Лебединая песнь. Последняя война - Роберт Маккаммон

— Где же Ты?

Голос ее отозвался эхом по всей улице и потонул в радостной суете в двух кварталах отсюда. Любимый Иисус опоздал, подумала она. Он опоздал, опоздал, опоздал на очень важное свидание, свидание, свидание! Она начала истерически хихикать и рыдать одновременно, пока из ее горла не раздалось что-то, похожее на стон раненного животного.

Прошло много времени прежде чем она поняла, что должна идти дальше и что она не может взять дитя с собой. Она заботливо укутала его в оранжевый свитер из своей сумки, а затем опустила на дно одного из мусорных баков и завалила сверху как могла мусором. Большая серая крыса подошла к ней вплотную, ощерив зубы, и она изо всей силы ударила ее пустой бутылкой из-под пива.

Она едва могла стоять и выползла из ворот, понурив голову, и горючие слезы позора, отвращения и ярости текли по ее лицу.

Я не могу так больше, — сказала она себе. — Я не могу больше жить в этом мрачном мире! Дорогой, любимый Иисус, спустись на своей летающей тарелке и возьми меня с собой!

Она опустилась лбом не тротуар, она хотела умереть и попасть на Небеса, где весь грех будет смыт начисто.

Что-то зазвенело о тротуар, похожее на звуки колокольной музыки. Она подняла глаза, помутневшие и распухшие от слез, но увидела лишь, как кто-то уходил от нее. Фигура завернула за угол и исчезла.

Сестра Ужас увидела несколько монет, лежащих на мостовой в нескольких футах от нее, три двадцатипятицентовика, два десятицентовика и один цент. Кто-то решил, что она побирается, поняла она. Рука ее вытянулась, и она подцепила монеты, прежде чем кто-нибудь еще их заметил.

Она села, стараясь придумать, что ей нужно сейчас делать. Она чувствовала себя больной, слабой и уставшей, но боялась лежать просто на улице.

Нужно найти куда спрятаться, решила она. Найти место, чтобы зарыться в нору и спрятаться.

Ее взгляд остановился на подземном переходе через Сорок Вторую улицу, который был одновременно и спуском в метро.

Она и раньше спала в метро; она знала, что полицейские выгонят ее со станции или, еще хуже, опять упекут под крышу. Но она знала еще и то, что в метро есть куча вспомогательных туннелей и незавершенных переходов, которые отходят от главных маршрутов и уходят глубоко под Манхеттен, так глубоко, что ни один из демонов в человеческой шкуре не сможет найти ее, и она может свернуться там в темноте клубочком и забыться. В руке она сжимала деньги: этого будет достаточно, чтобы дать ей пережить черный день, а потом она сможет оторваться от грешного мира, которого избегает любимый Иисус.

Сестра Ужас встала, добралась до перехода через Сорок Вторую улицу и спустилась в подземный мир.

ГЛАВА 3

ЧЕРНЫЙ ФРАНКЕНШТЕЙН

10 часов 22 минуты после полудня.

(центральное дневное время)

Конкордия, штат Канзас.

— Убей его, Джонни!

— Разорви его на куски!

— Вырви ему руку и забей его ею до смерти!

Стропила жаркого прокуренного гимнастического зала Конкордской высшей школы звенели от воплей более чем четырех сотен людей, а в центре зала двое, один белый, другой черный, схватывались на борцовском кругу. В этот момент белый борец, местный парень по имени Джонни Ли Ричвайн, швырнул чудовище, известное как Черный Франкенштейн, на канаты и молотил его ударами дзюдо, а толпа криками требовала крови. Но Черный Франкенштейн, ростом шесть футов и четыре дюйма, весом больше трехсот фунтов, носивший резиновую маску, покрытую красными кожаными «шрамами» и резиновыми «шишками», выставил свою гороподобную грудь; он издал громовой рев и перехватил в воздухе руку Джонни Ли Ричвайна, потом выкрутил попавшую в ловушку руку, и молодой парень упал на колени. Черный Франкенштейн зарычал и ударил его ботинком пятидесятого размера сбоку по голове, сбив его плашмя на брезент.

Судья без толку крутился рядом, а когда он выставил предупреждающий палец к лицу Черного Франкенштейна, чудовище отшвырнуло его с легкостью, с какой щелчком сбивают кузнечика; Черный Франкенштейн встал над сбитым парнем и дубасил его по груди, по голове, идя по кругу, как маньяк, в то время как толпа ревела от ярости. На ринг полетели смятые стаканчики из-под «Кока-колы» и мешочки из-под кукурузных хлопьев «попкорн».

— Вы безмозглые ослы! — орал Черный Франкенштейн, громовой бас которого перекрывал шум толпы. — Смотрите, что я делаю с вашим местным парнем.

