Мудрость веков - Людмила Шапошникова

Тогда-то и начались ее странствования по горам и джунглям — от племени к племени. Мой «неосторожный» вопрос: «Но почему же именно индийские племена Вас интересовали больше всего?» обрек меня на прослушивание едва ли не полного курса по истории Индии.

Племенами она заинтересовалась прежде всего потому, что это поразительно яркие осколки прошлого, неведомо как сохранившиеся в наш космический и атомный век. Исчезающие люди давно исчезнувших эпох. Каждое из этих племен живет своей жизнью, мало похожей на другую, а то и вовсе не похожей, но что особенно важно — именно с этих племен и начинается многоликая, поразительная по своей фантазии и глубине, по таланту, философии культура Индии. Живое прошлое — вот что такое эти племена.

У некоторых из них — родовой строй, часто материнский — в основном у южноиндийских племен. Иногда явно намечается переход к отцовскому. Прослеживая эти связи, Шапошникова, позабыв на время о том, что над головой летают самолеты и спутники, пускалась в увлекательнейшее путешествие по извилистым, иногда обрывающимся и неожиданно вновь возникающим тропам времени…

«Вы представляете, как это интересно, — говорит Людмила Васильевна, и глаза ее загораются, — жить среди людей, о которых в других местах земли можно узнать только от археологов!». А ведь действительно, где-то в Египте, в Месопотамии, в глубинных пластах земли археологи по крупицам собирают давно потускневшие осколки навсегда ушедшего мира, чтобы по ним воссоздать картины жизни, а она живет с этими людьми, говорит с ними на их языке, вникая в смысл древних обрядов, обычаев, раскрывая их бесхитростные, но необыкновенно чуткие души. Если честно, я очень завидовал Людмиле Васильевне.

Я слушал ее и думал о том, что вот как странно — она пришла к этим людям из совершенно другого мира, как инопланетянин, опустившийся на Землю после бесконечных блужданий меж звезд в поисках себе подобных, как человек, во множество раз превосходящий по уровню накопленных знаний. Но у нее не только не было ни малейшего превосходства в рассказе об этих людях, ни тени все понимающего и все объясняющего снисхождения — наоборот! Она жила с ними, как равная с равными, она делила их пищу и кров, помогала им чем могла, и они отвечали ей тем же. Впрочем, у нее и не было особых на то оснований — чувствовать свое превосходство. Да и есть ли оно? Многому доброму и, прежде всего, их отношению друг к другу, считает Шапошникова, мы можем у них поучиться.

А с тода — теми самыми тода, о которых давным-давно так коварно заговорил профессор Дьяков, у нее сложились особые отношения. Там, в горах, в их мандах — деревнях с необычными полукруглыми жилищами из бамбука и низкими, у самой земли, входами-лазами она оставила часть своего сердца. «Вы не представляете, какие это люди! — говорила она. — Доброжелательные, мягкие, простодушные…»

Она появилась у тода, когда все племя насчитывало всего 845 человек. Они встретили приветливо, но для того чтобы добиться полного их расположения и понимания, у нее ушло много времени. Они дарили ей свои песни, растекавшиеся по склонам гор и рождавшие эхо в зеленых долинах, они делали все, чтобы высоко в горах и на прерывистых тропах в джунглях она чувствовала себя так же спокойно, уверенно, как и дома, на проспекте Вернадского. Это им удалось. Но еще больше удалось это ей.

Она вернулась в племя спустя восемь лет после того, как покинула их. И первый же тода, который встретил ее, заплакал от радости.

Потом она показала мне изящнейший лук, принадлежавший некогда вождю племени бондо, который она выменяла на полюбившийся вождю карманный фонарь. Лук ей был нужен для коллекции, а вождь ночами стал ходить по джунглям, любуясь светом, который из ничего рождался у него в руках, — и Шапошникова едва ли не дрожала от мысли, что батарейки сядут и с луком придется расстаться.

Уходить от нее мне так же не хотелось, как и ей, когда она расставалась с тода.

«Комсомольская правда», 1985. 22 марта.

НАСЛЕДИЕ РЕРИХА. ИНТЕРВЬЮ

В Москву спецрейсом из Индии было доставлено наследие Николая Константиновича Рериха и его жены Елены Ивановны. Оно передано Святославом Рерихом Фонду и Центру-музею Рерихов в Москве. Значение этого события в нашей культурной жизни переоценить трудно. По личному выбору Святослава Николаевича Мосгорисполком выделил Фонду Рерихов особняк княгини Лопухиной недалеко от Волхонки, в нем со временем разместится Центр-музей. Обозреватель «ЛГ» Ирма Мамаладзе обратилась к писателю и индологу Л.В.Шапошниковой с просьбой ответить на некоторые вопросы.

