Агатангел, или Синдром стерильности - Наталья Сняданко

И попробуй докажи ему после этого, что «КРИС-2» никогда не опускается до стандартов желтой прессы. «Смотри, кому вставляешь и какого хера», — часто повторяет нам главный редактор пан Незабудко, что означает: «Достоверность информации в нашей газете всегда должна быть на первом месте». И все с ним соглашаются.

Именно поэтому, а не с целью скрыть информацию, как язвили бульварные газеты, «КРИС-2» не сообщил своим читателям об исчезновении Арнольда Хомосапиенса. Ведь факт остался непроверенным. Возможно, голландец не исчез, а просто улетел, не прощаясь. А может, и прощался, просто спьяну никто не помнит. Зато бульварная пресса дружно вынесла вышеупомянутые заметки на первые страницы.

Но это я прочитала уже после допроса у следователя. Кстати, проведенного вразрез со всеми моими теоретическими представлениями о том, как должны проходить допросы. Тем более — в нашей стране. Где-нибудь на набережной Орфевр меня, возможно, и не поразило бы интеллигентное выражение лица человека в идеально отглаженном модном костюме, который называл себя следователем. Но не на улице Олега Кошевого — пардон, теперь уже Нестора Махно.

Прежде всего следователь предложил мне кофе, сваренный в медной (!) джезве. И, обогащая аромат колумбийской арабики, уютно попыхивал трубкой. Интересно, у них там все такие, или следователь Тычина (родственник? однофамилец?) просто исключение? Как полиглот Анастасия Каменская, кулинар, коллекционер орхидей и эстет Ниро Вульф или английская пенсионерка мисс Марпл, для которой работа следователя — это в первую очередь возможность лишний раз посплетничать. Или хотя бы как литературовед и секретарь богатой бизнес-вумен (или все-таки «менши»?) Иван Подушкин, который неохотно отрывается от поэзии Серебряного века и расследует преступления. Он не переводит с пяти языков, да и в кулинарии не очень разбирается, зато совершенно постмодернистски вместе со своим боссом (своей мэм, боссессой, шефшей или шефиней) восторгается личностью Ниро Вульфа и во всем стремится ему подражать.

Михаил Тычина никому не пытается подражать, разве что иногда нечаянно не закрывает двери своего жилища, как это, — правда, нарочно, — делал комиссар Берлах.

Но даже для литературного персонажа, а не живого следователя, Михаил Тычина выглядит слишком ухоженно. Ни тебе знаменитого помятого плаща или хотя бы костюма, ни тебе карандаша за ухом, не говоря уже о джинсах и кроссовках, которыми традиционно злоупотребляют в детективах не только мужчины, но и женщины. Совсем не возникает впечатления вечного недосыпа, переутомления или рассеянности, которая, согласно распространенному стереотипу, сопровождается полной самоотдачей профессии. У пана Тычины на столе я случайно увидела билет на львовский концерт Войтека Мрозека, что заинтересовало меня еще больше. Следователь, который ездит в другой город на концерты современного джаза, — такое даже во французских фильмах редко встречается.

— Я внук двоюродного брата, не однофамилец, — сказал Тычина. — Но поэтический талант не унаследовал.

Лысоват; что приятно — лысины не стыдится и не начесывает на нее редкие длинные прядки волосиков, толстяк, и это ему даже идет, по возрасту ближе к сорока, чем к пятидесяти, округлая, аккуратно подстриженная борода, в которую улыбается так часто и так таинственно, что кажется, он отпустил ее специально для улыбок, курит трубку, которую набивает вишневым табаком, и пристально смотрит в глаза во время беседы. Скорее всего не женат, возможно, кулинар и точно убежденный скептик, нечувствительный к женским чарам. У него обязательно есть мастиф, в крайнем случае — французский бульдог, дома антикварная мебель и большая коллекция классической музыки.

Михаил Иванович давно знает Снежану Терпужко, выписывает «КРИС-2» с первого номера и не читает бульварную прессу. Во время моего рассказа о мистере Арнольде следователь таинственно улыбается в бороду, поэтому я не знаю, верит он мне или нет.

— Видел я таких консультантов. Им кажется, достаточно привезти сюда западные рецепты, и все сразу станет как в Европе. Не знают специфики рынка, местной ментальности. А консультировать едут. Их тут грабят, похищают, а они снова едут. Видно, выгодно это им. А жена его звонила?

— Нет.

— Это странно, уже должна была бы учинить переполох.

Это «учинить переполох» в устах тигиринского милиционера добило меня окончательно, хотя, с другой стороны, в устах дальнего родственника крупнейшего украинского поэта это прозвучало совершенно логично. Еще чуть-чуть, и я разрыдаюсь от умиления.

