Лифт в преисподнюю - Михаил Март

— И расскажу. Как на духу. Это я их наказал. От злобы собственной…

— Давай без прелюдий. Конкретно.

— Короче говоря, «КамАЗ» Толька нашел. Позвал Грека, Грымзу, Яшку и меня. Смотрим, там мужик лежит бездыханный, а изо рта у него кровавая пена идет.

— Мужик за рулем был?

— Ну да. Только набок повалился. Мы у него деньги взяли. Мне сотня досталась, а сколько их там было, не знаю. Ребята еще бутылку красного нашли, без этикетки, и полбутылки водки. Спрятали у Тольки в лачуге. Решили выждать. Сторож в больницу позвонил. Приехали, забрали бездыханного. Мы все ждали. Потом милиция была. Мы затихли. Когда менты уехали, извиняюсь, милиционеры, мы решили это дело обмыть. К ночи меня в магазин погнали. Я не хотел. А они нажали. Мол, тогда и грамма не получишь. Я в крик. Дайте хоть красного стакан, а потом пойду. Нет, и все. Дали мне две сотни и погнали в село за ханкой. Я во злобе и ляпнул: «Да чтоб вам, засранцы, бормотуха эта поперек горла встала!» Нашли молодого погонялу! Я старше их всех, а как что, суетиться я должен. Ну ладно, ушел. Купил шесть литров водяры. Полный рюкзак, хлеба набрал и тушенки. На обратном пути полпузыря выжрал. Им назло. Пусть там потомятся, сволочи. Банкy тушенки сожрал. Иду назад в хорошем настроении, вроде как и обида прошла, захожу в лачугу к Тольке. Я решил, что они уже нажрались, валяются мужики на земле, а потом вижу, что изо рта у каждого тоже, как у водилы того, кровавая пена по щекам размазана. Я бросился к сторожу, — у него в будке телефон есть. «Скорая» приехала через час. Да толку что, они уже холодными были. Сначала-то и забирать не хотели. Говорят, что наша свалка для них отличной могилой станет, да тут им сторож напомнил, что одного такого уже забрали, и менты этим делом заинтересовались. Короче, мы с мужиками покидали всех в «Рафик», и их увезли. А я, выходит, виноват. Порчу нагнал. Вот ханка и встала у них поперек горла.

— Осталось что-нибудь от выпивки?

— Не знаю. В Толькину лачугу больше никто не заходил. Я как бросил там свой рюкзак с водярой и жратвой, так там и лежит.

— Идем, покажешь, — сказал Куприянов.

— Покажу, но заходить не буду.

— Хватит нудить. Вставай и пошли. Весь лоб себе расшиб об землю. Святоши из тебя все равно не выйдет. Поздно уже.

Хибара, в которую ненароком заглянула смерть, находилась неподалеку. Описывать ее нет смысла. Тут от всего увиденного вытошнить может. Зашли. Следы банкета остались, и даже рюкзак на земле валялся. Бутылка с красным стояла на ящике. Жидкости в ней осталось на рюмку, но для экспертизы и этого достаточно. Капитан достал платок, взял бутылку, понюхал.

— Черт! А приятно пахнет. Вишней.

— В пластиковых стаканах — косточки. Выпили, обгрызли и выплюнули. На пол не сорят, будто паркет. И бутылка из-под водки осталась, — осматриваясь, комментировал лейтенант.

— Бутылки сохраним. Трупы надо будет дактилоскопировать. Странная бутылка. Как думаешь, Стебликов?

— Я уже подумал об этом. Горлышко не такое. Похоже, из-под водки типа «Столичной», но что-то в ней не так.

— Ладно, эксперты пусть колдуют. Целлофан нужен. Каждую завернуть надо. Странная история. И куда она нас выведет? Тут все не по-людски. Есть ДТП, есть свидетель, начинаешь разбираться и ничего не понимаешь. Зацепиться не за что.

— Ты же говорил, капитан, что у вас следователь головастый. Разберется.

