Аквариум с золотыми рыбками - Роберт Хайнлайн

Билл Айзенберг попытался найти объяснение происшедшему. Вероятно, он перенес шок, и это вызвало паралич глазного нерва. Что, если он ослепнет навсегда? Во всяком случае, его не могут оставить в таком беспомощном состоянии. "Док! - крикнул он. - Док Грейвз!"

Никакого ответа. Только его собственный голос, одиноко прозвучавший в глухом безмолвии, не нарушаемом даже теми случайными посторонними шорохами, которые всегда сопровождают "мертвую" тишину. Неужели слух тоже поврежден?

Но он же слышал свой голос. Внезапно он осознал, что видит свои руки. Значит, с глазами все в порядке. Он оглядел себя. Одежды на нем не было.

Через некоторое время ему в голову пришла мысль, что он умер. Это было единственно возможное объяснение, которое соответствовало фактам. Будучи убежденным агностиком, он не верил в загробную жизнь. Смерть означала для него внезапную потерю сознания и кромешную тьму. Но ведь он подвергся электрическому разряду, более чем достаточному, чтобы убить человека; положение, в котором он оказался, вновь обретя сознание, настолько не отвечало его жизненному опыту, что не могло быть ничем иным, кроме смерти. Следовательно - он

мертв. Q.E.D. [Quod erat demonstrandum - Что и требовалось доказать (лат.). Здесь и далее примечания переводчика.]

Да, конечно, ему казалось, что он ощущает свое тело, но ведь существует же субъективно-объективный парадокс. В памяти человека наиболее сильно закрепляется восприятие собственного тела. И пока память окончательно не угасла, чувственный образ тела будет восприниматься как материальный, реально существующий объект.

Не имея возможности хоть чем-нибудь занять себя, Айзенберг заснул в конце концов с мыслью, что смерть - дьявольски скучная штука.

Проснулся он отдохнувшим, испытывая сильный голод и еще более сильную жажду. Его перестали интересовать вопросы жизни и смерти, вся эта теология с метафизикой. Он хотел есть.

Более того, пробуждение сопровождалось феноменом, лишившим его умозаключения о собственной смерти - не достигшее к тому же уровня эмоциональной убежденности - всякого основания: кроме него, в Пространстве появились вполне материальные объекты, к которым можно было прикасаться и которые даже, как он понял позднее, можно было есть. Последнее обстоятельство, впрочем, не было очевидным. Появившиеся предметы были двух типов: аморфная масса непонятного качества, напоминающая серый сыр, слегка жирная на ощупь и совершенно несъедобная на вид; и дюжина очень красивых небольших шариков одинакового размера. Они напомнили Биллу Айзенбергу тот шарик из бразильского горного хрусталя, который он купил когда-то и контрабандой провез домой. Он мог часами разглядывать его, любуясь совершенной красотой.

Айзенберг потрогал один из шариков. Он был гладкий и прохладный, как хрусталь, но в отличие от него мягкий. От прикосновения шарик задрожал, как желе, в глубине его заплясали огоньки, потом он принял первоначальную форму.

Красивые шарики явно не годились в пищу, и Айзенберг решил попробовать серую массу. Он отщипнул кусочек, понюхал, положил в рот и тут же с отвращением выплюнул. Тошнотворная кислятина, гадость какая-то! И зубы, как на грех, почистить нечем. Нет, даже если это и пища, то нужно очень сильно проголодаться...

Айзенберг вернулся к изучению маленьких блестящих сфер. Он подбрасывал их на ладони, ощущая гладкую, мягкую упругость. В глубине шариков он видел свое миниатюрное отражение. Его вдруг поразила спокойная, совершенная красота человеческого тела - почти любого, если, конечно, воспринимать его как целое, а не как сочетание коллоидных образований. Но в тот момент Биллу Айзенбергу было не до самолюбования. Очень хотелось пить. Ему пришла в голову мысль положить один из шариков в рот. Возможно, это вызовет слюноотделение. Но когда Билл проделывал эту операцию, шарик задел за нижние зубы, и по губам и подбородку потекла вода. Сферы сплошь состояли из воды. Ни целлофановой оболочки, ничего, что могло бы сойти за сосуд. Только вода, удерживаемая непонятным образом за счет сил поверхностного натяжения. Айзенберг схватил еще один шарик и постарался осторожно засунуть его в рот, не задев зубами; фокус удался; рот наполнился чистой холодной водой - так быстро, что Билл едва не захлебнулся. В конце концов ему удалось приноровиться, и он выпил воду еще из четырех сфер.

Утолив жажду, он принялся гадать, каков может быть непонятный принцип упаковки воды. Сферы оказались очень прочными. Во всяком случае, их невозможно было раздавить или разбить, бросив на пол. Они скакали, как мячики для гольфа. Тогда Билл Айзенберг защемил ногтями поверхность одной из сфер. Вода потекла между его пальцами, не оставив оболочки или какого-либо инородного вещества. Никаким другим способом нарушить равновесие сил поверхностного натяжения не удавалось. Даже увлажнение не действовало: можно было положить сферу в рот, а потом высушить на ладони.

Айзенберг решил больше не экспериментировать, чтобы не тратить понапрасну оставшиеся шарики, поскольку запас воды был ограничен.

Все сильнее давало о себе знать чувство голода, и Билл обнаружил, что уже способен проглотить немного серой студенистой массы. Может, это не еда, может, это даже отрава, но голодные спазмы в желудке прекратились, да и неприятный привкус во рту исчез после того, как он выпил немного воды.

Поев, Билл попытался привести в порядок свои мысли. Итак, он не умер, а если умер, то, значит, разница между жизнью и смертью весьма несущественна и условна. О'кей, стало быть, он жив. Он заперт в каком-то непонятном помещении и кто-то явно об этом знает, таинственным образом доставляя ему воду и пищу.

Ergo [Следовательно], его держат здесь в качестве пленника. Значит, должны быть и тюремщики.

Но кто мог взять его в плен? Он был захвачен огненным шаром и очнулся в этой камере. Похоже, док Грейвз был прав и шары управлялись какими-то разумными существами, которые к тому же пользовались неизвестными методами захвата и содержания пленников.

Айзенберг был храбрым человеком, ибо он был представителем рода человеческого - рода не менее безрассудного, чем китайские мопсы. Такая храбрость свойственна большинству людей; человек способен осознать, что такое смерть, но при этом он достаточно легко относится к постоянно существующей опасности погибнуть - в автомобильной катастрофе, на операционном столе, в сражении, в разбившемся самолете - и в конце концов смиряется с неизбежностью собственного конца.

Билл был обеспокоен, но не поддавался панике и даже находил свое приключение чрезвычайно интересным. Ему больше не было скучно. Он пленник, а значит, те, кто захватил его, рано или поздно должны дать о себе знать. Изучать его, задавать вопросы, попытаться использовать тем или иным способом. Тот факт, что ему сохранили жизнь, позволяет предположить, что в отношении него существуют какие-то планы.