Новогодняя жена (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

Фух, я-то думала, оно-то оказалось!

— Да я, как бы, и не стремлюсь, дитя, — призналась откровенно, и девочка переменилась в лице.

— Нет?

— Не-а.

— Леди не пристало так вульгарно выражаться!

— Придумала! — улыбнулась и присела на корточки, чтобы быть одного с девчонкой роста. — Вы, юная графиня, могли бы дать мне пару уроков этикета?

— Начнем с того, что я не графиня, а баронесса! Анахель де Трувэ, — она сделала изящный реверанс и удостоила меня высокомерным взглядом. — А вы очень невежественны! Не знаю, получится ли слепить из вас образец добродетели, морали и нестяжательства. Не уверена в этом.

— Ух ты… Впервые вижу такую невероятную зануду! — закатила глаза и поднялась. — Ну, нет так нет. Найду кого-нибудь другого.

— Я не сказала, что не стану помогать! — возмутилась Анахель.

— Но и не согласились.

— Но и не отказала! — девочка топнула ножкой и кулачки сжала.

Заметка. На провокации дети всех миров ведутся одинаково.

— Не пристало юной леди так вульгарно топать ножкой! — передразнила девочку. Та поджала губы, внимательно изучая мое лицо, а потом расслабилась и улыбнулась.

— Вы не так безнадежны. Сколько классов образования?

— Вообще-то, я кандидат медицинских наук.

— Разве у наук могут быть кандидаты? — она задумалась, но быстро утратила интерес к этой мысли. — Неважно. Жду через час в комнате для занятий.

Сделав реверанс, девочка с ее сопровождающими удалилась.

— Какая осанка! Словно палку проглотила! А выражение лица? У нее что, паралич?

— Баронесса пошла в отца. Очень дисциплинированная и послушная девочка. Иногда изволит шалить, но редко очень. Надеюсь, вы подружитесь.

В отца? У-у… Кажется, мой муж — совсем запущенный случай. Наверное, как мой научный руководитель. С ним пошутишь иной раз, так с консультации может выгнать.

«Токсикология, Кристина Андреевна, не повод для шуточек!» — грозно повторяет он, сурово сдвинув брови. А как тут не смеяться, когда почтенный старец с должной старательностью изображает разновидности судорог при укусах разных видов змей?

Усмехнулась и вернулась к мыслям о девочке. Хотела детей, Кристина? Пожалуйста. Вот тебе ребенок. И, можно сказать, даже вроде как и твой. Люби и жалуй, воспитывай не балуй. Работай, с чем есть. А что, неплохой опыт на самом деле. Поучусь находить общий язык с молодым поколением. Хотя это больше похоже на то, что вселенная пытается меня отговорить быть матерью. Но ничего, я так быстро не сдаюсь.

— Да где же вы застряли? — пробурчал Энштейн, выбежав из-за угла совсем уж не по этикету. Сомневаюсь, что этикет какого-нибудь мира и столетия дозволяет мчаться так, что усы в разные стороны развеваются. — Идемте, живей! Граф уже нервничает!

— Ух, вы посмотрите! Новопасситу на него не напасешься! Идемте, Альберт, идемте!

— Этьен! — недовольно поправил дворецкий, то и дело оглядываясь. Будто громкий стук каблучков за его спиной может оказаться только иллюзией. — Сюда, прошу!

Мы поднялись по мрачной лестнице прошли мимо зашторенных темно-серым гобеленом штор и свернули в такой же стерильный коридор, что и этажом ниже. Хоть бы одна пылинка! Хоть бы одна детская игрушка или, не знаю, расческа, шпилька, брошка, бокал с недопитым соком или раскрытая книга… Да хотя бы фантик от конфеты за тахтой, чтобы знать, что здесь живут обычные люди, а не роботы.

Ничего! Никаких личных вещей, фотографий, признаков жизни. Будто мой муж — призрак.

Стоп! А мой муж может оказаться призраком? Или вампиром?

— У вас вампиры водятся? — струхнула, когда мы остановились возле двустворчатой двери.

— Не говорите ерунды, графиня. Вампиров не существует, — недовольно заметил Этьен и трижды постучал.

Двери медленно, с тихим скрипом поползли в стороны. Не хватало еще тревожной музыки, и сцена из фильма ужасов получилась бы что надо.

