Великий князь в поход собрался - Виталий Викторович Пенской

и пехоту брать с собой не имело смысла — она только сковывала бы действия всадников), а во-вторых, она не могла быть тьмочисленной — во всяком случае, чисто боевой элемент. Любопытные сведения на этот счет сообщал младший современник Михаила Тверского Ибн Фадлаллах ал-Омари, секретарь египетского султана. Он писал, основываясь на расспросах купцов и дипломатов, бывавших в Золотой Орде, что хан Тохта, мобилизуя войско со своих владений для похода против Эсен-Буки, правителя Чагатайского улуса, повелел собрать по 1-му конному воину с каждого десятка военнообязанных в его «царстве» и «каждый всадник… взял с собой двух слуг, тридцать голов овец, пять голов коней, два медных котла и телегу для перевозки оружия»[52]. Вряд ли условные «нормы» сбора ратных людей в княжестве Михаила Тверского существенно отличались от тех, что действовали в Золотой Орде, и соотношение конный воин — два слуги — пять коней — одна телега для перевозки снаряжения, провианта, фуража и лагерных принадлежностей в общем было характерно и для русских ратей того времени.

Примерную численность войска, собранного Михаилом, можно попробовать представить, исходя из отрывочных летописных сведений и «уложения» Тохты. Составители летописей сходятся на том, что великий князь выступил в поход «со всею Низовьскою землею»[53]. Очевидно, что он призвал под свои знамена свою «молодшую братью», вассальных князей (В. А. Кучкин называет в своем исследовании за вычетом Нижегородского, 6–7 и еще два княжества вероятно[54]), и «городовые» «полки» с территории Великого Владимирского княжества. Касаясь границ земель, подвластных великому князю в начале XIV века, В. А. Кучкин отмечал, что под властью великого князя, кроме его «отчинных» владений, находились «собственно Владимир с относившимися к нему волостями, значительная часть Поволжья — от Костромы почти до устья р. Унжи, — а также часть вологодских волостей»[55]. Конфликт с Новгородом способствовал тому, что считавшиеся великокняжескими «половины» в Торжке и Волоке Ламском де-факто вывели их из подчинения Михаилу, и набрать там «полки» он не мог. Заменой им стали, видимо, набранные воины с Переяславльского княжества, которое во 2-й половине 1300-х годов перешло под власть великого князя[56]. И, само собой, в походе участвовала и вся «тверская сила» — воинские контингенты, мобилизованные во владениях тверского княжеского дома, включая «дворы» самого великого князя и его бояр.

Исходя из тех отрывочных сведений, которые позволяют определить число военнообязанных на Руси на то время (в 60-х годах XIV века число «тем» на территории Великого княжества Владимирского составляло 15 — за вычетом 5 нижегородских «тем», но с прибавлением «тем» тверских Михаил мог рассчитывать на ресурсы порядка тех же 15 «тем»[57]), можно сказать, что по верхней «планке» Михаил мог поднять до 15 тысяч конных воинов (с соответствующим числом слуг, запасных коней и обозных телег — по требованиям Тохты). Однако, принимая во внимание несовершенство тогдашних механизмов мобилизации и явную слабость великокняжеской власти, неспособной в должной мере, как это будет впоследствии, проконтролировать выполнение своих приказов, представляется, что и цифра в 10 тысяч всадников, собранных Михаилом для похода, будет чрезмерной. Тем не менее, вне зависимости от того, смог ли тверской князь и его воеводы посадить в седло 10 тысяч или нескольким меньше конных воинов (7–8 тысяч?), для того времени это была более чем серьезная сила. Однако вместе с тем большое войско, сопровождаемое большим числом обозной челяди, представляло и серьёзную проблему для Михаила — чем и как снабжать столь многочисленную рать? Некоторое время ратники могли продержаться на тех запасах, которые они взяли с собой, но если поход затягивался, то войску приходилось переходить на подножный корм, и вот тут начинались серьезные проблемы. Время, которое было отведено самой природой Михаилу на достижение им своих целей, было ограниченным. С середины сентября, с окончанием «бабьего лета», погода резко ухудшалась, обычными становились заморозки, температура падала, в начале октября начинались снегопады, во 2-й половине месяца реки и озера постепенно покрывались льдом, и к середине ноября устанавливается зимний путь[58], так что волей-неволей, но кампанию приходилось сворачивать с началом осени, чтобы успеть вернуться на зимние квартиры до наступления распутицы.

Исходя из этого, можно попробовать определить примерное время выступления Михаила и его воинства в поход. Летний поход на Новгород сам по себе представлял собой серьезную проблему, в том числе и логистическую. Не случайно Иван III, готовясь в начале лета 1471 года идти на новгородцев, задавался вопросом — «поити ли ныне на них или не поити, поне же летнее уже время, а земля их многи воды имать около себя и езера великые и рекы и болота многи и зело непроходимы»[59]. Следовательно, принимая во внимание эти обстоятельства, Михаил и его воеводы и должны были принимать решение о времени выступления. И. И. Пушкарев в своем описании Новгородской губернии отмечал, что наиболее жаркое время года здесь с 10 июня по 20 июля, когда порой дневные температуры могут подниматься до 38° (хотя при этом нередки сильные грозы и ливни, а при перемене ветра на северный ночью температура могла местами падать до околонулевых)[60]. Заметим, что в народном календаре Петров день (29 июня) связывается по традиции не только с окончанием Петровского поста, но и с началом сенокоса. В общем, по аналогии с летним 1471 года походом Ивана III на Новгород можно предположить, что выступление Михаила Ярославича и его рати пришлось на вторую половину июня 1316 года (в 1471 г. Иван III с главными силами своего войска убыл из Москвы 20 июня, на день свмч. Мефодия Патарского, а 29 июня он был уже в Торжке[61]).

Новгородские «мужи», готовясь к продолжению противостояния, хорошо понимали, что их ресурсы, даже в случае тотальной мобилизации, уступают войску Михаила если не численно, то в профессионализме точно — лучшие новгородские воины или полегли в сражении под Торжком, или мыкались теперь в заложниках или в рабстве. Поэтому, призывая встать на защиту дома святой Софии всех и вся («соидеся вся волость новгородская: пльсковичи, ладожане, рушане, Корела, Ижера. Вожане», всего, по очень оптимистичным прикидкам, 4–4,5 тысяч ратных), новгородские бояре избрали оборонительную тактику, «учиниша острог около города на обе стороны»[62], и изготовились сидеть в осаде. Урок, преподанный новгородцам под Торжком, был усвоен. На этот раз новгородцы не собирались пытать счастье в поле, в «прямом» деле, а намеревались отсиживаться за укреплениями, подобно тому, как сделали их предки в 1170 году, дожидаясь, пока Михаил или решится на