Назад в СССР (СИ) - Хлебов Адам

Я пробежался взглядом по заголовкам.

«Английский футбольные фанаты устроили погромы в Турине на Чемпионате Европы».

«15-ый Президент дружественной Сирии, Хафез Асад пережил покушение». Ого! Да это же про отца Башара Асада.

«Москва готовится принять гостей всемирного праздника спорта.» 27 июня 1980 года, пятница.

На газете три ордена и надпись: «Известия Совета Народных Депутатов СССР» 27 июня 1980 года, пятница.

Похоже, что я правда попал в прошлое. В тело Максима Бодрова. Сон не бывает настолько детальным, последовательным и реалистичным. Газета явственно говорила, нет даже кричала об этом.

Я запомнил цифры в телефонном номере, который диктовала моя одноклассница Виктория Рерих доктору Cкорой Помощи.

Спустившись в вестибюль, я нашел таксофон, представлявший из себя прямоугольный металлический аппарат-коробку с диском для набора.

Опустив монету в монетоприемник, я набрал номер. После пары гудков трубку на том конце провода подняли трубку. Монета со стуком шумно провалилась в чрево металлической коробки. Я услышал женский голос.

— Максим, внучёк! Где ты, что с тобой стряслось?

Так. Раз внучёк — значит со мной говорила бабушка.

— Ба, привет ты только не беспокойся, со мной все нормально, — и после короткой паузы добавил, — я в первой городской, в хирургии.

— Мне звонил врач со скорой. Мы с дедом уже в курсе. Он сказал у тебя сотрясение. Тебя опять задевали? Барсуков?

«Почему с дедом, а родители?» подумалось мне

— Да, нет. Нет сотрясения, все нормально. Посмотрят пару дней и отпустят. А мама и папа тоже в курсе?

На том конце трубки воцарилось молчание. А потом я услышал тихие всхлипывания.

— Ба, ну ты чего?

Я понял, что бабушка отчего-то заплакала. Послышался приглушенный голос взрослого мужчины.

— Мать, ну все-все. Дай трубку.

Я слышал обрывки их разговора:

— Он про родителей спрашивает, видно всё же есть сотрясение у него. Ничего не помнит, — в отдалении гулко звучал голос бабушки.

А потом снова установилась тишина. Видимо, мужчина прижал трубку к груди. Наконец в трубку снова заговорил мужской голос.

— Максим, привет. Это дед. Узнаешь мой голос?

— Привет! Дед, ну, конечно, узнаю.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально, надеюсь завтра выпишут.

— Какой сегодня день недели помнишь?

— А какой сегодня день?

— Пятница. До понедельника тебя никто не выпишет. Но ты там это, держись, слушай докторов. Мы завтра что-нибудь тебе туда сообразим.

— Да, не-не. Ничего не надо. У меня тут все есть.

Хотя тут же я понял, что у меня нет ни своего полотенца, ни мыльно-рыльных принадлежностей, ни смены чистого белья и носков.

Память Максима Бодрова, начала смешиваться с моей словно молоко с кофе в стакане. Сначала две отдельных жидкости, потом две проникающие друг в друга и смешивающиеся тучи, а потом новый единый напиток более светлого, чем кофе оттенка.

— Не перечь деду!

— Не перечу, — я миролюбиво сбавил тон, потому что почувствовал, как люблю тех людей, с которыми я сейчас разговаривал.

— Ну тогда давай, бабка твоя говорит — до завтра.

— И вам спокойной ночи, дед. До завтра.

Он повесил трубку.

Я начал вспоминать, что у меня, то есть у Макса Бодрова родители умерли почти десять лет назад. Отец служил во флоте

Произошел несчастный случай и его не стало. Мама смогла прожить лишь один год после такого потрясения и тоже ушла — не выдержало сердце.

По дороге я зашел в туалет посмотрелся в зеркало. Из зеркала на меня пялилось незнакомое голубоглазое молодое лицо с небольшим, почти не заметным шрамом над правой бровью.

Максима Бодрова я бы не назвал красавчиком, но мне его внешность сразу пришлась по душе.

В этой физиономии я видел харизму с небольшой долей наглости, жизнерадостность, открытый взгляд и белоснежную улыбку.

На мой взгляд, руки, плечи и грудь были узковаты, но это поправимо.

