Охота на мамонта-2. Раскаленная крыша - Олег Ёлшин

– Отойди! – заорал он.

– Чего? – удивилась женщина.

– Я сказал, уйди от него.

– Да я только посмотреть. Чего так волнуешься. Нельзя?

– Нет! – и он, схватив ее за руку, стащил с кровати.

– Ладно-ладно, что так завелся. Я же по-соседски, по-дружески, мы ведь с тобой теперь братья по несчастью. Трое нас таких на всю больничку.

– Все равно не подходи.

– Боишьси?

– Чего?

– Что залезу в него вместо тебя?

– Не твое дело!

Она хрипло засмеялась.

– Не бойсь. Все по первости этого боятся. Даже если захочу – не получится.

– Почему?

– Не знаю. Говорят, тот, кто дал нам эти тушки, набитые жиром и кишками, не позволит. Присматривает он за нами, вот так. Оно и понятно – порядок должен быть. Это там, – и она махнула в сторону окна, – угнал машину и езди в ней, стащил шубу – носи на здоровье, здесь не так. Здесь все не по понятиям – по правилам.

– Понятно, – пробормотал он.

– Тебя как зовут?

– Илья.

– Муромец, что ли?

– Вроде того.

– А меня Евдокия. Ну, давай, охраняй своего болезного, пошла я. Заскучаешь – заходи, я на этаже в холле у окошка. Не хоромы, но жить можно. Пошла. Эх, сигаретку бы…

Прошло еще два часа, за окном проезжали редкие машины, не слышны были шаги пешеходов, потухли в домах огни, город погрузился во мрак. Ночь. Это была его первая ночь в больнице, а сколько еще таких ночей впереди, он не знал. Помнил, как в одном фильме герой провалялся в коме несколько лет. Неужели такое возможно? Тут всего несколько часов казались медленной пыткой, а для кого-то годы. И представил, как какой-то человек, или не человек вовсе, лишь бледная его копия, сидела столько времени у изголовья кровати, где лежало тело. Вдруг услышал в коридоре чьи-то голоса, из стены выглянула голова Евдокии. Она ехидно улыбалась.

– Тут пришли. Говорят, к тебе!

Через мгновение в палате появилась Юна. Лицо ее горело алым румянцем, словно кровь била в ее жилах, хотя такое было невозможно, и была она очень взволнована.

– К тебе что ли, Муромец?

– Ко мне, – глухо ответил он.

– Ну, дает! – восхитилась Евдокия, – и когда успел? Ну, ты…

– Оставьте нас, пожалуйста, – тихо, но уверенно попросила Юна.

– Конечно! Воркуйте, голубки, – хрипло засмеялась тётка, и ее ехидная физиономия скрылась за стеной.

Они долго молчали. Юна с ужасом смотрела на человека, лежащего на кровати, переводила взгляд на него, и снова на тело. Илья молчал. Наконец она медленно заговорила:

– Это я виновата. Если бы я тебя к себе не пригласила, ничего бы не случилось.

Он промолчал, и снова долгая пауза повисла в палате.

– Пойдем, – нарушила тишину она.

– Снова пойдем?! Куда? – не выдержал он.

– Со мной, – настойчиво произнесла она.

– Иди ты к черту! – вдруг закричал он. – Ты сумасшедшая. Кто ты такая?

– Понимаю, ты сердишься.

– Сердишься? Посмотри, что ты со мной сделала!

– Пойдем, люди не должны быть одни. Это ужасно, если человек в беде остается совсем один. Так быть не должно, это неправильно. Пойдем к нам.

– Люди? Это вы люди?

– Пока нет. Но мы очень хотим ими стать. Ты идешь?

– Нет, – твердо ответил он. – И оставь меня в покое. Видеть тебя не могу.

Она немного помолчала, потом прошептала:

– Прости.

– Мне твое прости, как… У меня сейчас “квартал”, а я тут валяюсь…

– А, что такое квартал? – наивно спросила она.

– Все, иди! И чтобы я больше тебя не видел.

7

– По нашим показаниям кости черепа целы, оболочка мозга не затронута. Небольшая гематома. Такое бывает. Больной получил значительное сотрясение. Диффузное аксональное повреждение вызвано нарушением функций и возможной потерей аксонов.

– Аксонов? – прошептала Оля.

– Простите, доктор, можно доступнее, – перебил ее Алексей. Они уже долго сидели и слушали сложные выкладки нейрохирурга, которого он разыскал и привез в больницу.

– Доступнее? – не понял врач.

– Ну, проще, – пояснил Алексей. – Проще!

– Проще? Хорошо. Аксоны – это длинные отростки нервных клеток, которые позволяют нервам обмениваться информацией. Во время травмы под влиянием внешней силы аксоны растягиваются и смещаются. Так понятно?

– М-да! – проворчал Алексей, а врач продолжил:

– Травма микроскопическая, на КТ я ничего не вижу, считаю, что ему повезло.

– Но он в коме! – воскликнул Алексей.