Чудовище бодро молотило по ребрам Джонни Ли Ричвайна. Юноша скорчился, лицо его показывало сильнейшую боль, а судья пытался оттащить Черного Франкенштейна. Одним махом чудовище зашвырнуло судью в угол, где тот осел на колени. Теперь толпа вскочила на ноги, на ринг летели стаканчики и мороженое, а местный полицейский, согласившийся на дежурство на борцовской арене, нервно переминался около ринга.

— Хотите увидеть кровь канзасского сельского парня? — гремел голос Черного Франкенштейна, когда он занес ботинок, чтобы сокрушить череп своего соперника.

Но Джонни цеплялся за жизнь, он ухватился за лодыжку чудовища и лишил его равновесия, потом выбил из-под него другую ногу. Болтая толстыми руками, Черный Франкенштейн рухнул на мат с такой силой, что задрожал пол зала, и от дружного рева толпы чуть не снесло крышу.

Черный Франкенштейн съежился на коленях, заломив руки и взывая к жалости, а молодой парень взял над ним верх. Потом Джонни повернулся помочь судье, а пока толпа орала от восторга, Черный Франкенштейн подпрыгнул и сзади кинулся на Джонни, его громадные ручищи сцепились вместе, чтобы нанести оглушающий удар.

Испуганные крики болельщиков заставили Джонни Ли Ричвайна в последнее мгновение увернуться, и он ударил чудовище в клубок жира на животе. Воздух, вырвавшийся из легких Черного Франкенштейна, прозвучал как свисток парохода; шатаясь на нетвердых, спотыкающихся ногах возле середины ринга, он пытался избежать своей судьбы.

Джонни Ли Ричвайн поймал его, пригнул и поднял тело Черного Франкенштейна на «мельницу». Болельщики на мгновение замерли, пока весь этот вес отрывался от мата, потом стали закричали, когда Джонни стал крутить чудовище в воздухе. Черный Франкенштейн орал как ребенок, которого нашлепали.

Раздался звук, похожий на ружейный выстрел. Джонни Ли Ричвайн вскрикнул и стал валиться на мат. Ноги его подкосились, и человек по имени Черный Франкенштейн уловил момент, чтобы оторваться от плеч молодого парня. Он слишком хорошо знал звук ломающейся кости; он был против того, чтобы парень крутил его, как лопасти мельницы, но Джонни хотел потрясти своих болельщиков. Черный Франкенштейн упал на бок, а когда уселся, то увидел, что молодой местный борец лежит в нескольких футах от него, со стоном сжимая колено, на этот раз от неподдельной боли.

Судья стоял, не зная, что делать. Распростертым полагалось лежать Черному Франкенштейну, а Джонни Ли Ричвайну полагалось выиграть эту главную схватку, именно так было по сценарию, и все шло прекрасно.

Черный Франкенштейн поднялся. Он знал, что парень испытывал сильную боль, но должен был выдержать образ. Подняв руки над головой, он прошел через ринг под градом стаканчиков и мешочков из-под попкорна и, когда приблизился к ошеломленному судье, сказал тихим голосом, совсем не похожим на его злодейское пустозвонство:

— Дисквалифицируйте меня и отправьте этого парня к врачу.

— А?

— Сделайте это немедленно.

Судья, местный житель, у которого в соседнем Бельвилле был магазинчик металлоизделий, наконец показал руками крест-накрест, что означало дисквалификацию Черного Франкенштейна.

Громадный борец с минуту прыжками показной ярости демонстрировал свое недовольство, а публика освистывала и обругивала его, потом он быстро соскочил с ринга, чтобы пройти в раздевалку, эскортируемый фалангой полицейских. На этом длинном пути ему пришлось выдержать летящие в его лицо «попкорн», шматки мороженого, а также плевки и непристойные жесты от детей и взрослых граждан. Особенно он боялся старых благообразных леди, потому что одна из таких год назад в Уэйкроссе, штат Джорджия, напала на него со шляпной булавкой и попыталась ткнуть ею в его половые органы.

В своей «раздевалке», которой служили скамейка и шкафчик в комнате футбольной команды, он постарался насколько возможно расслабить мышцы. Некоторые боли и ушибы уже стали хроническими, плечи казались стянутыми и были как куски окаменевшего дерева. Он расшнуровал кожаную маску и стал разглядывать себя в маленькое треснувшее зеркальце, висевшее в шкафчике.

Его едва ли можно было назвать симпатичным. Волосы на голове сбриты наголо, чтобы маска лучше надевалась, лицо отмечено шрамами от многих схваток на ринге. Он точно помнил, откуда у него появился каждый шрам — нерассчитанный удар в Бирмингеме, слишком убедительный бросок стула в Уинстон-Сэлеме, столкновение с углом ринга в Сьюс-Фоллс, встреча с цементным полом в Сан-Антонио. Ошибки в согласованности действий в профессиональной борьбе приводят к реальным повреждениям. Джонни Ли Ричвайн не смог сохранить равновесие, нужное, чтобы выдержать большой вес, и расплатился за это ногой. Он сожалел об этом, но ему ничего не оставалось делать. Представление должно продолжаться.