— Надеюсь, он оставил свой домашний телефон, — продолжил Михаил Иванович. — Потому что в кошельке, найденном в «Интерэкстриме» после празднования вашей газетой пятисотого номера, были только визитки с телефонами фирмы, — и ни по одному не снимают трубки.

И снова — не «берут телефон», что звучало бы логично, и даже не «подходят к телефону», что еще можно было бы себе представить, а именно «не снимают трубки», даже не «трубку». Это он нарочно, чтобы произвести впечатление, или генетически унаследованное подсознание срабатывает?

Я провела с Арнольдом больше времени, чем любой другой работник редакции, потому что переводила для него все две недели его визита. Интересно, падает ли на меня из-за этого большее подозрение, чем на других. В общем, каждый, кто был на праздновании, будет обязан доказать свое алиби. Это довольно непросто, ведь всегда тяжело адекватно восстановить последовательность событий во время удавшегося развлечения. Как сказал мне все с той же таинственной улыбкой сквозь усы Михаил Тычина, никто из присутствовавших на праздновании не мог вспомнить, когда мистера Арнольда видели в последний раз. Это значит, что меня вызвали на допрос последней. Хорошо это или плохо?

На исчезновение мистера Арнольда обратила внимание Снежана, и произошло это, когда начали собираться по домам. То есть где-то под утро. Сразу сообщили в милицию.

Я ушла с вечеринки первой, что могло меня оправдать, если бы кто-то мог подтвердить, что остаток вечера я провела перед телевизором. Но подтвердить этого никто не может, а кроме того, из ресторана меня вызвали по мобильному с незнакомого мне номера, который, к сожалению (подозрительно или случайно?), не сохранился в памяти моего аппарата. Мужской голос сообщил, что в ургентную, то есть дежурную больницу привезли жертву автокатастрофы, которая утверждает, что она моя тетя. Я не успела ничего спросить, потому что мужчина положил трубку. И хотя у меня нет никакой тети, я поехала в больницу и выяснила, что в тот вечер не привозили никаких жертв автокатастрофы. Все это было бы похоже на дурную шутку, если бы не исчезновение Хомосапиенса, не вызов на допрос, не потребность в алиби и не то, что голос звонившего мужчины показался мне знакомым.

Следователь Тычина в молодости мечтал стать писателем, автором детективных романов. Один из его романов даже заинтересовал издательство, на то время еще советское, и ему предложили издать книгу под фамилией известного писателя за приличный гонорар, то есть ту его часть, которая останется после оплаты использования фамилии известного писателя. Михаил Иванович согласился, но, пока книгу готовили к печати, известный писатель умер при невыясненных обстоятельствах, его архив, в котором находилась и рукопись романа, был конфискован милицией. Все последующие рукописи Михаила Тычины издатели почему-то отклоняли. Михаил Иванович попробовал перейти на поэзию и даже напечатал несколько журнальных подборок. Но стихи получили только негативные рецензии, тогда Михаил Иванович решил бросить литературную карьеру, нашел работу по специальности, женился и дослужился до майора. Рассказывая все это в своем фирменном суперускоренном темпе, Снежана вдруг сделала паузу, что вообще-то для нее нехарактерно. Немного подумав, она озабоченно спросила:

— Скажи мне, ты должна в этом разбираться: а как критики отличают хорошую поэзию от плохой, по каким основным признакам?

Я не ожидала такого вопроса и растерялась, хотя, наверное, если бы и ожидала, то растерялась бы не меньше — кто тут не растеряется. Но, на мое счастье, философское настроение у сотрудницы быстро прошло, и она продолжила:

— Но это ты мне потом объяснишь, а пока слушай дальше.

По словам Снежаны, Михаил Тычина, в отличие от большинства коллег, не любит заниматься резонансными преступлениями вроде заказных убийств, киднеппинга бизнесменов, автокатастроф, в которые попадают политические деятели, или финансовых махинаций под залог чужой недвижимости. Зато ему нравится так называемый «бытовой криминал». По его мнению, эти случаи, которые обычно считаются мелкими, демонстрируют гораздо более интересные проявления человеческой психологии, более яркое выражение эмоций, нестандартные развязки. Коллеги не очень понимают это увлечение майора Тычины, но с радостью отдают ему «рутинные» дела. Благодаря этому он очень хорошо ориентируется во всем, что касается деятельности криминальных группировок в городе, лично знает многих «авторитетов», поддерживает связь со всеми участковыми и создал подробную базу данных по преступлениям, совершенным в Тигирине за последние пятнадцать лет. Теперь у него репутация одного из лучших следователей в городе, поэтому он часто вынужден заниматься именно «резонансными» делами, как, например, исчезновением Хомосапиенса.