– Люди с такой травмой, как правило, находятся без сознания более шести часов…

– Но прошла уже неделя! – не выдержала Оля.

– Вы меня перебиваете, – спокойно заметил врач.

– Простите, – извинилась она.

– В зависимости от степени и места травмы, люди могут оставаться в таком состоянии в течение нескольких дней и… даже недель.

– Недель! – с ужасом произнесла она. А потом?

– Диффузное аксональные повреждения могут быть легкими и обратимыми, а в случае обширных повреждений необратимыми.

– Что это значит?

– Это значит… Мне трудно сейчас дать окончательный прогноз.

– Может быть, нужна операция?

– Операция в данном случае не поможет. Это самая распространенная травма при автокатастрофах, но для нее на сегодняшний день лечения нет.

Он замолчал. Алексей и Ольга смотрели то на врача, то на Илью, который невозмутимо лежал на кровати, прикрытый простыней, и только приборы издавали монотонные, ритмичные звуки.

– Что же делать? – наконец, спросила Оля.

– Ждать. Будем наблюдать, стимулировать препаратами деятельность мозга, снова ждать. Другого рецепта нет.

Он неделю просидел в палате. Целую неделю он не отходил от беспомощного тела, которое уже ненавидел. Ждал в надежде, что оно пошевелится, откроет глаза, проявит хоть какие-то признаки жизни, но все было тщетно. Из палаты не выходил, охраняя. Не спал. Он не умел этого делать. Поэтому ожидание было мучительным. А каждое утро вздрагивал от зычного восклицания, доносившегося из коридора: – Сдать судна! Завтрак! Процедуры! Это напоминало военные команды, словно он находился в казарме. Потом к нему начинали заходить врачи, медсестры, они проверяли приборы, смотрели диаграммы, ставили капельницы, и так до самого вечера. В течение всего дня из коридора доносились топот и гвалт, а ночью, когда солнце склонялось за горизонтом, и больница погружалась во мрак, наступала зловещая тишина. Иногда ему казалось, что слышит за стеной какой-то шорох, непонятные звуки, причитания, но не отходил из палаты ни на шаг. Эти ночи были бесконечно длинными, невыносимыми. И были они невероятно темными. Столько темноты, в которую он смотрел усталым взором, пожалуй, в его жизни еще не было никогда. Беспросветная, безнадежная тьма! Ждать! – пульсировало в его мозгах. Хотя, где сейчас были эти мозги, он не понимал. А утром все с начала – Сдать судна!… Врачи говорили Оле, которая появлялась почти каждый день, что травмы хорошо заживают, остается только выйти из комы. Но как это сделать?… Несколько дней, может быть, недель, – сказал нейрохирург, – обратима, необратима… А если – необратима? Его безвольный полутруп не в силах справиться с болезнью. Но он является его частью, он мыслит, чувствует, существует. Может быть, он может чем-нибудь ему помочь? Кома – что это? Нужна информация! И однажды поздним вечером, когда к нему перестали заходить врачи, он решился из палаты выйти.

Легко перешагнул сквозь стену и оказался в коридоре. Здесь стоял полумрак и тишина. Но, присмотревшись, заметил какие-то тени. Больные в холлах, где, по-видимому, в прежние времена стояли кресла и телевизоры, лежали на кроватях, но повсюду сновали люди, которых он отчетливо мог разглядеть. Некоторые, как сомнамбулы, проходили мимо, кто-то сидел, покачиваясь на кроватях, кто-то стоял, вот мимо пробежал низкорослый мужичок. Он размахивал руками, словно рубил дрова, и мчался дальше. Какая-то бабушка в белой спальной сорочке подошла к нему и галантно предложила: – Потанцуем, милый? В этом одеянии, в свете полной луны она смотрелась, как невеста. Лет ей было за восемьдесят. Он в ужасе отшатнулся и пошел по коридору дальше. Сзади в спину получил удар и замер. Обернувшись, увидел того дровосека, который успел добежать до конца коридора и вернуться назад.

– Не мешай, – оттолкнул его тот. Илья непроизвольно пнул его тоже, мужик взвизгнул и заорал:

– Идиот, из-за тебя я ее потерял!

– Кого? – изумился Илья.

– Слепой, что ли? Бабочку! – он сорвался с места и помчался, размахивая воображаемым сачком, дальше. Илья хотел было двинуться с места, но уже шумная толпа окружила его со всех сторон.

– Чего пришел? Это женская половина! – услышал он.

– Бюджетник?

– Новенький?

– Нет, коммерческий.

– Лежит в люксе.

– Дайте-ка на него посмотреть!

– В одноместном?

– Да!

Шум становился громче, хор голосов мощнее, люди подходили ближе. К нему тянули руки, ощупывали, хватали за шею, за плечи. Один попросил мороженое, ему, видите ли, было жарко, другой денег на операцию, третий морфийку, (этому было больно) какая-то старушка заплакала, умоляя ее удочерить. Вдруг он услышал зычный голос: