Пансионат - Яна Дубинянская

– Все уже сожрали, – трагически предполагает Пес. – Рряв!

Они входят в вестибюль. Квадратная тетка за стойкой с ключами смотрит неприязненно.

– Вы не подскажете, как пройти в столовую? – спрашивает Тим.

– Номер, – без выражения отвечает она.

– Что?

– Какой номер?

– У нас? Двадцать седьмой, – учтиво вступает Контесса. – Полулюкс, южный.

– Почему не сдали ключ?

– А смысл? Мы же все вместе уходили, – Пес изнывает в нетерпении. – Столовка у вас где?

– Ключ сдавать на вахту, на обед не опаздывать, второй этаж налево, чтобы в последний раз, – монотонно говорит тетка. И умолкает, как будто в ней закончился завод.

Столовая большая, просторная, заполненная хорошо если на треть. Они присматривают себе столик у дальней стеклянной стены, в которую влипают с той стороны разлапистые листья южных деревьев. Стол накрыт на четверых: какие-то салатики, компоты, глубокие тарелки, ложки, общая алюминиевая супница на всех. Пес с невнятным рычанием брасается за стол первым, оттеснив дам, Контесса возводит глаза к потолку и жеманно опускается рядом, Белора протискивается к стеклу, увлекая за собой Тима.

Рыська остается стоять.

– Придвинь себе стул, – советует жующий Пес. – И тарелку возьми с того стола.

Бородатый мужчина в фартуке, громыхая, развозит на тележке порции второго. Сумрачно смотрит на Рыську из-под мохнатых бровей:

– Переставлять нельзя.

За соседним столиком с аппетитом доедают первое трое молодых парней. Один из них, ушастый, с наглыми черными глазами, широким жестом загребает воздух в сторону Рыськи:

– Девушка, идите к нам! Тут не занято.

– Пока, – уточняет второй, худенький и в очках. Все трое смеются.

Она сглатывает, кивает и садится рядом с ними. Не все ли равно.

Парень в очках придвигает к ней супницу, Рыська набирает себе тарелку борща, он, неожиданно для столовской еды, пахнет одуряюще вкусно. Голод становится зверским, вот что значит купаться в ноябре, и на какое-то время вытесняет собой все. Ни как кого не обращая внимания, она целеустремленно молотит ложкой и зубами, обсасывает мясо с кости, вгрызается в черный хлеб.

А ребята за столом смотрят вдаль поверх ее головы:

– Клевая вон та, которая с краю.

– С какого?

– Ну, с красивыми ногами.

– Ага. Убей мне того ковбоя.

– С челкой, дурик!

– А-а. Не знаю, по-моему, вторая как раз больше ничего. Третий размер!

– Вы из какого номера?

Последний вопрос адресован Рыське, но доходит до нее не сразу. Спрашивает белобрысый, в очках. Она лихорадочно пережевывает и проглатывает то, что во рту и отвечает с опозданием:

– Двадцать седьмой.

– Ух ты! Соседи. Мы из двадцать шестого, как раз напротив. А вы кто?

– То есть?

– Ну, вы же, наверное, эти, как их… ролевики, реконструкторы?

– Ролевики.

– Прикольно. А мы студенты. Я Стас. А это Игорь и Андрей.

Игорь и Андрей поворачивают головы, среагировав на свои имена, кивают и снова отвлекаются на молоденьких девочек у противоположной стены.

– Рысь.

Все трое опять смотрят на нее в легком ошалении, с цивилами оно всегда так. Потом Стас кивает:

– А, ну да. Очень приятно.

– Он нам второе думает везти или как, этот хмырь? – риторически спрашивает самый высокий из них, кажется, Игорь. Привстает, выискивая хмыря с тележкой сканирующим взглядом.

– Привезет, – успокаивает его Стас. – В нем же программа, все четко, без глюков.

– Ага, два раза.

– Ну слушай, не допускаешь же ты мысли, что они люди.

– Кто? – спрашивает Рыська.

Стас загадочно понижает голос:

– Эти, которые здесь работают. Ну, персонал.

Из его дальнозорких очков со значением глядят в упор большие и выпуклые, как у стрекозы, голубые глаза. Это он так шутит, наконец доходит до Рыськи. Ну и дурак. Нашел, где и когда.

Она смотрит на своих. Пес чуть ли не влип всей мордой в тарелку с борщом, Контесса аристократично поклевывает салатик, а силуэты Тима и Белоры обозначаются темным и матовым на фоне стекла, без лиц, без деталей. Там, за стеклом, замечает Рыська, начинается дождь, всю стену равномерно обседают прозрачные бусинки капель.

К соседнему столу подъезжает тележка, хмурый мужик протягивает Тиму тарелку, тот ставит ее перед Белорой. Рыська отворачивается.

– Мы типа раньше пришли, – недовольно бормочет Игорь.