― Прежде всего, Людмила Васильевна, поздравляю Вас и благодарю. Думаю, к словам благодарности присоединятся и все те, кому дороги творчество Рерихов и судьба отечественной культуры. Мне очень хотелось бы провести это интервью на «высокой ноте», но в истории с наследием Рерихов отразилось, на мой взгляд, слишком много типичного для нашего времени. Канву событий в общих чертах можно наметить так: в июле прошлого года «Советская культура» опубликовала письмо Святослава Николаевича. В этом письме он высказывал желание видеть в Москве специальный общественный Фонд и Центр-музей, которым и передавал все наследие родителей.

Скажите, как вообще удалось вопрос о наследии поставить на реальную почву? Ведь долгие годы не существовало надежды, что оно к нам вернется: не те были времена и не та власть.

— Вы сами и ответили на вопрос. Конечно, причина — в ситуации в стране в целом, в формировании нового мышления, в новом отношении к нашему культурному наследию, к духовным ценностям. В последние годы популярность учения Рерихов возросла невероятно. В обществе возникло желание как-то оформить рериховское культурное движение, создать что-то вроде центра, где было бы сосредоточено все, связанное с их духовным наследием.

Дело двигалось трудно, но в 87-м году Святослав Николаевич встретился с М.С.Горбачевым. Идея такого центра была обсуждена и поддержана Михаилом Сергеевичем. Много позже она стала реализовываться на уровне государственных учреждений, были созданы какие-то группы экспертов… не могу сказать вам ничего определенного: я в этом деле участия не принимала. Долетали, правда, какие-то слухи о конфликтах, борьбе амбиций, но все затягивалось. Так продолжалось до лета прошлого года, когда Ростислав Борисович Рыбаков, индолог, член нашей комиссии по наследию Рерихов, которая существовала при Музее искусства народов Востока, привез из Индии от Рериха то самое письмо, в котором объяснялась концепция и Фонда, и Центра-музея именно как общественных организаций.

Мы взялись за дело, была создана орггруппа, которую возглавил президент Академии художеств Б.С.Угаров, и она подготовила создание Фонда. Мы встретились с Р.М.Горбачевой, получили ее поддержку, и осенью, после регистрации Фонда, Святослав Николаевич приехал в Москву и пригласил в Бангалор меня, чтобы обсудить проблему наследия.

— Появление Фонда, кажется, было встречено не очень дружелюбно?

— Да, не очень. Видимо, за эти годы в определенных кругах уже сложилось мнение, кому это наследие должно принадлежать и кто за ним должен ехать. Рыбакова — закулисно — даже обвинили в фальсификации письма. Слишком много людей, считавших себя «духовными детьми» Рериха, почувствовали себя обиженными, обойденными.

— Что же помешало этим людям и организациям примкнуть к вам, помочь вам — ведь вы выполняли волю Святослава Николаевича?

— Эта воля расходилась с надеждами многих людей. И оказалось, что надежды — важнее.

— «Духовным наследникам» не понравился законный наследник?

— Не понравился. Отсюда такое враждебное отношение к Фонду со стороны некоторых, отсюда и разговоры о фальсификации письма.

— Любопытно, что говорят теперь, когда вы привезли наследие, испытывают ли неловкость? Впрочем, это вопрос риторический… Когда вообще возникла идея возвращения наследия Рерихов в Россию?

— Во многих письмах и статьях старшие Рерихи писали о том, что все, что они сделали, принадлежит России. Это, собственно, было их завещанием. Уже в 60-е годы Святослав Николаевич ставил вопрос о наследии. Со мной он впервые заговорил на эту тему в 72-м году, рассказал, что у него большой архив родителей, и спросил, кому можно этот архив передать и кто бы за это дело взялся. Вы знаете, что это были за годы, и я честно сказала Святославу Николаевичу, что пока не вижу такой возможности.

— У вас давние отношения с ним?

— Давние, более 20 лет. Первый раз я посетила его в 68-м, потом, приезжая в Индию, обязательно бывала у него. В 72-м он пригласил меня пожить в Кулу, и я жила у них две недели, хотя в то время я Рерихом еще не «болела». Потом уже, постепенно, я бы сказала, под руководством Святослава Николаевича, я увлеклась, и эта тема стала для меня главной. Выбор моей кандидатуры как руководителя Центра и доверенного лица был для меня неожиданным.