«Если», 1998 № 09 - Журнал «Если»

Вскочив на ноги, Йон схватил одной рукой книгу, а другой поднял лежащий на скамье камень. Останки раздавленной мыши не сразу отлипли от его нижней поверхности, и Йон почувствовал под пальцами противную липкость подсыхающей крови. От этого его чуть было снова не вывернуло наизнанку, но он сдержался. Взвесив камень в руке, он снова посмотрел на собаку. Кербер разглядывал его с веселым интересом, и Йон заколебался.

«Он такой милый, такой доверчивый!..» — пронеслось у него в голове, пока он мысленно прикидывал расстояние от платформы до головы пса.

Но метнуть свой убийственный снаряд Йон так и не решился. Несколько мгновений он просто стоял на коленях у края люка и не двигался. Между тем письмена в книге становились все бледнее, и Йон сделал еще одну попытку убедить себя в том, что человеческая жизнь дороже собачьей. Наконец он снова повернулся к книге и, почти не глядя швырнув кирпич в отверстие люка, начал громко читать стих.

Сквозь странную пелену, путавшую мысли и застилавшую мозг, он услышал громкий, сразу же оборвавшийся визг. Потом старый крепкий дуб затрясся, словно какой-то великан силился вырвать его из земли, и в глазах Йона вспыхнул яркий, как тысяча прожекторов, свет.

Это было последнее, что он помнил. В следующее мгновение Йон Скелл упал на дощатый настил и погрузился в забытье.

Йон пришел в себя оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. В первое мгновение он не понимал, где он и что с ним, но постепенно глаза стали различать листву дуба и знакомые перила воздушного домика. Эрик Скалассон стоял над ним, и его веснушчатое лицо расплывалось в широкой, радостной улыбке. Книга валялась на полу возле колен Йона.

Увидев, что друг цел и невредим, Йон облегченно вздохнул. Однако, бросив быстрый взгляд вниз через люк, он увидел под деревом вытянувшееся тело Кербера и сразу же вспомнил все, что произошло. Поспешно сев, он повернулся к Эрику, стараясь спиной заслонить от него труп собаки.

— Ты жив! — воскликнул он. — Слава Богу, ты жив и с тобой все в порядке!

— Почему это со мной должно быть что-то не в порядке? — удивился Эрик. — По-моему, из нас двоих именно ты валялся здесь кверху лапками!

— Но ведь ты… тебя… — Йон осекся, сочтя за лучшее промолчать. Судя по всему, Эрик даже не подозревал, в каком положении только что находился. И лучше уж ему не знать, как Йон обошелся с его любимой собакой. Пусть думает, что несчастного Кербера убило то же самое, что заставило Йона потерять сознание. Эрик между тем выглядел совершенно нормально, и на мгновение Йон испугался, что напрасно прикончил пса. Вне зависимости от того, правильно ли он поступил или нет, ему был отвратителен собственный поступок.

К счастью, Эрик вовсе не собирался ждать, пока Йон выпутается из затруднительной ситуации.

— Смотри, что он мне дал! — возбужденно воскликнул мальчишка и разжал кулак.

— Кто?

— Скирнир. Вот, смотри!

Йон увидел на ладони приятеля меч, копия того, что висел у него самого на цепочке для ключей. Йон непроизвольно бросил взгляд на пояс — убедиться, что подарок отца на месте. Потом он снова посмотрел на меч Эрика.

— Ну что, здорово? Теперь у нашего клуба есть своя эмблема!

Однако радость и возбуждение Эрика показались Йону неуместными и не вызвали в нем никакого отклика. Ощущение вины, страха и глубокая уверенность в том, что Эрику лишь чудом удалось избежать неминуемой смерти, были столь сильны, что Йон не находил слов. Мальчишке казалось, что он открыл еще один, третий мир, располагавшийся где-то посередине между вселенными Эрика и Скирнира. И все три оставались для него непонятными и чужими.

По-прежнему не в силах вымолвить ни слова, Йон повернулся к лежащей на полу книге. Она была открыта на новой странице, и ему не потребовалось ни малейшего сознательного усилия, чтобы прочесть:

Когда слова сии прочтешьИ чужака убьешь,Тогда все то, что алчешь ты,Немедля обретешь.

В глубине души Йон не сомневался, что в следующий раз книга потребует от них человеческой жертвы. Думать об этом было настолько тяжело, что каждый вздох давался ему с огромным трудом, причиняя почти физическую боль.

— Обещай мне, — выдавил он наконец. — Обещай мне, что никогда, никогда больше не будешь пользоваться этой книгой.

Эрик рассмеялся.

— Конечно, вблизи Скирнир выглядит просто ужасно, но он дал мне это…

Йон вскочил и, бросившись к Эрику, схватил его за ворот рубашки.

— Обещай… мне! — прохрипел он.

Лицо Эрика постепенно сделалось серьезным.

— Мне кажется, это было замечательное приключение, но… Если ты так хочешь, я согласен: больше не прикоснусь к книге, — ответил он, вертя в пальцах игрушечный меч.

Йон медленно опустился на пол.

20 марта 1969 года, суббота

Плейку, Вьетнам

Со всех сторон санинструктора 4-го класса Йона Скелла окружали унылые желтовато-серые стены полевого военного госпиталя, однако витавшие здесь запахи медикаментов казались ему приятными, словно самые изысканные духи. Он молча бродил по этим коридорам, лишь краем уха прислушиваясь к шороху колес каталок и стонам раненых. Он знал, что пройдет совсем немного времени и военный вертолет доставит его и нескольких других медиков на холмы вокруг Контума, чтобы готовить к эвакуации попавших под обстрел пехотинцев, так что уже через считанные часы Йон сам мог оказаться на госпитальных носилках в качестве одного из пациентов.

От этой мысли у него похолодело внутри, хотя он не был трусом и ему уже приходилось заглядывать в глаза смерти. Как-то в старших классах, когда все были буквально помешаны на машинах, Йон, желая доказать, что он настоящий мужчина, принял участие в одной рискованной гонке и, не справившись с управлением, вылетел в кювет.

Воспоминания о том, как он лежал в палате интенсивной терапии хирургического отделения больницы, все еще были свежи в его памяти. Находясь на грани жизни и смерти, Йон видел сотканный из голубого света тоннель, который описывали многие побывавшие в состоянии клинической смерти. Он припоминал также владевшее им ощущение глубокого, безмятежного покоя, подобного которому ему еще никогда не приходилось испытывать. Йон вряд ли сумел бы найти подходящие слова, чтобы описать это состояние. Казалось, будто он заключил союз с самой смертью, и она укрыла его от нечеловеческой боли, которая свидетельствовала, что Йон все еще жив.

И никогда он не смог бы забыть того, что произошло потом. К нему приблизилась женщина с телом куда более прекрасным, чем у любой из красавиц. Разум подсказывал Йону, что и лицо ее должно быть под стать безупречному совершенству фигуры, но как он ни старался, не мог припомнить его черт. Женщина казалась ему скорее воплощением идеала, нежели реальным существом, однако, несмотря на всю ее совершенную красоту и мягкую убедительность голоса, разум Йона отказывался признать ее существование. В ней было что-то настолько чуждое, что Йон готов был заподозрить в ней скорее пособницу дьявола, чем посланницу Божию. Но ничто, решительно ничто не указывало на то, что она исполняет чью-то волю.