– А те, кто сзади нас, уже едят! – с готовностью подхватывает ушастый Андрей. Стас морщится.

Через две минуты лязгающая тележка подкатывает и к ним. Официант, Рыське он скорее напоминает служителя морга, точными движениями автомата выдает на стол четыре тарелки второго, курицы с рисом. Рыське достается кусок грудки, она больше хотела бы ножку, но попросить поменять порцию не решается и только говорит:

– Спасибо.

Мужик не реагирует, тележка дребезжит дальше по столовой. Стас глядит на Рыську глазами грустной стрекозы. Поясняет:

– Они не могут быть людьми. Людей больше не осталось, только мы. Это данность, надо привыкнуть.

Андрей советует ему заткнуться. Получается невнятно из-за волокон мяса, застрявших у него в зубах, где он безуспешно ковыряется языком. Игорь ест сосредоточенно, спортивно, без лишних движений. Рыська смотрит в тарелку. На куске мяса дрожит лоскут пупырчатой кожи, омерзительный, жирный. Рыська залпом выпивает компот и встает из-за стола.

– Приятного аппетита, ребята.

– Спасибо, – отзывается за всех Стас. – Увидимся еще.

Уже в холле она вспоминает, что у нее нет ключа от номера. Останавливается подождать своих. Здесь тоже одну из стен почти полностью занимает огромное окно, в него стучит мелкий и мерный дождь. Деревья в окне по-осеннему гнутся под низким небом. Так странно: купались меньше часа назад, и было почти лето. Терпкого вкуса моря внутри теперь, после обеда, Рыська совсем не чувствует.

Люди начинают тянуться к выходу. Мимо нее проходят две старушки, крупная и сухонькая, беременная женщина, парочка миниатюрных японцев, седовласый импозантный мужчина, та семья с пляжа, с веснушчатыми детьми, две девушки в мини, на которых пялились ребята за столом… Наконец, появляются Контесса и Пес. Наевшийся до отвала, довольный, масленый, Пес приобнимает Рыську за талию и шепчет интимно в шею:

– Благородная Рысь, имеется заманчивое предложение прогуляться в близлежащий магазин с целью пополнить запасы полусухого красного и соответственной закуси. Идемте с нами!

Она оглядывается к окну:

– Дождь.

– Ерунда. – Пес настроен решительно. – Зато потом будет чем согреться.

– А… – Рыська смотрит в дверной проем столовой.

– А Белора и Тим подождут в номере, – приглушив голос, со значением говорит Контесса.

Так. Понятно. Рыська отступает к окну, отворачивается, сглатывает незаметно. На стекле обозначается ее отражение, темный силуэт с искрами хищно сузившихся желтых глаз. Никогда. Ни за что.

– Ключ у них? – спрашивает она, и голос умудряется не дрогнуть.

– Идиот, рряв! – отзывается за спиной Пес. – Вечно забываю про этот ключ. У меня.

– Сейчас будут идти, отдашь, – советует Контесса.

Рыська совершает резкий поворот:

– Давай сюда. Я за зонтиком сбегаю.

– У тебя даже зонтик есть? Нифига себе, запасливая…

Дальше она не слышит. Выхватывает из его руки деревянную грушу и бежит вверх по лестнице. Соображает, что поднялась на третий этаж, возвращается, сворачивает в правое крыло. Перед дверью номера напротив как раз толпятся вернувшиеся с обеда студенты, и Рыська кивает им радостно, как если бы они не виделись несколько дней. Отпирает дверь, входит в номер, полутемный и мрачный, сырой и пахнущий дождем из-за незакрытого, наверняка опять Пес позабыл, проема, ведущего на балкон.

Она прикрывает балконную дверь, включает свет в обеих комнатах, номер сразу становится внутренним и уютным, отдельным от всего остального мира. На судьбу которого уже не повлияет никто. Но если есть еще в жизни что-то важное и значимое, пускай на чей-то чужой взгляд и мелкое, стыдное, недостойное, несовместимое с благородным происхождением и женской гордостью… но оно есть, есть! – и она сделает все, что в ее слабых и смешных силах. Она не допустит. По крайней мере, сегодня, сейчас.

И никогда.

Они входят. Шепчутся в прихожей. Затем Тим подает голос:

– Рыська, ты тут?

– Уже уходишь? – спрашивает, входя и улыбаясь, Белора.

Рыська встает с дивана и еще шире улыбается им навстречу:

– Нет. Я никуда не ухожу.

(в прошедшем времени)

Весь пол был завален распечатками, через которые Андрей сначала попробовал было переступать, а потом плюнул, прошагал через комнату прямо так, оставляя на бумаге рубчатые следы кроссовок. Игоря он обнаружил на диване у окна, лежащего ничком, с головой под пледом, дрыхнущего без задних ног, из-под пледа торчащих. Ну-ну.

Хохотнул и с размаху возложил руку ему на плечо.