Две чаши весов - Айрис Оллби

— Значит, ты считаешь мою родную мать нимфоманкой?

— Не будь к ней слишком строга, Лили. После твоего рождения у нее все пришло в норму, и ее муж…

— У нее был муж?

— Да, но других детей, кроме тебя, не было. — Кора Осборн доверяла только проверенным фактам. — Он женился на твоей матери, но не хотел, чтобы ты жила с ними. И это — к счастью для тебя.

— Спасибо, ма.

Лилит хотелось обнять приемную мать. Но доктор Осборн была лишена сентиментальности, сказывалась профессия. Кора суха даже с близкими, поэтому Лилит воздержалась от нежностей и продолжила расспросы.

— А кто мой отец?

— Он… он моряк. — Доктор Осборн стала запинаться. — И… и он… не говорил по-английски.

— Разве мать не учила его?

— Они… недолго пробыли вместе.

Только одну ночь, подумала Лилит и чуть не разревелась от горечи.

— И она никогда не пыталась узнать, из какой страны он явился?

Когда девушка впервые заговорила о родной матери, ей минуло пятнадцать лет. В восемнадцать, вдохновленная рассказами Коры, она направилась в Портсмут, чтобы отыскать женщину, давшую ей жизнь, но никаких следов не обнаружила.

— Я ничего не помню. — Лилит не заметила, что произносит эти слова вслух, и только услышав свой голос, поняла, что говорит, пробиваясь сквозь плотную пелену дремлющего сознания. — Совсем ничего.

— Ничего? — спросил низкий голос, возвращая ее из дремы. — Совсем-совсем ничего?

— Об этом — ничего, — девушка постаралась собраться с мыслями. — Совершенно ничего.

— А имя, например?

— Оно означает что-то дьявольское, приносящее несчастье.

— Ты не в себе, красавица. Вероятно, слишком сильно ударилась головой. Я даже не предполагал.

— Вполне возможно.

Лилит с трудом понимала, о чем он говорит. Казалось, что голос мужчины стал похож на вату, превратился в нечто мягкое. Но ей хотелось, чтобы он превратился во что-нибудь более воздушное, чтобы можно было плыть так же покойно, как плыла она в море. Хотелось, чтобы с ее сердца сняли тяжкий груз несчастий, и ей стало бы так же легко, как когда незнакомец извлек ее из воды.

Если бы девушка стала рассказывать о своих несчастьях, ей пришлось бы вновь вернуться в жестокий мир. И вернулись бы все горести. А также бесконечная череда людей в черных костюмах, которые заботятся только о своих интересах, и женщины, которые никогда не удостаивали ее своим вниманием. Отец хочет вернуть ее домой, чтобы не спускать с нее глаз. Даже Берт и тот, вероятно, хочет знать, где она сейчас находится, чтобы оправдаться перед людьми…

Пусть волнуется, подумала Лилит. Пусть все волнуются. Я вернусь к ним, когда приду в себя и обрету спокойствие. И ни минутой раньше.

— Когда я впервые заметил тебя, — вновь заговорил спаситель, — ты пела незамысловатую песенку о рыбках, живущих в морских глубинах. Хоть это ты помнишь?

Лилит нехотя качнула головой. Даже от этого легкого движения в ушах раздался противный звон. Боже, это в наказание за ложь!

— Итак, ты ничего не помнишь, — констатировал мужчина. — Не помнишь даже своего имени. Бормочешь о каких-то глупых его значениях, которые ни о чем не говорят.

— Ты дал мне новое имя, — произнесла Лилит в полусне. — Красавица…

Где-то неподалеку проплыло судно, волны качнули залитую светом маленькую каюту, бросили вверх, потом опустили. Зазвенели какие-то предметы. Когда качка стихла, Лилит почувствовала, что стало легче. Значит, она избежала трагедии. Какие-то неведомые силы вернули ее в тот мир, в который совсем не хотелось возвращаться. Но не стоит торопиться, она еще сможет перехитрить всех и уйти.

Теплая рука продолжала касаться ее волос, ласково поглаживая затылок, лоб. Девушка еще никогда не ощущала такого нежного прикосновения.

— А я не могу стать твоей русалкой, — прошептала Лилит, еле шевеля губами. — Только на одну ночь?

— Спи, русалка, — тихо ответил он. — Ночью ты будешь в безопасности.

3

Что-то изменилось. Какой-то иной свет то вспыхивал, то угасал перед закрытыми веками. Он напоминал колеблющееся пламя свечи. Это не свеча, проговорила про себя Лилит, сжимая плотнее веки, чтобы избавиться от неприятного мерцания. Огонек свечи теплый и не такой тусклый.

Она перевернулась и натянула одеяло на голову. Стало лучше. Но вспышки света беспокоили сознание, рассеивая туман приятной дремы. Девушка все же открыла глаза. Взору предстала каюта, освещенная бледно-голубым светом.

Она приподнялась на койке в окружении темно-синих и солнечно-желтых подушек, не понимая еще до конца, где находится. От резкого движения волосы разметались, а в голову снова вернулась боль. Пушистое одеяло сползло на талию, обнажив маленькие груди.

Лилит тут же натянула одеяло, смущенно оглядываясь, и облегченно вздохнула, увидев, что каюта пуста. Солнечный свет, дробясь о стекло иллюминатора, заливал маленькое помещение, фокусируясь на том месте, где она лежала. На дубовой обшивке стен плясали солнечные зайчики, в шкафчиках поблескивала металлическая посуда, сверкали стальной умывальник и эмалированная плитка, на которой стоял голубой чайник. Все блистало чистотой и порядком. Однако куда же исчез человек, извлекший ее из моря? Наверное, он на палубе?

— Алло!

Тоненький голосок, который вырвался из горла, тисками сжал легкие. Чтобы перекрыть шум волн, следовало крикнуть громче. Ее голос не проникал сквозь дубовые двери и закрытый люк.

— Алло! — крикнула Лилит что есть силы. — Где ты?

Никакого ответа. Девушка прислушалась, но только ветер шумел в парусах. Больше — ничего, никаких звуков, которые выдавали бы присутствие человека. Только крики чаек и мерное пошлепывание волн о борта.

Между прочим, почему в солнечное и спокойное утро ее заперли в каюте? Превозмогая боль в голове, Лилит опустила ноги на прохладный деревянный пол и вновь прислушалась. Все по-прежнему, те же звуки. Она в одиночестве. Почему?

Девушка осторожно поднялась с койки и завернулась в одеяло, которое оказалось слишком длинным и тяжелым. При каждом движении оно соскальзывало, и его приходилось поддерживать. Но, к счастью, не нужно было далеко идти. Поддерживая одной рукой злополучное одеяло, другой она пыталась открыть дверь каюты, но та не открывалась.

Удалось приоткрыть лишь маленький верхний люк. Через щель Лилит рассмотрела пустой кокпит. Чтобы открыть люк, пришлось действовать обеими руками. Одеяло сразу же соскользнуло. Она рассерженно потянула его на себя, хотя смущаться было не перед кем. И снова толкнула дверь. Но еще раз убедившись, что открыть не сможет, вернулась к люку и забыла о скромности. Попыталась открыть его пошире, а одеяло между тем заскользило по талии, по бедрам, коленям и наконец мягкими складками легло на пол. Пленница ногой отбросила его в сторону и решила осмотреть каюту.