Белый орк - Сергей Чехин

Пока послы спешивались, их успели окружить остальные обитатели лагеря. Но ответа на самый волнующий вопрос ни Джак, ни Альберт дать не могли. Начались часы отчаянного ожидания, которое гораздо хуже самой изощренной пытки. Но в отличии от кочевников, Шайн ждал не победы и знатных трофеев, а Таршу — живую и здоровую.

Наступила ночь, развели костер — небольшой, чтобы не привлекать внимания шатающихся по Степи лихих орков. Есть никто не хотел, но варево все же приготовили — на случай если вернутся победители. Об иных вариантах никто и думать не хотел.

Спустя примерно полчаса вдалеке послышалось нестройное хоровое пение. Песня была старинная, так что Альберт ее без труда распознал — "Глас мира и дружбы", орочья народная, авторы неизвестны.

Когда кочевники спешились и подошли к костру, Шайн заметил, что все они изрядно приняли за воротник. Больше всех досталось Горрану — тот шатался как соломина на ветру и мутным взглядом искал кого-то. Не обратив никакого внимания на окруживших его детей, вождь подошел к Альберту и заключил в объятия. Да такие, что хребет затрещал. Хуже орочьей нежности только медвежья — это даже эльфы знают.

— Молодец. Уважаю, — заплетающимся языком проворчал вождь и рухнул на землю.

— Папка опять нажрался, — вздохнул один из орчат. — Потащили его что ли в телегу.

Единственным, кто сохранил трезвость ума, был Грум. Шаман поспешил увести раба в свою повозку — пьяные кочевники могли последовать примеру вождя, а этого человек уж точно бы не пережил. Забравшись под полог, Грум снял с плеча сумку и протянул Альберту.

— Подарок Багряных топоров. Детская одежда. Грум соврал, что у Горрана двадцать детей, хотя на деле одним меньше.

— Двадцать?! — воскликнул Шайн. — Но в лагере только девять.

— Правильно. Остальные ушли на войну. Мы, орки, плодимся рано, даже раньше, чем вы. Вот примерь, тебе как раз должно подойти.

Шайн достал из сумки теплую серую безрукавку мехом наружу, кожаные портки и сандалии. Все пришлось в пору, чему дипломат весьма обрадовался — камзол давно истерся и по ночам было чертовски холодно.

— А это от Грума, — толстяк достал из сундука красную ленту с пожелтевшим клювом в качестве подвески. — Да не на шею, балбес! На голову, чтобы волосы не торчали. Вот так. Это клюв степного орла — глаза духов и мудрейшей птицы. Заслужил.

Альберт стянул волосы в конский хвост и перевязал лентой. Вполне себе орочья прическа, только варвары еще выбривают бока, чего дипломат не собирался делать даже под страхом смерти.

— Как все прошло?

— Замечательно. Тарг так пересрал из-за бури, что даже не заикнулся о войне.

— Пере…, - не поверил своим ушам Шайн.

— Прости, Грум пил мухоморную настойку с братом-шаманом. В общем, дело улажено, никаких претензий нет, войны не будет. Зачем-то даже топор зарыли, Грум так и не понял смысл ритуала. Завтра мы снимемся с места, а по приходу на новую стоянку закатим большой пир! Можно сказать, в твою честь.

Несмотря на сильное подпитие, орки нашли в себе силы тронуться с места. Караван шел до самого рассвета и остановился у подножья невысокой горы, на берегу тонкой студеной речки. Презрев недостойную истинного кочевника головную боль, вождь и шаман отправились на поиски дороги — стоянка оказалась временной, для отдыха и пополнения запасов.

Вместе с Горраном ушли и воины — горные тропы никогда не были безопасными. Тарша и женщины собрались на охоту. В лагере остались лишь молодые орчата и старики, занявшиеся вязанием оперений для стрел.

Альберт выполз из-под полога и осмотрелся. Чем дальше от центра Степи — тем красивее становилась местность. Больше лесов, травы и воды — такой природы в тесно застроенной городами Империи не сыщешь при всем желании.

Вдохнув свежий, ароматный воздух (никакой привычной вони сточных канав, разлагающихся трупов и прочих радостей жизни внутри крепостных стен), Шайн спустился к реке. Сперва хотел вымыться целиком, но вода оказалась слишком уж холодной. Пришлось ограничиться умыванием и растиранием. Зато привыкшие к суровым условиям орчата купались только так, повизгивая от восторга. Старики наблюдали за ними издалека, но сами мыться не собирались.

Вытерев лицо, Альберт еще раз окинул взором цветущую красоту и заметил на противоположном берегу одинокого всадника. Он был вооружен копьем и топориком, на лице и теле отсутствовала опознавательная окраска.

— Эй, вы! — рявкнул незнакомец. — Это наше место. Убирайтесь, покуда целы!

Молодой орк, тот самый, что недавно пытал дипломата вопросами о людской жизни, сразу потянулся к булаве. Соплеменники сделали то же самое — да, кочевники купались с оружием и в одежде. А что, заодно и постирается.

