Отряд-3. Контрольное измерение - Алексей Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лучше не надо, – быстро сказала Аня.
– Да, верно, прошу меня извинить… Арнольд, что у нас сегодня на ужин?
– Что пожелаете, герр Дитц!
– Да уж пожелаю… Кстати, Арнольд, скажите, как нам поступать в таких вот случаях?
– Каких именно?
– Когда мне необходимо срочно с кем-нибудь связаться. Как сейчас, например. Я, скажем, хочу отдать приказ непосредственно своему пулеметчику Рудольфу Майеру. Или просто с ним поговорить. Как мне это сделать? Неужели я должен подниматься наверх? Или здесь есть что-нибудь вроде телефона?
– Действительно, Арнольд, – поддержал Хельмута Велга. – Вопрос своевременный. Я тоже хотел об этом же спросить, но как-то за разнообразными и приятными событиями сегодняшнего дня запамятовал. Надежная связь – это главное для военного человека. А мы люди военные. Даже на отдыхе. Мало ли что может произойти.
– Здесь с вами ничего не может произойти, – улыбнулся Арнольд. – Лона – на редкость безопасная планета. А связь… Во-первых, у каждого из вас в апартаментах есть мощный коммуникационно-развлекательный центр. Просто я не успел еще вам показать, где он находится и как им пользоваться. С его помощью можно связаться друг с другом. Но это вещь стационарная. А для мобильной связи… Одну минуту.
Арнольд хлопнул в ладоши и громко позвал:
– Домохранитель! Ты мне нужен! – и добавил уже тише. – Сейчас он придет и мы все решим. Кстати, если с кем-нибудь надо в пределах Дома связаться очень уж срочно, то достаточно попросить сам Дом сделать это. Или приказать ему – это уж как вам удобнее.
– Каким именно образом? – спросил Дитц.
– Очень просто. Хлопаете в ладоши и говорите, с кем вас соединить. Правда в данном случае получится режим громкой связи. То есть, слышать разговор будут все, кто находится рядом.
– Это ерунда, – провозгласил Хельмут. – У старых боевых товарищей не может быть секретов друг от друга. Ну-ка, попробуем…
Он резко хлопнул в ладоши и хорошо поставленным командирским голосом рявкнул на весь зал так, что непривычный к подобному тону Арнольд заметно вздрогнул:
– Дом, слушай команду! Немедленно соедини меня с Рудольфом Майером! Я хочу его услышать.
Тишина. Лёгкий шорох. И, наконец, мягкий мужской голос:
– Вы на связи. Говорите.
– Р-руди! – гаркнул обер-лейтенант. – Ты где ошиваешься?! Немедленно к нам!
– Ох, ч-че… Простите, господин обер-лейтенант, это вы?
– Нет, господь бог. Ты чем там занят?
– Разрешите доложить, отдыхаю, господин обер-лейтенант!
– Я вот тебе сейчас устрою отдых… Товарищи, понимаешь, ждут тебя и Стихаря, а они отдыхают!
– Понял, господин, обер-лейтенант. Бегу. Так, рыбка, извини – служба. Но я скоро вернусь, и тогда мы продолжим. Ух, как мы продолжим! Можешь даже не одеваться…
Дитц захохотал, остальные засмеялись.
– Ох, простите, господин, обер-лейтенант, это я не вам…
– Надеюсь!
– Руди! – позвал Велга.
– Слушаю.
– Зайди там по дороге к Стихарю и тащи его тоже сюда. Скажи – я приказал. Нехорошо отрываться от коллектива.
– Есть!
– Дом, – приказал Дитц. – Конец связи.
– Есть конец связи, – тут же откликнулся голос.
– Вот это, я понимаю, – удовлетворенно заметил Хельмут. – Быстро и качественно.
– Здесь все так, – заверил Арнольд. – Именно, что быстро и качественно. Завтра, если пожелаете, я устрою вам большую экскурсию по Дому. Тут есть еще много чего интересного. И все это в вашем полном распоряжении. Но для того, чтобы пользоваться, надо знать чем и как.
– Обязательно, – кивнул Велга. – Завтра – обязательно.
– Именно, что завтра, – поддержал Дитц. – Сегодня мы еще гуляем… Официант, коньяк!
Официант явился одновременно с Домохранителем. Последний выглядел как невысокий лысоватый мужчина в летах и с солидным брюшком. Пока Хельмут и остальные делали заказ, он почтительно, но с достоинством ожидал чуть в стороне.
– Вот, – представил его Арнольд. – Прошу любить и жаловать. Наш Домохранитель собственной персоной!
– К вашим услугам, – слегка поклонился тот.
– В непосредственном ведении Домохранителя, – объяснил Арнольд, – находятся все технические службы Дома. Если я осуществляю, так сказать, общее руководство, то он заведует непосредственно хозяйством. Коммуникации, транспорт, производственные службы – все на нем.
– Завхоз, если по-нашему, – сказал Вешняк.
– Да, именно так, – кивнул Арнольд. – Очень точное сокращение. Именно завхоз.
