Город пропащих - Александр Граков

После укола, который ему сделал невзрачный мужик с серым, незапоминающимся лицом, Ваське стало полегче, но он понял, что его просто готовят к новым испытаниям, хотел снова попросить Федьку, чтобы помог умереть, но взглянул на бывшего кореша, на его понурую спину и понял: бесполезно. Здесь в клетке и он сам, и этот дуролом Стреляный, неизвестно за что продавшийся и как попавший сюда.

А Федор боялся, что Голова опять обратится к нему со своей просьбой. Ничем он помочь ему не мог. Степан глаз с него не спускал. Вроде бы и не стоял все время рядом, однако Федор постоянно ощущал его присутствие, но, может быть, то был страх, прочно угнездившийся теперь у него внутри, и преодолеть его он был не в силах.

Вечером его позвал к телефону Аджиев.

- Ну, как? - спросил без всяких приветствий.

Федор понял, что хозяин раздражен чем-то, и ответил быстро, угодливо, содрогаясь в душе от омерзения к самому себе:

- Жив пока...

- Должен быть жив. Смотрите там...

На этом он разговор с Федором закончил, и еще, наверное, полчаса что-то вправлял Степану.

Только затемно Федор понял, что Игоря и Петра в охотничьем домике нет. Они заявились на том же джипе глубокой ночью и о чем-то долго шептались со Степаном.

Федор сидел на террасе, никому не нужный, чужой и одновременно повязанный с ними со всеми и будущим мертвецом в бане, и тем, о чем они шептались: видно, какое-то дело у них сорвалось.

- Чего не спишь? Ложись, - бросил ему, проходя мимо, Степан с прежней неприязнью. - Завтра рано подниму.

Собиралась гроза. Над темными макушками елей посверкивало разовым огнем, было душно и маетно, хотелось забыться где-нибудь в тишине и прохладе, вдали от всего того жуткого, что каждое мгновение могло здесь совершиться. И Федор отправился на озеро.

Искупавшись, на обратном пути он пошел сначала коротким кусочком берега, а потом свернул на ту часть участка, где был настоящий лес. Упали Первые капли дождя. Они и заглушили шаги Федоpa, поэтому стоявшие у ворот Степан и Петр не услышали, как он подошел.

- И что же вы, шпана, обосрались так? - выругался Степан, гремя замками сторожки, чтобы выпустить двух овчарок, которые охраняли участок по ночам.

Федор замер.

- Выхода у него не было. Понял, что его ждет, - мрачно отвечал Петр. - Они, видно, уже поняли, что Голова к нам попал. Момент мы упустили. Надо было одновременно... Но шайке их капец.

- Капец... - зло передразнил Степан. - Грязная работа. Четыре трупа! Бабки с кого выбивать будешь? Лесного живьем брать надо было.

- А этот?.. - вставил Петр.

- Этот расколется, деваться ему некуда. Но главный-то не он...

Огромная овчарка глухо заурчала, возникнув, словно тень, у ног неподвижного Федора.

- Что там? Кто? - вскинулся Петр.

- Не блажи... - лениво одернул его Степан. - Пошли-ка, сейчас ливень будет.

Они потопали по асфальтовой дорожке к дому, а Федор все стоял столбом, ожидая, когда собака признает его и отойдет. Пес обнюхал штанины его брюк, но не уходил.

- Ну, гуляй же, гуляй... - тихонько взмолился Артюхов.

Дождь полил сильнее. Собака, встряхнувшись, наконец отпрянула в сторону и скрылась в кустах.

"Значит, Костю Лесного они не взяли, - с облегчением подумал Федор, не смея по-прежнему сделать и шагу. - Сам застрелился Костя, он такой, да..." - вяло летели воспоминания о бывшем "бригадире". Ничего плохого Артюхов о нем сказать не мог. Крутой был парень, удачливый, и всем им рядом с ним кайфово жилось. Теперь его нет, и других ребят тоже... Голова обречен. И никто не узнает, как же погибла "бригада", кто виноват во всем...

Страшная тоска сдавила грудь. Ноги у Федора подкосились, и он сел на траву, сжав голову обеими руками, и тут же услыхал за воротами шум подъезжающей машины.

Аджиев ворвался в дом как вихрь. Свежий, гладко выбритый, в сером бизнес-костюме, он как будто только что вышел из телестудии, где давал интервью на тему благотворного влияния частного капитала на ход реформ. Видимо, он по-иному, чем с утра, оценил проведенную операцию, потому что настроение у него было прекрасное.

Войдя, он сразу спросил про Федора и тут же приказал сделать легкий ужин. Вслед за его шестисотым "мерсом" пришел джип, откуда, как и прошлой ночью, вывалилась компания "быков", заволокших еще два полуживых тела в баню.

