На семи морях. Моряк, смерть и дьявол. Хроника старины. - Хельмут Ханке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественно, на парусниках матросы не могли выполнять свою работу закованными в цепи. Однако режим оставался жестоким до крайности. Даже такой прогрессивный мореплаватель, как капитан Джеймс Кук, которому моряки многим обязаны, во время своего второго кругосветного плавания четырнадцать дней продержал одного из матросов закованным в кандалы.
По-прежнему очень трудно было комплектовать команды кораблей. Только наивные романтики, отчаянные подростки да парни, у которых земля горела под ногами, добровольно нанимались на морские парусники. Большую же часть команды набирали из авантюристов и всякого сброда, главным образом из людей, вынуждаемых обстоятельствами либо завербованных обманом – «зашанхаенных»[07].
Венецианцы пробовали решить эту проблему, потворствуя низменным инстинктам матросов. Их капитаны в чужеземных гаванях на многое смотрели сквозь пальцы. Участники крестовых походов, матросы с нефов крестоносцев, без зазрения совести грабили «землю обетованную». Еще более гнусно вели себя «дети моря», или «трюмная челядь», как называли простых матросов на ганзейских кораблях. Скандинавские порты, например, подвергались разграблению. Налагая контрибуцию, ганзейцы не останавливались перед угрозой сжечь город дотла. Кроме того, в ожидании попутного ветра мореходы неделями болтались в порту без дела. Время они убивали в попойках, драках, скандальных историях с женщинами. Поэтому моряк пользовался у населения весьма недоброй репутацией.
Чтобы привлечь матросов на свои корабли, ганзейцы даже обещали им участие в прибылях. В соответствии с Любекским морским правом 1299 года судовладелец должен был авансировать матросам некоторую сумму для покупки товаров. В Амальфи с XII века существовала так называемая колонна, устанавливавшая долю участия простого морского люда в выручке от состоявшегося рейса. В Каталонском собрании узаконений XIII века говорится о «Морских правилах», где закреплено следующее положение: фрахт есть мать заработка. В соответствии с этим положением жалованье команды поднималось или снижалось вместе с изменением стоимости погруженных товаров. В ганзейском судоходстве вначале также существовали аналогичные правила.
Однако отношения партнерства, установившиеся было на судах между начальством и командой, вскоре уступили место жесткому авторитарному режиму. Слишком уж часто на ганзейских кораблях команда распутничала и выходила из повиновения. Из-за угрозы пиратских нападений у каждого моряка имелось оружие. Один из указов того времени гласил: «Тот, кто злоупотребит оружием или уснет на вахте, должен быть протянут под килем».
С окончанием участия команды в прибылях на судах началась социальная дифференциация. Противоречия между интересами судовладельца и купца, представителями которых на борту были капитан и офицеры, и простого корабельного люда очень обострились.
В отчетах о ганзейских сделках с конца XIV века очень часто говорится о трениях и спорах на кораблях, а также о случаях дезертирства. В качестве контрмеры и был введен тот жестокий режим, который сохранялся в течение всей эпохи парусного флота: притеснения, драконовские штрафы, тяжелая работа, муки и растущее сопротивление наемного рабочего на судах. О галерах напоминают прежде всего приемы, с помощью которых набирались команды кораблей начала трансокеанских парусных плаваний. Своего рода лейтмотивом этой эпохи стали следующие слова из одного испанского указа 1492 года: «Настоящим мы гарантируем безопасность всем и каждому в отдельности из тех, кто плавает совместно с вышеозначенным лицом. Ни их телу, ни их имуществу не может быть нанесен ущерб, также они не могут быть подвергнуты штрафу за преступление, которое они совершили до сего дня, каким бы оно ни было тяжким».
Вновь распахнулись ворота тюрем, чтобы дать кораблям матросов. Теперь это были уже не галеры, а чистые парусники – первые корабли первооткрывателей. Но даже трехмесячный аванс самого высокого жалованья и перспектива озолотиться за океаном не могли заманить на борт достаточное количество добровольцев. Страх был сильнее.
Он имел основания, ибо дорога Великих гедграфических открытий выстлана костями моряков. И не случайно народная молва назвала «берегом слез» место на реке Тахо, откуда отправлялись в трансокеанские экспедиции португальские парусники и куда они возвращались через несколько лет с поломанными мачтами и изорванными в клочья парусами, если только им вообще удавалось вернуться.
Еще несколько сот лет тюрьмы оставались вербовочными пунктами для корабельных команд. Во Франции и Англии тот, кто записывался на морскую службу, полностью освобождался от отбывания наказания. Примечательно, что далеко не все каторжники выбирали эту возможность. Головорезы и висельники на палубе! Георг Форстер[08], три года проплававший с Куком вокруг света, в одном месте своего отчета об этом путешествии говорит о «безалаберности и легкомыслии, которые с полным основанием можно поставить в вину морякам». В другом месте этих же заметок говорится о толпе неотесанных матросов, первобытные нравы которых способны вызвать отвращение и омерзение: «Их тяга к чувственности вырождается в грязный порок, а легкомыслие нередко ведет к преступлениям».
К мало лестным прозвищам, которыми народ наделял представителей этой профессии, в XVII веке добавилось еще одно – «янхагель». Оно произошло от имени Ян Хагель, как в то время в Нидерландах называли любого матроса из-за излюбленного матросского ругательства «алле хагель!», что приблизительно означает «разрази меня гром!». В современном немецком языке «янхагель» означает «чернь».
Известна старая немецкая поговорка: «Кто ни к чему не пригоден на суше, может еще стать моряком».
Полагая, что с бродягами можно обращаться по своему усмотрению, военно-морские власти во Франции и Англии долгое время пополняли за их счет личный состав флота.
В первой половине XVII века Ришелье предпринял попытку создать французский атлантический флот. Для укомплектования кораблей личным составом он приказал войскам закрыть выходы из портовых городов и гаваней, обыскать притоны и бордели и всех задержанных мужчин отправить служить на флот. О том, какой режим царил на этих кораблях, можно судить по одному из специальных указов, изданных Ришелье. В соответствии с этим указом стоило лишь ближайшему начальнику пожаловаться офицеру на плохое поведение матроса, как тому грозила веревка. В Англии положение было таким же. Молодой Джеймс Уатт, находившийся в обучении у одного лондонского часовщика, чудом ускользнул из лап команды, проводившей насильственный рекрутский набор. Флот был пугалом, которым многие отцы грозили своим строптивым сыновьям.