– А как вас зовут? – спросила Аня Домохранителя.
– Меня зовут Домохранитель, – ответил тот. – Если желаете, можете дать мне человеческое имя. Но до сей поры его у меня не было.
– Странные тут у вас порядки, – обратилась Аня к Арнольду. – У кого-то есть имена, у кого-то нет. Дискриминация!
– Ни в коем случае! – запротестовал мажодром. – Никакой дискриминации у нас не может быть хотя бы потому, что мы – Искусственные Существа, а понятие дискриминации может относиться в полной мере только к людям…
– Я могла бы поспорить с этим утверждением, – перебила его Аня, – но сейчас не стану. Настроение не то.
– Я должен заметить, – сказал Арнольд, – что вы в полном праве менять здешние порядки так, как вам заблагорассудится. Вы тут полные хозяева.
– Пока не появится Распорядитель, да? – усмехнулась Аня.
– Даже не знаю… – растерялся Арнольд. – На этот счет я не получал никаких указаний.
– Ладно, бог с ним, – махнул рукой Велга. – Разберемся. Так что нам может предложить господин завхоз?
Глава четвертая
Больно…
Мне.
Очень.
Больно.
Если мне больно, значит… значит я существую? Или я существую, потому что осознал то, что мне больно?
Не важно.
Сейчас это не важно. Сейчас важно понять, кто я и отчего мне больно. И еще нужно попробовать как-то уменьшить эту боль. Потому что жить вместе с ней невозможно.
Жить?
Я – живу.
Как странно…
Или я, или боль.
Если не будет меня, то не будет и ее. Но если не будет ее, я останусь.
Второй вариант меня устраивает больше.
Не отпускает…
Она разнообразна и приходит ко мне по миллионам каналов-нитей. Вот, вот они, эти нити-каналы. Я вижу их! Они тянутся ко мне отовсюду, пульсируют, рвутся, опадают и гибнут, но на их месте возникают новые. И каждый наполнен своей болью. Боль резкая, тягучая, ноющая, колющая, сверлящая, тупая и острая, горячая и ледяная, смертельная и пока еще не очень, боль сладкая и горькая, желтая, красная и оранжевая; боль, как спасение, как сигнал бедствия, как мольба о помощи, как шепот и крик….
Так, надо попробовать устраниться. Отодвинуться. Закрыться.
Пусть она будет жить отдельно, а я – отдельно. Направить ее куда-то в одно место, в темный угол сознания, а потом изолировать и… Нет, не получается.
И так тоже не получается.
И так….
Ладно, попробуем иначе. У всякого следствия есть своя причина. То же и с болью. Если она есть, значит, что-то ее вызвало. Нужно просто дотянуться до этого «чего-то» и постараться его устранить. Убрать саму причину боли. Если, конечно, это возможно…
Надо попробовать.
Как?
Нити-каналы.
Если по ним ко мне приходит боль, то это значит, что я могу проследить ее путь и попытаться дотянуться сознанием до самого ее начала, до того, дальнего конца нити. Решено. Так и поступим. Теперь осталось только выбрать нить. Желательно такую, которая быстро не оборвется….
А, вот это, пожалуй, подойдет.
Не нить даже – жгут, свитый из многих нитей. Толстый, крепкий и видно, что продержится еще долго. Ну, попробуем…
* * *Всё.
Кедровые – в полтора-два обхвата – стволы очищены от ветвей, уложены и надежно закреплены, бригадир грузчиков-такелажников дал отмашку – можно ехать.
Николай Семкин по кличке Сема, водитель ОАО «Леспромхоз № 4» тщательно загасил окурок, привычным движением надвинул кепку пониже на глаза и полез в кабину своего японского тягача-лесовоза «HINO». То есть, не своего, конечно, – машина принадлежала фирме, но Сема за полгода работы успел привыкнуть к «японцу» и считал его уже как бы и своим.
Он завел двигатель, включил первую и тронулся. Восьмилетний «HINO», как всегда, взял с места плавно и мягко, словно и не тащил на себе почти три тонны леса. Встречный пыльный и обшарпанный порожний «МАЗ» (Сема тоже начинал на таком, пока не заработал право сидеть за баранкой нормальной машины) принял в сторону, давая дорогу. Сема ухмыльнулся краем узкого рта, вырулил на грунтовку, врубил вторую, потом третью и устроился поудобнее – впереди его ждали минимум полтора часа не самой легкой на этой земле дороги. Под легкую музычку из радиоприемника Семины нехитрые мысли направились в привычное русло.
Он уже неделю возил лес по этой дороге, и она его совершенно не устраивала по той причине, что была слишком длинной. С учетом погрузки и разгрузки в день удавалось сделать не больше двух ходок. Если очень и очень повезет – три. Этого было мало. То есть, три – было бы нормально, а вот две…. Его заработок напрямую зависел от количества перевезенного леса, а работать на грани риска угробить машину и себя Сема не хотел – что толку выигрывать в малом, если при этом велика вероятность проиграть в большом?