Закулисные интриги - Алексей Макеев

Звонок из приемной министра культуры застал Реджаковского дома в состоянии болезненной дремы. Было уже раннее утро, когда Геннадию Афанасьевичу удалось наконец уснуть. Именно в это время на журнальном столике рядом с кроватью зазвонил телефон. Геннадий Афанасьевич не спешил снимать трубку. «Только бы пережить сегодняшний день! Дальше будет легче. У всех свои заботы. Как-нибудь пронесет. Забудется, в конце концов...» – успокаивал себя Реджаковский.

После пятого сигнала вызова он взял трубку. Откашлявшись, Геннадий Афанасьевич поздоровался с абонентом на том конце провода. Выслушав короткое сообщение, Реджаковский бухнул трубку на аппарат и поспешно встал с кровати. Трясущимися руками он натянул на себя брюки. На ходу надевая рубашку и свитер, добежал до ванной комнаты и подставил лицо под струю ледяной воды.

Несмотря на то что до назначенного времени оставалось всего сорок минут, Геннадий Афанасьевич не сел в автобус. К Министерству культуры он пошел пешком...

Ожидание встречи с министром в приемной становилось невыносимым. Прошло пять минут, и Реджаковский успел подробнейшим образом изучить детали обстановки. Опытный актерский взгляд отмечал даже самые незначительные детали. Ему и раньше приходилось бывать в этом кабинете, хотя и при несколько иных обстоятельствах. Подолгу сидеть в приемной не приходилось. Он про себя отметил, что у Лады, одной из двух сменных секретарей министра, очень пухленькие и милые ножки. Стол, за которым сидела девушка, был обращен к посетителям своей тыльной стороной, и Реджаковский незаметно для девушки беззастенчиво рассматривал похотливым взглядом ее голени, щиколотки и изящные крохотные туфельки. Лада время от времени вставала и подходила к факсимильному аппарату на соседнем столике, и тогда Реджаковский переводил взгляд на дверь кабинета министра с блестящей с золотым отливом табличкой «Брызгунов Аркадий Михайлович».

Ожидание становилось невыносимым. Посидев в приемной еще пару минут, Реджаковский стал отчаянно кашлять. Он схватил портфель и, приложив носовой платок ко рту, вышел из помещения. Все еще громко кашляя, он быстро прошагал по коридору до лестницы, ведущей на первый этаж. Затем спустился вниз. Резко дернув на себя дверь уборной, шагнул внутрь и закрыл за собой дверь на щеколду.

Оказавшись в одиночестве, Реджаковский открыл портфель, покопался в одном из отделений и извлек оттуда двухсотграммовую плоскую бутылочку водки.

«Дальше непременно будет проще. Со временем все забудется и потечет своим чередом. Все займутся своими делами, не будет никаких вопросов, встреч...»

Геннадий Афанасьевич нервно свинтил с бутылки крышку, жадно приложился к горлышку и выпил водку, оставив немного на донышке.

«Это на посошок», – подумал Реджаковский и привычным жестом завинтил крышку.

Напряжение стало понемногу отпускать, мысли легко понеслись в голове Геннадия Афанасьевича.

– Лицо. Лицо выдает, – едва слышно сказал Реджаковский, глядя на собственное отражение в зеркале.

Он достал из чемоданчика маленькую пудреницу с поролоновым пуфиком. Пара отработанных до автоматизма движений, и гримирование было завершено. Тон пудры был немного светлее, чем раскрасневшееся лицо худрука, и темные круги под глазами сменили белесые пятна под нижними веками.

«Так лучше», – подумал Геннадий Афанасьевич, сложив свои пожитки в потайной кармашек чемоданчика, свел створки и застегнул «молнию».

Часы показывали пятнадцать минут одиннадцатого, когда художественный руководитель театра вновь перешагнул порог приемной Брызгунова.

– Вас уже спрашивали, – секретарша с нескрываемым удовольствием произнесла эти слова. – Пройдите к министру в кабинет.

Реждаковский подошел к двери и потянул за ручку.

Аркадий Михайлович Брызгунов, невысокого роста молодой мужчина, сидел на своем рабочем месте. Напротив него за длинным столом, примыкающим к столу министра в форме буквы Т, расположились две сотрудницы министерства, начальники отделов. При появлении художественного руководителя обе женщины перевели взгляды с бумаг, разложенных перед ними на столе, на вошедшего Реджаковского.

– Здравствуйте, Геннадий Афанасьевич, присаживайтесь, – сухо произнес министр, указывая на один из стульев за столом для посетителей, – Юлия Павловна, я подпишу сметы. Возьмете их у Лады и отправляйте в Министерство финансов, не задерживайте. Править больше ничего не будем. Все, у меня больше к вам вопросов нет. И скажите секретарю, чтобы не впускала никого. Я занят.