Но Федор всего этого не видел. Он снова побрел к озеру и под проливным дождем пристроился на берегу, бесчувственный и безразличный ко всему. Он понимал, что теперь некому будет разнести по всей столичной кодле, кто "завалил" Лесного и его ребят. Но ведь со временем станет известно, на кого работает Стреляный. Этого никак не скроешь, кто-то же да узнает его в Москве, и поползет слух... И тогда... Выходило, что ему не так жалко погибших корешей, сколько дрожит он за собственную шкуру. Вот уж этого никак он не ожидал от себя, и признать такое значило сказать: скурвился Стреляный.

Рядом опять бесшумно пробежала собака, а потом чья-то рука легла ему на плечо. Закутавшись в военный плащ, перед ним стоял Петр.

- Давай, хозяин зовет... - и повернул назад, больше не говоря ни слова.

Федор шел к дому и думал о том, что ему очень хочется жить.

.

- Ты чего? Разнюнился? - бросил Аджиев, вальяжно расположившись за столом, уставленным разной снедью. - Конечно, понимаю, бывшие дружки и прочая галиматья. Но ты ведь сам рассказывал, как загремел через полгода в зону из-за подставы? Не так? О ком жалеешь? Да таких лесных в Москве, что клопов... Другому бы не говорил, но ты меня спас. Я умею быть благодарным.

Он или смеялся, или угрожал, понять было нельзя: так странно блестели его черные бешеные глаза.

- Всех бы взяли тепленькими, - продолжал бахвалиться Артур Нерсесович, как будто больше не замечая стоящего на середине комнаты Федора. Да поторопились, не с того начали... Лесного брать надо было первым, козлы... Он попытался загнуть длинное ругательство, но запутался, запнулся и опрокинул стопку водки. - Садись, - кивнул Аджиев на стул напротив.

Федор сел на краешек, испытывая безотчетное чувство покорности перед этим хлипким с виду мужичонкой.

- Прими... - Аджиев налил стопку и ему. - Ночь веселая будет, надо расслабиться. Там еще двоих привезли... Мои шестерки запроданные. Один из ваших, перед тем как окочуриться, выдал, кто "стучал"...

Федор выпил, как автомат, и не почувствовал вкуса водки.

- Жалеешь? - лез в душу Артур Нерсесович, заглядывая через стол в лицо Артюхову. - Что-то уж больно ты жалостливый. Ну, прямо Достоевский... - Он хохотал теперь откровенно, размазывая по губам бутерброд с икрой, оскалив красную хищную пасть с неестественно ровными коронками вставных зубов. Поздно, Федя. От меня обратного хода туда, - показал он рукою в окно, - нет. Только туда... - Короткий палец Аджиева постучал по деревянной столешнице. - А говорил - "три ходки"...

Федор понимал, что объяснять ничего не надо, потому что не сможет он объяснить. Но Аджиев явно ждал объяснений или каких-то слов.

- Да все ништяк, - выклюнулась откуда-то фраза. - Я, Артур Нерсесович, не "жорик", но вот костоломом быть не могу... Короче, не моя это маза...

- Он у нас вольный стрелок, - хихикнул кто-то в углу. И тут только Федор увидел тихонько стоящего у окна Степана, улыбавшегося сладенькой гадкой улыбочкой.

Он ничего не соображал, когда молниеносно метнул в него хлебный нож, лежавший на краю стола.

Степан и мигнуть не успел, как острое, хорошо заточенное лезвие вошло ему в горло. Он нелепо всплеснул руками и осел, булькая кровью, залившей ему всю грудь.

Аджиев побелел, но головы не повернул туда, где валялся его верный сатрап.

- Готов? - тихо спросил он.

- Не знаю... - пожал плечами Федор. - Достал он меня.

Рука сама потянулась к рюмке. Он выпил, теперь уже запомнив навсегда, как преодолевать страх.

- Да ты артист, - уважительно сказал Аджиев и, поднявшись, громко позвал: - Эй, там, врача позовите, Анатолия сюда...

При этом он по-прежнему старался не оглядываться назад. В коридоре забегали.

Федор встал и, не дожидаясь развязки, пошел вон из комнаты.

Дом празднично светился огнями, как будто был полон гостей.

Стреляный, позабытый всеми, метнулся к бане, достал из потайного кармана брюк нужную отмычку: они у него имелись на все случаи жизни.

Дождь продолжал лить не переставая. Но громыхало теперь так, что треск стоял по всему лесу, грозно сжавшему в кольцо человеческое пристанище.

Пошуровав в замке, Федор ввалился в предбанник, затем отворил вторую дверь. Василий по-прежнему недвижимо лежал на скамье, только его опять привязали. По углам валялись еще два тела в каких-то мешках - лишь головы торчали лицом вниз. Это обстоятельство осложнило задуманное. Но он решился: осторожно приблизился к Ваське и начал пихать ему в рот одну за другой заначенные еще днем таблетки. Наверное, их было мало, но это оказалось все, что он сумел увести из аптечного шкафа буквально из-под носа Степана перед тем, как пойти на озеро. Голова хрипел и давился, но послушно глотал одну за другой крохотные шарики, точно ребенок, отдавшийся на волю заботливой матери.