Воздушная война 1936 года. Разрушение Парижа - Роберт Кнаусс

«Пониженное барометрическое давление с ю.-з. на Англию приближается. Грозовые признаки в Ламанше».

Решение наступило: война! Наконец-то было произнесено роковое слово, придавшее действительно силу поручению, полученному через связь. Картер поднялся в пулеметную башню. Он выпрямляется во весь рост и среди шумящего ветра машет рукой летчику по направлению к югу — к Франции — и кричит: «Война! Война!» Максвель ничего не слышит, но все же понимает, что произошло. Его глаза, смеясь, сверкают за очками в рамке шлема.

Впереди узкая, светлая полоса — французский берег. Светящиеся огни у устья Сены бледнеют в утреннем рассвете. Гавр остается влево. Между Дивом и Трувилем они пересекают берег, окаймленный белой пеной прибоя. В глубине спят роскошные отели и многочисленные виллы богатых парижан. Пляж мертв и пуст.

Картер знает свое задание наизусть. На карте подчеркнуто несколько географических названий: Аржантон, Монс, Шартр, Версаль, Руан. Вот все, что служило ему для ориентировки. Эту местность Северной Франции он хорошо знал по авиационным военным играм, а ряд спортивных полетов в Париж обострил его взор.

Он наблюдал за железнодорожной линией, перерезавшей черной полоской зеленые и желтые поля. Белая полоса дыма приближалась от Каена к вокзалу Мезидона. Картер достал схему железнодорожного графика, на которой было нанесено нормальное движение поездов Северной железной дороги. Это был ночной курьерский поезд Шербург-Париж. Он шел с десятиминутным опозданием и должен был обогнать ожидавший его на вокзале Мезидона длинный товарный поезд. На железной дороге не было заметно никакого необычного движения, наводящего на мысль о перевозке войск.

Солнце взошло. Красным шаром поднималось оно на туманном горизонте, и пучки его лучей устремились на ярко блестящие крылья одиноко парящего самолета.

Около Аржантона на карте отмечена первая красная точка: аэродром, где расположена французская авиационная школа. В секретной папке в штабе эскадрильи, имелись фотоснимки, вырезки из карт и данные относительно сооружений и складов горючего почти всех французских аэродромов. Нелегко было держать в памяти все подробности о каждом аэродроме, но при военных играх руководители требовали этого, и слабость памяти влекла за собой большие неприятности.

Картер не нашел изменений. По-прежнему далеко внизу видны те же восемь ангаров из волнистого железа. Но на старте стояло десять самолетов. Почему в такой ранний час? Картер поправил бинокль и увидел, что двери ангаров раскрыты. Может быть это случайное совпадение? Может быть, здесь уже известно о войне? Или самолеты прилетели с другого аэродрома? Что еще скрывают ангары в своей глубине?

Для фотографирования утренний свет был еще слишком слаб. Картер мог бы спуститься ниже, не рискуя быть услышанным. Нужны были специальные звукоулавливатели, чтобы обнаружить шум мотора с высоты 6000 метров. Невооруженное ухо не могло разобрать на таком расстоянии шума мотора, а невооруженный глаз не мог найти этой маленькой точки на утреннем небе.

Сила небольшого, легкого трехместного разведчика заключается в его скорости и способности быстро набирать высоту. Он служит только глазом, а не оружием. Для экономии в весе его вооружение и снаряжение боевыми припасами ограничено тремя пулеметами — один в передней и два в задней башнях, — из которых один может обстреливать нижнюю зону. Этого достаточно для обороны от отдельных истребителей, но не от нападения целого звена. Для того чтобы остаться незамеченными, самолеты-разведчики по одиночке, а не отрядами, пролетали сотни километров над неприятельской территорией. В прежнее время это лежало на обязанности кавалерийских разъездов, проникавших в глубокий тыл противника. Предоставленные лишь самим себе, с вниманием, напряженным до крайности, летчики-разведчики были цветом воздушного флота. Для этой в высшей степени ответственной службы выбирались самые опытные и выносливые люди.

Когда А-111 после двух часов полета приблизился с запада к Шаргру, то на больших аэродромах вокруг города было заметно оживленное движение. Здесь стоял 22-й французский авиапарк ночных бомбардировщиков. Однако одного наблюдения даже вооруженный глазом было недостаточно, чтобы определить число и типы самолетов на аэродроме.