Я их ещё подкачаю. Я посмотрел на пресс и остался доволен. Ничего лишнего, даже угадываются кубики. Все остальное в порядке. Мне вспомнилось, что мое тело в этом же возрасте в прошлой жизни мне нравилось куда меньше.

Я согнул руки в локтях и посмотрел на свои бицепсы. Не Геракл, не Маугли и не Бред Питт, но и не Карлсон. Хоть на этом спасибо.

Я вернулся в комнаты и обратил внимание на часы. Время начало одиннадцатого вечером.

В коридорах больницы было тихо и безлюдно.

Я стал думать. Если всё, что произошло со мной завтра внезапно не прекратится, то выходит, что жизнь даёт мне второй шанс.

Я могу прожить новую жизнь, примерно зная, что ждёт страну впереди, а также помня все те ошибки, которые я допустил в прошлом.

А в прошлом я был парнем с сильным характером, не боящимся не трудностей, не опасности. Как говорили — ни Бога, ни чёрта.

Здесь в этом времени, конечно, нужно было быть осторожным, чтобы себя не выдать. Не самое сложное время в СССР, можно даже сказать, лучшее. Вряд ли бы меня потащили бы в КГБ на допрос.

Но тем не менее, лишние проблемы мне не нужны. К тому же, время, в которое я попал, обладало несколькими несомненными преимуществами.

Например, искренностью и чистотой людей. Они ещё не научились быть лживыми и эгоистичными. Доверяли друг другу.

Конечно, я уже заметил, что по сравнению с моим прошлым временем люди одевались проще и однообразнее.

В материальном плане в СССР сложился совершенно иной уклад. Излишнее, а уж тем более демонстративное потребление не приветствовалось и презиралось.

Присказка «По одёжке встречают» никуда не делась

Но лично для меня это не важно. Мне было по барабану, есть ли у меня джинсы или фирменные кроссовки. Я понимал, что некоторые товары даже в эпоху расцвета Союза оставались дефицитом.

Но мне выпала невероятная возможность проверить были ли те самые мороженное за двадцать копеек и докторская колбаса за два рубля двадцать вкуснее, чем их аналоги в России двадцатых годов следующего века.

Кто бы или что бы не послужило причиной моего перемещения в новое тело, в прошлый тысяча девятьсот восьмидесятый год: Бог, судьба, искажение времени или что-то ещё, я был благодарен за этот шанс.

Я сразу оставил мысли о том, что, имея информацию о будущем страны, я мог бы изменить ход истории.

Может быть и мог бы, но где гарантия, что сумею сделать изменения в лучшую сторону?

Поэтому я просто решил просто воспользоваться новой жизнью и прожить её, как говорилось, так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые…

Меня теперь звали Максим Бодров, мне было семнадцать лет. И меня снова впереди ждала большая жизнь.

Порывшись в памяти прошлого хозяина тела, я узнал, что живу в довольно крупном приморском городе на черноморском побережье.

Я уже помнил, как выглядит моя школа и дом, в котором находилась квартира, где я проживал с бабушкой и дедом.

Меня клонило в сон. Утро вечера мудренее, трава соломы зеленее. Мне нужно было отдохнуть после сегодняшних потрясений.

Я мысленно вспомнил и драку в российском парке, когда меня подло со спины пырнули ножом. Скорую, врача и толпу. Девушку Викторию Рерих.

Интересно, в каких мы с ней отношениях? Так-то она очень даже ничего. Я попробовал описать словами ее образ. Молочно-восковой спелости. Ее красота была неосязаема — как будто укрыта от меня тонкой тканью прозрачной вуали.

Вспомнил милиционера Осина, водителя Николаича. Невероятно красивую Наталью Филипповну, врача приемного отделения, которую я непременно вытащу на свидание…

На сладких мечтах о Наталье Филипповне я незаметно провалился в сон.

Я проснулся от того, что солнце, через окно, ласково светило теплыми лучами прямо мне в лицо.

Я приоткрыл глаза и прищурился. Нужно было найти телефон, чтобы посмотреть время. Блин, куда он запропастился?

Судя по тому, что будильник еще не зазвенел, еще не было и шести утра. Из приоткрытого окна, с улицы, прохладный утренний воздух доносил обрывки разговора двух женщин.