— Сам вали отсюда, безродный шакал!

Наглец гулко расхохотался.

— Вы моетесь в одной воде с бледным отродьем! Вы хуже шакалов!

Обиженный до глубины души орчонок собрался уже выбраться на берег и решить вопрос силой, но Альберт успел ему помешать. Не хватало еще одной войны на пустом месте. Спрятавшись за спиной воина, Шайн прошептал:

— Не дури. Передай ему то, что я скажу.

Видимо, общение с шаманом и объятия вождя сильно подняли авторитет раба среди молодежи. По крайней мере, варвар не послал его к черту, а смолк.

— Мы остановились здесь ненадолго, — с вызовом сказал орк. — И скоро уйдем.

— Вы уйдете сейчас! Иначе пожалеете! — настаивал наглец.

— Часть наших бойцов на охоте! Мы дождемся их и уйдем. В полдень ваша стоянка снова будет свободна.

— Нет, вы уйдете сейчас! — рявкнул незнакомец и плюнул в реку. После чего развернул буйвола и погнал в сторону редкого пролеска.

— Не помогли твои слова, — вздохнул орк. — Лучше бы бурю набормотал.

— Как тебя зовут?

— Сарс.

Альберт вернулся в лагерь и нашел Джака. Старик пытался сплести несколько перьев в пучок, но постоянно промахивался, подслеповато щурясь больными глазами. Шайн обрисовал "шаману" всю сложность ситуации и попросил содействия. Джак кивнул, с кряхтеньем встал и потопал к остальным старейшинам. Видя, как медленно они двигают узловатыми пальцами, то и дело прекращая работу для отдыха, дипломат понял — надеяться на них бессмысленно. Надо искать молодежь.

Совсем юные орчата, едва выбравшиеся из материнского шатра, пускали по кругу бутыль воловьего молока. Судя по запаху — забродившего. Стоило взрослым покинуть лагерь — а мыши сразу в пляс. Альберт вздохнул. Кочевники, конечно, куда сильнее и умелее людских парней в обращении с оружием, но одним богам ведомо, кого приведет за собой недовольный сосед. А защитников всего-то два десятка, и половина уже хмельные.

— Так, народ, — Шайн хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Один орчонок — самый молодой — икнул и свалился с бревна, тут же захрапев. — Скоро будет серьезная драка. Отставьте молоко и готовьтесь.

— Отвали, раб, — рявкнул кто-то. — Иди в свою клетку, чеши волчицу.

Сарс шикнул на него, но тот лишь отмахнулся, взирая на соплеменников осоловевшим взглядом.

— Парни, не дурите!

— Да заткнись ты уже! Не видишь, мы отдыхаем. А если разболтаешь взрослым — намнем тебе бока, пес!

Сарс виновато посмотрел на Альберта и пожал плечами. Да уж, этим лоботрясам явно не хватает дисциплины. Но заниматься воспитанием времени нет — наглец был настроен более чем серьезно. Места здесь дикие, незнакомые, черт знает, кто тут обжился.

К счастью, еще не все "отдохнули" как следует. Вернувшиеся с реки орчата и несколько оставшихся в лагере девушек обступили Сарса и Шайна. Узнав, что происходит, сразу же предложили отправиться за взрослыми. Дипломат идею поддержал:

— Возьмите самого быстрого буйвола и найдите Горрана. Остальных запрягите в телеги.

— А чего это раб раскомандовался? — пропищала девчонка с двумя косами и крошечным луком.

— Слушай его, — буркнул Сарс. — Он очень умный и дружит с Грумом.

Гонцом вызвался один худосочный кочевник, но Альберт попросил взять еще двоих товарищей — на всякий случай. Запрягши буйволят, орчата поскакали в сторону гор.

— Что дальше? — спросил Сарс.

— Запрягайте телеги и выстройте их полукругом.

— Ха, умный какой, — пропищала та же девка. — Будто мы защищаться в Степи не умеем. Да только взрослые всех рогачей забрали. Можешь сам впрячься, если сил хватит.

Шайн посмотрел на ближайшую телегу, возвышающуюся над ним как гора. Такую и взрослый орк не сдвинет. От первоначального плана пришлось отказаться.

Вдруг над стоянкой пронесся испуганный крик:

— Безродные идут!

Безродные — орки, изгнанные из племени или ушедшие самостоятельно под угрозой расправы. Обычно кочевники изгоняют за мелкие проступки: воровство у своих, неисполнение приказа, а казнят за совсем уж жуткие вещи, вроде изнасилования соплеменницы. Выжить в Степи одному невозможно в принципе, поэтому безродные сбиваются в некое подобие общины и кормятся грабежами. Договариваться с ними — занятие бесполезное. Если кто прознает о шайке — обязательно организует карательный отряд, ибо убийство отщепенцев не только не наказывается, но и всецело одобряется. Поэтому безродные не оставляют после себя свидетелей.