Шепот ночи - Лидия Джойс

Через несколько минут барон прошептал ей на ухо:

– Теперь говорите: Pisteuo eis ena Theon, Patera[3]…

Алси с облегчением узнала греческий. Мозг перевел слова на английский, и она поняла, почему слова показались ей такими знакомыми, – это был «Символ веры». Алси послушно повторила фразу, четко и без запинки, совсем не так, как прежде давала ответы на незнакомом языке. Она почувствовала прилив благодарности к барону Бенедеку. Оказывается, причина проверки ее знаний отчасти состояла в том, чтобы найти подходящий язык, на котором ей легче произнести наставление обращающихся. Было бы мучительно механически повторять незнакомые звуки.

Алси подвели к маленькой купели. Ритуал крещения продолжался. Она стояла спокойно, когда священник помазал ее елеем, а когда он наклонился начертать крест на ее ногах, поняла, почему ее попросили снять чулки. Затем священник, погружая руки в купель и зачерпнув воды, трижды возложил их на склоненную голову Алси. Ледяная вода побежала по растрепанным волосам за воротник, оставляя мокрые пятна на лифе забрызганной грязью амазонки. После очередной долгой речи священник снова помазал Алси елеем и подвел к алтарю. У нее ноги тряслись от исходившего от каменных плит холода, ум затуманивала усталость. Страх, который Алси испытала, войдя в церковь, превратился в оцепенение задолго до окончания церемонии.

Через несколько минут прихожане с жаром запели молитву, а выступивший из толпы мужчина встал рядом с Алси и бароном. Значит, начинается церемония венчания? Алси бросила на барона нерешительный взгляд, а он посмотрел на нее с такой уверенностью и даже с триумфом, что ее тело дрогнуло в плотской реакции. Он не жалеет, что решил жениться на ней, во всяком случае, пока. Барон ни секунды не колебался, не выказал сомнений и неуверенности. «Но он не женщина», – предательски нашептывал Алси внутренний голос. Чем рискует мужчина в браке, даже в таком? Ее же единственной защитой была неприкосновенность личной доли в приданом.

Священник снова заговорил, и Алси опять вовлекли в круговерть чужих традиций. Она повторяла разные фразы, как на обычной английской свадьбе, но на языке, которого она не понимала, и явно произносила слова неправильно. Священник надел кольцо на безымянный палец ее правой руки и трижды поменял его с кольцом барона. Как необычно, подумала она, что мужчины тоже носят кольца.

Вдруг она услышала, что барон Бенедек произносит ее имя, – значит, это обмен клятвами. Когда пришла ее очередь, Алси повторила те же звуки, но, должно быть, не заметила, как в спешке пробормотала его имя, не разобрав его в потоке незнакомых слов.

Откуда-то извлекли пару венцов, соединенных лентой, и возложили им на головы, трижды снимая и надевая. Барон все время держал Алси за руку. Они трижды отпили вина из бокала, потом священник повел их вокруг аналоя. Паства тем временем опускалась на колени, поднималась, пела и нараспев отвечала на возгласы священника, дьяконы и служки исполняли свои скромные роли.

Венчание неожиданно закончилось, и новоиспеченный муж, крепко взяв Алси под руку, повел назад сквозь толпу. Некоторые прихожане зааплодировали новобрачным, но большинство оживленно болтали, обсуждая только что закончившуюся церемонию.

Через несколько мгновений Алси снова очутилась в коридоре, в котором барон поцеловал ее перед свадьбой. Теперь он остановился, захлопнул дверь церкви, словно закрыл дверь в личную гостиную, и снова посмотрел на Алси. Медленная улыбка расплывалась на его лице, и Алси снова обдало жаром.

– Теперь мы официально поженились. Все, что полагалось выполнить по закону, завершено, – сказал барон, и его светлые глаза блеснули.

Алси разинула рот, а ее муж расхохотался, как напроказивший мальчишка, и, быстро наклонившись к ее раскрытым губам, поцеловал, как опытный мужчина. Не успела Алси ахнуть, как барон выпрямился, и ее тело завибрировало от шока. У нее возникло ощущение, будто она до сего момента не понимала, что значит слово «чувствовать»; что ее нервы до сих пор спали, а теперь вдруг встрепенулись и запели противоречивую мелодию.

– Там ваша горничная, – отрывисто сказал барон, кивком головы указав в конец коридора, и свет, льющийся из дальней двери, блеснул на его волосах.

Алси услышала слабый стук каблуков по каменным плитам.

– Ей покажут, где мои покои, и она придет переодеть вас к обеду. – Барон умолк, позволяя новобрачной вникнуть в сказанное.

– Вы хотели сказать «наши» покои? – придя в себя, возразила Алси, не успев обуздать присущий ей дух противоречия.

Барон медленно оглядел ее, и она проглотила ком в горле от легкости в голове и тяжести в теле.

– После сегодняшней ночи они будут наши, а пока – мои. Приходите в гостиную, когда будете готовы. У вас был богатый событиями день, поэтому мы отпразднуем нашу свадьбу наедине. Думаю, ни к чему подвергать вас испытанию публичным спектаклем, который обычно сопутствует таким оказиям.

Несмотря на ошеломленное состояние, Алси почувствовала приступ тревоги.

– Ваши люди не сочтут меня надменной и равнодушной?

Странное выражение промелькнуло на лице ее мужа.

– Вовсе нет. Я распорядился об этом больше месяца назад, поэтому у моих подданных не было оснований ожидать, что вы устроите грандиозный прием.

В этот момент в волнах серого шелка появилась Селеста, лишив Алси возможности ответить.

– Се qui s'est passe, mademoiselle?[4] – спросила служанка, как всегда в минуту волнения, перейдя на родной язык.

Алси взглянула вслед уходящему Бенедеку.

– Кажется, я вышла замуж, – одеревенело сказала Алси, глядя на пустое место, где только что стоял барон.

Покои барона занимали весь верхний этаж главной башни замка. Лестница привела к двери в огромную гостиную. Вдоль двух стен комнаты тянулись окна, в третьей были две двери. Хоть Алси и подташнивало от расходившихся нервов, она на мгновение остановилась, потрясенная открывшейся панорамой поднимавшихся в отдалении гор.

Чтобы эстетически соответствовать такому великолепному виду, гостиная должна быть выдержана в безупречно белом или элегантном пастельном тоне с редкими приглушенными цветными бликами, подумала Алси. Подошло бы все, что угодно, только не это нагромождение неудобной разрозненной мебели и потертых ковров. У стены стояли жесткая скамья с высокой спинкой и два массивных высоких стула. Грубоватой работы маленький обеденный гарнитур двухсотлетней давности – должно быть, изделие местных мастеров – одиноким островком разместился у огромного камина. Единственным относительно новым, не старше пятидесяти лет, предметом мебели был совершенно не вязавшийся с остальной обстановкой небольшой буфет в стиле ампир. Алси взглянула на Селесту, горничная ответила ей болезненной тревожной улыбкой и открыла дверь, ведущую в смежную комнату.