5. Знакомство с наглым типом

Вопреки ожиданиям, на нас никто не набросился. Внутри окутанной мраком комнаты сидел мужчина. Верхнюю его часть скрывала тень, хотя не от чего ей было падать. Ни предметов рядом с мужем, ни источника света позади. Шторы закрыты, горит только несколько свечей на приставном столике и какой-то тусклый кристалл под потолком. Ватт на двадцать, не больше. Учитывая величину помещения, это почти что ничего.

— Это? — брезгливо заметил граф, окинув меня презрительным взглядом.

Упомянутый взгляд я не видела, но почувствовала! Физически ощущала, как он ползет по мне холодными щупальцами, ощупывая каждый сантиметр тела и не стесняясь наличием одежды. Блин, некстати дырка на заднице вспомнилась! О, и там пощупал, бесстыжее отродье мрака!

— Да вы, знаете ли, тоже так себе кандидат в мужья.

Вздрогнула, когда мужчина подался вперед, выныривая из темноты. Думала, урод какой, поэтому лицо прячет, но нет. Оказался вполне себе хорошеньким. Не Том Круз, конечно, но такие мужики на дороге не валяются. Благородная внешность, гладко выбрит, черные волосы аккуратно зачесаны набок, хотя видно, что вьются и с природной курчавостью граф ничего поделать не может.

Кажется, я тут недавно мечтала, чтоб взгляд у мужика, как пуля навылет? Получите — распишитесь, называется. Тут не одна пуля. Тут целая автоматная очередь! Изрешетил так изрешетил. Живого места не оставил!

— Худая, бледная, со вздорным характером, — вот теперь меня еще и словами расстреляли.

— У вас, я смотрю, характер тоже не сахар.

Мне даже неловко стало. Такое лицо мужик сделал, словно графиня при нем впервые голос подала. Ну, а что? Если он раньше времени от инсульта скончается, меня наверняка отправят домой!

Брр, Крис, ну что ты такое болтаешь? Клятву Гиппократа кто давал? Кто? То-то же. Видно же — убогий. Инвалид. Причем не только на ноги, но и на голову, похоже.

— Пусть пришлют другую! — безапелляционно заявил муженек и не пожелал больше на меня смотреть. Он отвернулся и подлетел к окну.

Подлетел, Карл! На кресле! Нет, не инвалидном. На самом обычном кресле. Оно попросту взмыло в воздух и перенесло супруга к окну. Выходит, не лгала Алисия. Муж мне достался проблемный.

— Простите, ваше сиятельство, но это так не работает. Вы же знаете, ближайшие тридцать дней обмен невозможен, — голос подал дворецкий. Он по-прежнему стоял возле меня мраморным изваянием.

— Этьен! — сказал граф шторам.

Что он, интересно, там разглядывает? На них даже пыли нет и, руку на отсечение дам, ни один паук не рискнет поселиться в этом убежище мрака и одиночества. От тоски сдохнет.

— Граф!

А Эйнштейн неплохо держится. Даже усом не повел, хотя графский голос сталью звенит и звезд с неба прямиком в панталоны обещает.

— Это даже хуже, чем было!

Муж соизволил повернуться к нам лицом, которое больше не пряталось в тени. Нет, ну хорошее лицо. Очень даже хорошее. Взгляд только пугает. Черный, но какой-то пустой.

— Не узнаем, пока не попробуем.

— Вообще-то, господа, упомянутое вами «это» стоит здесь и все слышит.

— Можете не стоять, — безразлично бросил граф, глядя на Этьена.

Ну и замечательно! Расположилась в ближайшем кресле, посчитав это приглашением. Этьен посмотрел на меня с плохо скрываемым ужасом, а муж даже не повернулся. Хотя кресло довольно-таки красноречиво скрипнуло. Интересно, чья попа его так продавила? Явно не мужнина. Та только его кресло-коляску давит. Ой, вот не будем. Медики — самые первые циники. В нашей профессии без юмора никак. Либо юмор, либо проф деформация. Это вы еще с патологоанатомами не общались. Вот уж где Петросян отдыхает.

— Альберт, оставьте меня с мужем. Разговор есть. Приватный!

— Я Этьен! — как-то обреченно поправил мужчина, не надеясь уже, что я запомню его французское имя. Стойкие ассоциации с Эйнштейном, увы, неубиваемы.

— Это сути дела не меняет. На выход, дорогой, на выход. Это не для лишних ушей.

Дворецкий посмотрел на графа, на меня, снова на графа, выискивая ответ в пустом взгляде последнего.