет. И теперь только и делаем, что дивимся переменам, произошедшим в «нижнем» мире, как говорят наши друзья своны.

 Валькен помрачнел и переглянулся с супругой.

 - Да, мир сильно изменился за последнее время. Но… видели бы вы, что творится на востоке… - Он спохватился, что не представил гостям свою семью. – Прошу прощения, друзья: это моя дражайшая супруга Кейерен. И мои дети: старший – Тисмир. И Биёль.

 Княгиня Реаглинская вновь одарила путников теплой улыбкой. Это была очень миловидная и обаятельная женщина, выглядевшая на несколько лет моложе своего мужа. Держалась она величественно и прямо, но вместе с тем в мягком взгляде чувствовалось нечто простое и уютное. Юный князь Тисмир – подросток лет пятнадцати – внешне казался копией отца, а дочь – Биёль, нежная и очень красивая девочка – унаследовала лучшие черты от обоих родителей.

 - А это моя дорогая кузина – княжна Люсмия, - представил князь последнюю участницу вечернего пикника. – Что же ты так молчалива, сестрица?

 Женщина вздрогнула, оторвав задумчивый взгляд от вечернего леса, и повернувшись к путникам, едва заметно улыбнулась. Черты лица её были сглаженными, но выразительными, и нежность молочной кожи подчеркивали полные губы, шелковистые локоны и скромное темно-синее платье. Люсмия была молода, но все-таки – не настолько молода, чтобы до сих пор оставаться княжной – незамужней. Тем более при такой яркой, такой утонченной и благородной красоте. Большие карие глаза, опушенные длинными ресницами, слишком тёмные для её русых волос, смотрели с приязнью, но в глубине их плескалась глубокая и тихая печаль. Как будто тоска о чём-то далеком, что навсегда осталось в прошлом.