Картер через микрофон приказал летчику снизиться над аэродромом. Затем он нажал кнопку камеры, и пленка пришла в движение. Полет над аэродромом пришлось повторить. Вираж и опять фотографическая линза стоит вертикально над аэродромом. Вдруг раздается сильный удар. Машина вздрагивает. Из внезапно выросшего дымового облака, совсем близко впереди, грохочут и сверкают выстрелы, заглушая шум мотора. Они его заметили! Разрывы чертовски хорошо ложатся. Но это не может повлиять на принятое решение. Прямолинейный курс должен быть сохранен во что бы то ни стало, пока самолет А-111 не пролетит над последним аэродромом. Вот снова снаряд разрывается в 50 метрах ниже самолета. В следующую секунду — грохот сверху. Самолет резко качнулся в сторону. Что это — воздушное колебание или удар снаряда? Что-то звякнуло по металлическим частям. Только бы не в моторы. Дым рассеялся в вихревом ветре пропеллера. Долгая секунда ожидания. Где разорвется следующий снаряд? А пленка все движется. Опять грохочет где-то вблизи. Наконец А-111 перелетает над последним аэродромом. Картер кричит через микрофон:

— Свободный курс — полный газ! — и выключает пленку.

Летчик направляет самолет крутым виражом вправо и вверх. Заглушенные при фотосъемках моторы снова начинают грозно гудеть. Новые точки разрывов сразу восемь, но они уже ложатся далеко, в стороне. Стреляют две зенитные батареи.

Вдруг через микрофон Картер слышит голос Максвеля: «Прошу ко мне, я ранен». Картер спешит в кабину летчика. Максвель бледен, он держит левой рукой руль и указывает на бессильно повисшую правую руку. Кожаная куртка сильно порвана у плеча. Картер хватается за вспомогательное управление. Опять удар! Картер смотрит назад и удивляется количеству ватных шариков на синем небе, многих из них он даже не замечал. Но теперь стало тише, разрывы остаются позади, самолет находится уже вне радиуса действия ПВО.

Картер зовет Робертса и приказывает ему вытащить почти бесчувственного Максвеля из тесной кабины в соединительный ход. Робертс режет перочинным ножом рукав кожаной куртки и мундира Максвеля. Осколок снаряда разорвал Максвелю плечо. Только бы не дать истечь кровью! Робертс накладывает две перевязки и укладывает Максвеля как можно удобнее, насколько это возможно в тесноте соединительного хода.

Несколько минут Картер одновременно управляет самолетом и наблюдает. Полученный им приказ ведет его над долиной Сены, обратно к Руану. Париж, плавающий в тумане, остается вправо. Но что это? Над утренним туманом, поднявшимся из долины и освещенным ярким солнцем, мелькают черные тени.

Три отряда, каждый из пятнадцати самолетов, в строю треугольником, проносятся ниже, приблизительно на высоте 3000 метров. Это — истребители типа Лиоре-Оливье. Картер узнает их тотчас же по прямоугольным горизонтальным стабилизаторам. Это самолеты из первого полка истребителей, стоящего в Париже.

Картер держит руль левой рукой и правой быстро пишет в блокноте донесение: «Разведывательной эскадрилье 4. Три неприятельских отряда 45 самолетов типа Лиоре-Оливье, в 6 часов 07 минут над Версалем, на высоте 3000 м. Курс — 320. Продолжаю наблюдение, А-111».

Он передает записку через наблюдательное отверстие Робертсу для немедленной передачи по радио. До сих пор Картер не Прибегал к помощи передатчика А-111, чтобы неприятельские станции, не могли обнаружить присутствия разведывательного самолета. Но это донесение настолько важно, что его необходимо передать кратчайшим путем. К тому же А-111 уже опознан у Шартра неприятельской ПВО и даже довольно ощутительно. Хорошо, что радиус действия передатчика достигает 450 километров.

Робертс быстро шифрует радиограммы механическим шифровальным ключом: передача нормального текста по радио строго запрещена. Количество знаков при шифровании уменьшается почти в четыре раза. Это ускоряет передачу и приемку и в то же время затрудняет противнику быстро узнать содержание радиограммы. 20 секунд требуется Робертсу, чтобы передать по клавишам знаки Морзе. Затем он переключается на приемку и через 15 секунд уже получает условленные пять букв, подтверждающие получение переданного донесения.

Красный сигнал «внимание» зажигается на коммутаторной доске кабины летчика, Робертс, возобновивший наблюдение в задней установке для пулемета, сообщает по микрофону:

— Пять французских одноместных истребителей типа Лиоре-Оливье находятся приблизительно в двух километрах позади нас, сейчас на высоте 5000 метров, но поднимаются выше.