Социально-политическая психология - Герман Дилигенский

Для марксистски ориентированных авторов когнитивистский подход вполне естествен: он соответствует тезису диалектического материализма о первичности объективного бытия и вторичности субъективного — психики, сознания, особенно в ленинской теории отражения. Это отнюдь не означает ни совпадения когнитивистской тенденции с марксистскими психологическими концепциями, во многих отношениях преодолевающими ее ограниченность, ни вообще ее жесткой связи с какой–либо определенной философско–теоретической «базой». Так, одним из наиболее ярких ее представителей был знаменитый (и критикуемый марксистами) швейцарский психолог Ж. Пиаже, творчество которого посвящено формированию познавательных структур у ребенка в процессе взаимодействия психики с внешней средой.

Противники когнитивистской тенденции критикуют ее за недооценку мотивационных и аффективных аспектов психики, а особенно ее социальной природы, за подход к человеку лишь как к отдельно взятому индивиду. Эта критика справедлива: влечения, потребности и мотивы, равно как и выражающие их эмоциональные переживания субъекта не менее важные составляющие человеческой психики, чем познавательно–ориентационные функции; верно и то, что психика, в том числе и ее когнитивные свойства не может быть адекватно понята в отрыве от социальной природы человека, межиндивидных связей и общения. Далее мы обратимся к этим ее аспектам, сейчас же важно отметить другое: когнитивистский подход, несмотря на его ограниченность, является не только одним из возможных, но и необходимым звеном анализа психики человека, неотъемлемым разделом психологии как науки. Без изучения когнитивных процессов как таковых нельзя понять и всех иных психологических явлений. Это целиком относится и к социально–политической психологии.

Автор одной из немногочисленных отечественных работ по политической психологии А.И. Юрьев полагает, что ведущим фактором формирования и развития соответствующего уровня психики является потребность в ориентации, т.е. в познании внешнего социального мира, в информации о нем. Именно ориентировочная потребность «стоит за политической деятельностью», «составляет психологическое существо различного рода политических учений, теорий, идей», удовлетворяющих «латентную живущую, в каждом человеке страсть — знать, где он находится, в каком направлении проявлять активность, какими методами изменять свое положение в политическом, экономическом, правовом пространстве»[20]. В этой формулировке хорошо раскрыта познавательно–ориентировочная основа политической и, говоря шире, социально–политической психологии. Важно, правда, учитывать, что это лишь одна из ее основ, избегать односторонне–гипертрофированного, «информационного» подхода к общественно–политическим психологическим феноменам. Такой подход, представляющий собой как бы проекцию в социально–политическую сферу когнитивистской тенденции общей психологии, страдает теми же недостатками, что и эта тенденция. И в то же время аналогично ей отражает весьма важную сторону психической реальности.

Абстрактно-надындивидуальный характер социально–политических знаний

Поскольку жизнь человека включена в сложную систему социальных связей, зависит от существующей системы общественных отношений, процессов и событий, развертывающихся в обществе, от политики государства, его ориентация в окружающем мире требует какого–то минимума знаний о социально–политической действительности. Приобретение этих знаний неизбежно опирается на те же психические способности и механизмы, что и общепсихический познавательный процесс. Важнейшие из них — восприятие (перцепция), т.е. непосредственно–чувственная информация об явлениях внешнего мира и выработка представлений — более обобщенных образов этого мира; в познавательном процессе человека, как это известно из общей психологии, в той или иной мере участвуют память, внимание, воображение, мышление. В то же время объект социально–политических знаний обладает существенными особенностями, выделяющими его из общей массы объектов общепсихического познавательного процесса. Если общая психология уделяет большое внимание, например, таким объектам восприятий и представлений, как цвет, звук, форма и иные свойства материальных предметов, то объектом познания макросоциального, или социально–политической действительности являются социальные отношения и их конкретные проявления в форме многообразных общественных и политических событий и процессов. Иными словами, объект данного вида познания — не вещи и предметы, но другие люди, отношения между людьми, в которых так или иначе участвует субъект познания, воплощающие эти отношения общественные институты.

