Северная звезда - Татьяна Недозор

– Батюшка! – возмутилась Мария.

– Что «батюшка»? – посуровел Воронов. – Я хочу видеть рядом с тобой надежного, состоятельного человека, который умеет работать, а не самодовольного щеголя, который пустит по ветру твое состояние…

Отец говорил солидно и обстоятельно, как будто обсуждал важную сделку. Для него её – дочери, родной кровиночки – брак и был сделкой!

– Но Дмитрию совсем не нужны мои деньги! – слабо запротестовала она.

– Э-э, – махнул рукой отец, и в голосе его зазвучало застарелое презрение. – Слыхали мы эту песню! Только вот и другое нам ведомо: «Был бы сват насквозь свят, кабы душа не просила барыша». Или еще говорят: «И святой барыша ради молится». Жизнь есть жизнь, и раз ты этого не понимаешь, то уж позволь батюшке с такими вещами разбираться!

Тон, каким говорил отец, не оставлял ни малейшей надежды на то, что его можно переубедить.

– Мария, ты хорошо поняла меня? – строго произнес он, давая понять, что разговор закончен. – Выкинь из головы этого Одинцова… Тем более его отец под конец жизни стал горьким пьяницей и мотом, даром что статский генерал. Отчего, собственно, и разорился. Да и матушка… – он замялся, – так сказать, не была безупречной…

– Но мы решили пожениться… – растерянно пролепетала девушка. – И при чем тут родители Дмитрия, если они давно умерли?

– Нет, этого не будет, – сурово отрезал Михаил Еремеевич. – И хватит говорить об этом. Я не хочу, чтобы вы вообще виделись. Ты слышала?

Мария поняла, что, по крайней мере, сегодня к этому разговору возвращаться не стоит.

– Я слышала, папенька. Но если ты против моего брака с Дмитрием, то тогда и мне будет позволено отказать кое-кому?

– Это о ком же ты?

– Твой компаньон… Господин Арбенин меня домогается. Он требует, чтобы я согласилась стать его женой. Он уверен, что ты хочешь видеть в нем своего зятя и с радостью примешь в семью. Вот так. – Она выпалила это на одном дыхании.

К ее ужасу, отец с ничего не выражающим лицом откинулся на подушки и стал молча перебирать биржевые сводки. Большие, черного дерева с бронзой, напольные часы отсчитывали секунды тягостного молчания.

– Папа! Объясни мне, что все это значит! Ты хочешь сказать, что… господин Арбенин не лжет, ты действительно хочешь этого? Это ведь неправда, да? Я не хочу за него замуж! – Мария почти кричала.

– Я… видишь ли, Маша, – тяжело вздохнув, начал отец, – не желал говорить тебе об этом сейчас. Думал дождаться более подходящего момента, когда ты выкинешь из головы этого своего никчемного сопляка.

– Дмитрий не сопляк, папенька! Как ты можешь так говорить о нем? Он не богат, но сам прокладывает себе дорогу в жизни, и… я люблю его! Он…

– Я запрещаю тебе даже думать о нем! – рявкнул Воронов, привстав. – Успокойся и послушай меня, Мария, – продолжил он, уже смягчившись. – Я всего лишь хочу, чтобы ты вышла замуж за взрослого, солидного мужчину, который будет в состоянии заботиться о тебе так, как это до сих пор делал я. Виктор Петрович как раз из таких!

– Он… грубиян! – невпопад ляпнула Маша, совершенно потерявшись.

– Он и в самом деле, наверное, не столь обходительный, как этот… – Михаил Еремеевич явно проглотил ругательство, – Одинцов. Но он – молодчина, деловой, умница! Таких не часто встретишь! Дворянин, если тебе уж так это важно! Но не из светских вертопрахов!

И, усмехаясь, прибавил:

– Я, представь, видывал, как другие из моего сословия соблазнялись титулом или погонами жениха, а потом были вынуждены выкупать зятьев из долговой тюрьмы. Так что… Потому как… все мы ходим под Богом, – махнул он рукой. – Не знаю, говорил ли господин Арбенин тебе о том, что думают о моих делах врачи… Уж не знаю, какая дрянь завелась во мне, – Воронов вздохнул, огладив живот, – но так просто подыхать я не собираюсь. Тем более что Фельцер с диагнозом не согласился, а ему я верю больше, чем этим новомодным умникам… Но, так или иначе, я не допущу, чтобы после моей кончины рядом с тобой оказался человек, который тебя разорит, а потом выбросит, как ненужную вещь или надоевшую игрушку. Я уже позаботился об этом. Не хотел говорить, ну да чего уж теперь. Не знаю, долго ли я еще протяну. В конце концов, каждую минуту может случиться так, что…

Мария не верила своим ушам. У неё перехватило дыхание от ужаса, она была не в силах пошевельнуться.

– Батюшка, ты не умрешь… – пролепетала она.

– Все мы рано или поздно умрем, дочка, – вздохнул отец. – И я хочу принять это спокойно, чтобы потом не ворочаться в гробу при мысли, что какой-нибудь смазливый щеголь с пустой головой может обобрать тебя до нитки. На мне и так хватает грехов, чтобы я еще добавил к ним небрежение судьбой родного дитяти.

Страшная в своей очевидности догадка промелькнула в голове Маши.

– Ты… отдаешь меня за Арбенина?

Михаил Еремеевич как-то мгновенно ослаб. Казалось, что силы оставили его.

– Да… да, Мария, – тихо и серьезно сказал он. – Что тут сказать, никогда не любил этих уверток да околичностей… Я и в самом деле хочу, чтобы вы с Виктором Петровичем поженились. Потому-то и переписал завещание. Слушай мою волю, да не вздумай лить слезы! – прикрикнул он. – Не к лицу тебе плакать, моя кровь как-никак…

Мария лежала, уткнувшись лицом в подушку, и, с трудом сдерживая слезы, думала над словами отца.

Условия завещания были просты. Немалые деньги предназначались тетушке и прислуге. Но это мелочи. Иное дело – основной капитал. Если Мария выходит замуж за Арбенина, они вдвоем становятся полноправными владельцами всего отцовского дела и прочего имущества. Если же она не выйдет за Арбенина, то унаследует только пятую часть отцовского состояния. Десятую часть получит Арбенин, а остальное пойдет на благотворительность и в Троице-Сергиеву лавру. Но даже своей частью она не сможет распоряжаться, как захочет. Три душеприказчика будут выплачивать ей хотя и солидное, но ограниченное содержание. Даже дом перейдет к Христине Ивановне – с условием, что Мария будет там жить, сколько ей вздумается, но без права продажи и залога.

Завещание было составлено таким образом, чтобы вынудить Марию выйти замуж за Арбенина. Они могли стать полноправными наследниками только вместе. Если Маша откажет ему или захочет выйти замуж за другого, то получит лишь жалкие крохи.

Она отказывалась верить в то, что отец мог так безжалостно поступить с ней. Может, он сошел с ума? Но как бы то ни было, завещание существует, оно подписано, одна его копия у их нотариуса – старика Гольдштейна, другая – в сейфе в отцовском кабинете. Это документ, который имеет законную силу.