История русской балерины - Анастасия Волочкова

В средних классах (четвертый и пятый) я уже училась у Зинаиды Сергеевны Петровской. Она была прекрасным педагогом и очень добрым, заботливым человеком. С Зинаидой Сергеевной у меня сложились очень теплые отношения. Я очень благодарна ей за два самых спокойных года в училище. Эти годы позволили мне обрести уверенность в себе и накопить силы для подъема на следующую ступень.

В качестве производственной практики меня сразу же заняли в первом в моей жизни «взрослом» спектакле – «Щелкунчике». Я исполняла роль Луизы, сестры Мари, впервые танцевала на сцене Мариинского театра. Тогда ко мне вернулось совсем юное воспоминание, только на этот раз я уже ощущала себя приобщенной к возникающему на сцене Волшебству. И еще я испытала новое для себя ощущение, когда на тебя все смотрят с восхищением, как на Королеву. И это действительно упоительно. Хотелось, чтобы зрительский взгляд задерживался на мне как можно дольше. Пожалуй, в тот момент, когда я впервые вышла на сцену Мариинского театра, появилась уже взрослая, осознанная цель – стремиться к самым большим высотам. И я понимала, что первые шаги сделаны, у меня уже есть от чего отталкиваться, есть надежда и возможность достичь самой высокой ступени.

Оценка «отлично» по классическому танцу – нечто заоблачное, самая заветная мечта воспитанницы балетного училища. Я ощущала ее как свою огромную победу и как великую заслугу моей дорогой Зинаиды Сергеевны. За этой победой последовала и награда. Меня взяла в свой класс величайшая балерина XX века, легендарная Наталия Михайловна Дудинская.

Работа с Наталией Михайловной и общение с ней стали для меня не только школой балетного мастерства, но и школой жизни. Она воспитывала в нас ту же беззаветную преданность балетному искусству, какой требовала от своих учениц Агриппина Ваганова.

Моя одержимость и способность работать в полную силу, не жалея себя, импонировали Наталии Михайловне. Я чувствовала ее особое внимание к себе и дорожила ее доверием.

Дудинская была очень требовательным и строгим педагогом. Известно, что ее уроки и те упражнения, которые она нам задавала, опережали школьную программу по своей сложности. Мне было необходимо прийти за час до урока Наталии Михайловны, чтобы подготовить свое тело к серьезной работе. Эта потребность «разогреваться» осталась у меня до сих пор.

Я считаю себя благодарным человеком. И для меня были бесценны доверие Дудинской, ее вера в мои силы. Я считала, что должна, обязана еще больше работать, чтобы оправдать такое доверие.

А вот на уроках дуэтного танца, которые вел Владимир Сергеевич Десницкий, очень хороший педагог и друг Дудинской, я узнала маленькие хитрости работы с партнером, где все зависит от приема и подачи балерины. Как следует оттолкнуться, взлететь и держать тело в напряжении, в компактной позиции, чтобы партнер практически не чувствовал твоего веса. Кстати, еще и поэтому мне впоследствии были смешны и обидны кривотолки о моих якобы неподходящих для классического балета параметрах. Смешно было слышать подобные слова от профессионалов балета, которые как никто разбираются в тонкостях происходящего на сцене. Обидно же было за человеческое лицемерие, создающее у непосвященных ложные впечатления о том, кто и как имеет право танцевать в балете. Собственно говоря, теперь это уже неважно…

А еще, конечно, вспоминается переход с мягких балетных тапочек на пуанты. Маленькие балерины начинают привыкать к пуантам со второго полугодия первого класса. И последствия новых занятий – стертые в кровь пальчики и намятые ножки. На первом уроке нас учили, как правильно пришить ленточки к пуантам, как правильно размять балетную туфельку и стельку, как разбить молоточком половину пуанта, чтобы сделать его более эластичным и подходящим к ножке.

Каждая балерина приспосабливает пуанты по своей ножке. Иногда подрезается пяточка, точнее, шов на ней, для того чтобы пуантик более глубоко сел и охватывал стопу. Зачастую для девочек, у которых слишком большой подъем (чего не было у меня), делают специальные перетяжки линии подъема ниточками. Это отчасти похоже на шнуровку на кроссовках, только делается она с помощью толстых ниток. В нынешнее время уже можно купить специальные подкладки для пуантов американского и английского производства из силикона или геля. А раньше для того, чтобы хоть немножко смягчить трение, мы подкладывали в пуанты вату или полиэтиленовый мешочек, сложенный в несколько раз. Не могу сказать, что это помогало, – пальцы все равно сбивались в кровь, тем не менее, осознание того, что я могу стоять на пуантах, вызывало в моей душе такое вдохновение, такой энтузиазм, что я очень быстро привыкла не обращать внимания на боль. Даже наоборот, при виде проступившей сквозь пуанты крови меня охватывала какая-то необыкновенная гордость и ощущение абсолютной преданности искусству балета.

Уже в детстве я научилась выкладываться, то есть работать до ощущения удовлетворения собой, когда можешь с легкой душой сказать: «Я сделала все, что могла». У меня не было привычки увиливать от нагрузок и лениться, делать экзерсис вполсилы. Первые трудности пошли впрок, они сделали меня, можно сказать, маленьким самоотверженным трудоголиком.

Первые мои пуанты, которые нам выдали в школе, были сшиты в мастерских Мариинского театра и снашивались чрезвычайно быстро. Для того чтобы хоть немного продлить их жизнь, я заливала их специальным эпоксидным клеем. К тому же тогда в Вагановском училище не существовало специального балетного покрытия, мы занимались на обыкновенном деревянном полу, натертом канифолью, что, конечно, не способствовало сохранности балетных туфелек.

Здорово выручали друзья нашей семьи, артисты Мариинского театра – позже, во втором и третьем классах, содействовали в покупке пуантов у балерин театра. Они, по-моему, тогда стоили три рубля. Для меня эти пуанты-пуантики были просто на вес золота. Я запоминала фамилии балерин, которые значились на стельках их балетных туфелек. Когда я уже танцевала в Мариинском театре, мне показались знакомыми имена балерин из кордебалета, и позже я связывала их имена с этими пуантами времен Вагановского училища.

Кстати, замечательно рассказывала Наталия Михайловна Дудинская о значении и особенностях сценического костюма, а главное – о балетной обуви. Она учила нас, что к своим пуантам балерина должна относиться так же благоговейно, как музыкант – к своему инструменту. Но, к сожалению, срок службы пуантов – несравнимо короче.

Из жизненных уроков Наталии Михайловны я усвоила главное: балерина всегда должна быть в форме и готова к выходу на сцену в любую минуту. Дудинская не признавала никаких обстоятельств и причин, которые могли бы препятствовать этому. Болезни для нее не существовали. Она объясняла нам, что балерина всегда должна быть здорова. Сама Наталия Михайловна, будучи в преклонном возрасте, после только что перенесенной операции, на мой вопрос «Как вы себя чувствуете?» обиженно отвечала: «Ты почему меня об этом спрашиваешь? Я что, больная?!» Она учила нас, что в жизни балерины может наступить полоса, когда ее не будут занимать в репертуаре. К этому надо быть готовой и продолжать жить и работать так, как будто завтра (а не через год) у тебя спектакль. Этот урок требует воспитания в себе большого мужества и выдержки. И я навеки благодарна своему Педагогу, которая, как настоящий психолог, подготовила меня к неизбежным превратностям актерской судьбы.