Очевидно, что познание такого рода «объектов» существенно отличается от тех видов познания, которые изучаются в психологических лабораториях. Прежде всего — тем, что оно в гораздо меньшей мере основано на чувственном восприятии, непосредственном контакте субъекта с объектом. Конечно, цепь таких контактов, скажем мои отношения с членами моей семьи, соседями, приятелями, коллегами по работе или учебе, с конкретными представителями различных административных структур, в той или иной мере включена в систему общественнополитических отношений моей страны. Однако она образует самое большее, лишь иерархически низшее, непосредственно воспринимаемое звено этой системы. Конечно, и через это звено, через эмпирическое восприятие событий моей собственной жизни и через мои непосредственные контакты с другими людьми до меня «доходят» макросоциальные и политические отношения и процессы. Если мои родители отказывают мне в деньгах на полюбившийся мне магнитофон, я сталкиваюсь не столько с их отношением ко мне, сколько с существующим в обществе распределением статусов и доходов, в котором моя семья занимает положение, не соответствующее моим потребительским притязаниям. Если меня ограбили и избили на улице, я скорее всего буду винить в этом не только злую волю грабителей, но и политику властей, не обеспечивающую безопасность граждан. Точно также, столкнувшись с новым скачком цен в магазинах, я увижу в этом не результат алчности продавцов, собственников и управляющих, но проявление инфляционного процесса и слабости не справляющейся с ним экономической политики правительства.

Во всех этих и подобных случаях непосредственное восприятие факта и соответствующие ряду таких восприятий эмпирические представления (о доступности тех или иных материальных благ, степени личной безопасности и проч., и проч.) включены в познавательный процесс, но включены лишь как его первичный, наиболее элементарный элемент. Ибо общественная действительность в целом находится за пределами непосредственно чувственного опыта индивида. Поэтому последовательное, законченное осуществление ее познания требует использования уже не непосредственных восприятий и основанных на них, почерпнутых из личного опыта представлений, но знаний опосредованных и обобщенных.

Что же представляют собой эти обобщенные и опосредованные знания, как они обобщаются и чем опосредуются?

Прежде всего, поскольку социально–политическая психология имеет дело с социэтальным уровнем общественной действительности, с отношениями, выходящими далеко за рамки отношений межличностных, она не может обойтись без весьма высокого уровня абстракции от непосредственно ощущаемого и воспринимаемого. Познание общественной жизни, осуществляется ли оно на уровне научно–теоретическом или массовом, предполагает мобилизацию способности человеческого мышления к абстрагированию — к выделению определенных общих свойств ряда явлений и отвлечению от остальных. Конечным продуктом познавательного процесса является в данном случае формирование образа общества, включающего определенные представления о составляющих его группах и отношениях между ними, о системе власти и направленности политической деятельности, об его отношениях с другими обществами (государствами). Такого рода представления могут быть осмыслены и выражены лишь на основе абстрактных понятий. В зависимости от исторически и социально обусловленного культурного и интеллектуального уровня субъектов познания эти понятия могут выражаться в теоретических категориях, выработанных общественной и научной мыслью (таких, например, как социализм и капитализм, классы, эксплуатация, социальная справедливость и т.д.) или в терминах обыденного сознания. Русский крестьянин середины прошлого века не владел понятиями феодализма или абсолютизма, но его знание общественного и политического устройства отнюдь не ограничивалось знакомством с собственным помещиком и местным исправником. Он прекрасно знал, какое место и положение в обществе занимают дворяне, чиновники, купцы, крестьяне, вообще представлял себе, кому принадлежит власть и богатство и кто не имеет ни того, ни другого. Словом, обладал определенной системой абстрактных представлений об общественной действительности.