Женщины послушно удалились, и Аркадий Михайлович остался один на один с Реджаковским. Последний робко опустился на предложенный ранее стул.

– Мои соболезнования театру, Геннадий Афанасьевич! – начал министр, когда дверь за его подчиненными закрылась.

Брызгунов встал из-за стола и направился к окну. Строгий, с иголочки деловой костюм сидел на нем безупречно. Аркадий Михайлович поправил пиджак и встал у окна спиной к Реджаковскому.

– Неожиданно... и трагично!..

– Да, Аркадий Михайлович! Это все действительно ужасно! – машинально повторил Геннадий Афанасьевич.

На несколько секунд в кабинете воцарилась тишина. Затем Аркадий Михайлович вполоборота развернулся к Реджаковскому и стал неспешно передвигаться по комнате вдоль стола, заложив за спину обе руки.

– Ужасно, Геннадий Афанасьевич. Вы правы... Но должен вам признаться, у меня давно появлялось желание обсудить с руководством театра, многие вещи! У министерства, поверьте, помимо вашего театра достаточно дел. Руки не доходили! Мы все думали, что то, что происходит в театре, – это временное явление, что администрация театра оценит отношение к себе министерства. Но теперь, когда события приобретают уголовный оттенок!..

Геннадий Афанасьевич с серьезным лицом внимательно наблюдал за движениями министра и мысленно благодарил себя за то, что успел-таки перед визитом к министру заглянуть в уборную. Живительные сто граммов уже оказывали свое расслабляющее действие.

– То, что произошло, – это не просто большая трагедия для театра! Это еще и удар по репутации министерства. А значит, и вся вверенная нам сфера находится под ударом! Я, Геннадий Афанасьевич, вынужден говорить об этих вещах в такой день! Начнем с того, что там у вас произошло сегодня ночью! Я вас слушаю!

Реджаковский нервно сглотнул.

– Сегодня ночью... Был убит Юрий Юрьевич. – Геннадий Афанасьевич замялся.

– Да-да, я вас слушаю, говорите. – Брызгунов продолжал медленно перемещаться вдоль стола.

– Утром мне позвонили из театра и сообщили, что Равец погиб. Обнаружил труп сторож. Убили его прямо в кабинете, но кто убил, почему, это все мне неизвестно... Я сам ничего не знаю...

– Ну, это, положим, и не наша забота. На то есть следственные органы, которые, я надеюсь, сделают правильные выводы... А вот что касается вашего выражения «я сам ничего не знаю...», Геннадий Афанасьевич! Руководителю учреждения, подобному вашему, следовало бы избавляться от таких несолидных формулировок! Вы должны... Нет, вы просто обязаны знать все, что происходит во вверенном вам учреждении... Вы – уважаемый человек. Актер с почти сорокалетним стажем... Человек, по определению, призванный замечать детали. Более пяти лет вы руководите творческой деятельностью театра и из них два года работали в связке с Юрием Юрьевичем! Вы прекрасно знаете ваш коллектив, отношения внутри коллектива... И сейчас вы говорите мне, что ничего не знаете. Во-первых, мне сложно в это поверить, Геннадий Афанасьевич. А во-вторых, вы просто обязаны знать. Что я должен подумать, скажите мне? Напрашиваются два варианта: либо вы по какой-то причине недоговариваете мне всей правды о том, что у вас там происходит в театре, либо действительно вы устали руководить. Тогда, может быть, мне подыскать вам замену?

Реджаковский вздрогнул. Он нервно заерзал на стуле. Кожаная обивка сиденья заскрипела под тяжестью тела Геннадия Афанасьевича.

– Ну, зачем вы так, Аркадий Михайлович?.. – лицо Реджаковского вытянулось.

– Вот и мне бы не хотелось! Меня тоже устраивает, что театром руководят люди, не первый год мне известные, проверенные, так сказать, – продолжил министр. – Но для того чтобы я продлил с вами контракт... А это время уже не за горами. Перед Новым годом мы будем вызывать всех руководителей подведомственных нам учреждений с целью переоформления трудовых договоров... Так вот, для того чтобы я мог назначить вас и дальше руководить творческой деятельностью театра, я должен быть уверен, что коллективом руководит человек, способный держать руку на пульсе! И при этом... готовый оказать министерству всяческое содействие в осуществлении наших совместных планов.

Брызгунов вплотную подошел к столу, за которым сидел художественный руководитель, и, встав напротив, оперся руками о столешницу. Геннадий Афанасьевич невольно обратил внимание на коротенькие, с аккуратно остриженными ногтями пальцы министра. Аркадий Михайлович стал барабанить ими по столу, выстукивая четкий ритм.