— Трифонов — ходячая легенда. У него мозги в другую, сторону повернуты. Вот ты видишь красный карандаш, а он тебе говорит, что он не красный, а синий. Просто кому-то очень хочется, чтобы ты видел его красным. Можно, конечно, считать его чудаком или двинутым, но, в конце концов, выходит, что прав он, а те, кто над ним посмеивались, оказываются в дураках.

— Интересный тип. Вот бы поработать с таким.

— А ты, Стебликов, еще и работать хочешь? А я думал так, присоседился от домашней тоски.

— Хочу на юридический поступать.

— Да ты философ, Стебликов! Ладно, пошли. Тут делать больше нечего.

Пока сыскари бегали и вынюхивали, узнавали и расспрашивали, скромная и тихая девушка лейтенант юстиции, дознаватель прокуратуры Наташа Рогова четко и последовательно делала несвойственную ей работу. Надо добавить — упорно и настойчиво, иначе результата не получилось бы.

Конкретного задания Трифонов ей не давал, дело дознавателя — вести протоколы и заниматься допросами. А кого допрашивать, если в живых никого нет, кроме свидетеля, а его уже допросили, выжали из него все, что могли, еще на месте происшествия. Наташа решила проявить инициативу. Зная Трифонова не один год, она понимала, что этот следователь никогда ни на кого не давил и ни о чем не просил, предпочитая делать даже черновую работу сам, не брезговал ходить по дворам, разговаривать с людьми. По его убеждению, каждый член следственной бригады должен сам знать свою работу. Конечно, работу надо координировать, чтобы никто никого не расталкивал плечами и сотрудники не группировались кучками по принципу — вместе веселей. В остальном, считал Трифонов, профессионалам нужно доверять. Возможно, это было ошибкой. Следствие — это искусство. Здесь, как в театре. Ведь актеры хоть и профессионалы, но без режиссера они превратятся на сцене в стадо баранов, невзирая на незаурядный талант каждого отдельного индивидуума. В оркестре то же самое. Но Трифонов не любил руководить. Он любил сам разбираться с каждой мелочью.

Около шести вечера Наташа зашла к нему в кабинет и застала там криминалиста Дымбу. Они что-то обсуждали, и девушка присела в сторонке, чтобы не мешать.

— Так вот, Александр Иваныч, — говорил Дымба, — с пистолетом мы поработали. Из него не стреляли. По картотекам ствол не проходил. Баллистическая экспертиза ничего не дала. Я так думаю, что этот трофей пролежал с войны до наших дней нетронутым. Вид у него совсем новенький, несмотря на возраст. Боек в идеальном состоянии. Возможно, когда-то из него сделали пару десятков выстрелов, но не теперь. Однако за оружием следили. Пистолет смазан по всем правилам. И вот что еще. Погибший держал его за поясом. Не очень удобно. На рубашке и на брюках остались следы от смазки. Странно, что он не протер оружие должным образом, а в таком виде сунул его за пояс. И еще. Если он взял пистолет для самообороны, либо для нападения, то место хранения выбрал неудачное. Чтобы добраться до оружия, ему пришлось бы расстегнуть плащ, потом пиджак, а потом выдергивать его из-за пояса с определенными трудностями. Пряжка ремня могла сбить предохранитель. «Вальтер» — не «ТТ» с его идеально гладкой, скользящей поверхностью. Есть и третья странность. Рукоятка была повернута в левую сторону. Значит, погибший — левша. Но патологоанатомы убеждены, что он был правшой. Погибший — человек сильный, работящий и, судя по татуировке, бывший моряк. Одежда на нем, включая часы за сто с лишним тысяч долларов, говорит о высоком достатке. Он знал толк в качестве одежды, моде и выбирал для себя лучшее. И, наконец, раритетный пистолет с полной обоймой. Не вяжется все это.

Трифонов очень внимательно слушал полковника, кивая головой, словно соглашался с каждым его словом, а потом заговорил:

— К твоим выводам, Вася, я могу добавить еще парочку странностей. В карманах погибшего нашли немало денег. Зачем обеспеченному человеку ехать в эту дыру, да еще в битком набитом автобусе, когда можно приехать на такси? Странно, что не на собственной машине. Не хотел светиться? Возможно. Теперь мы знаем, что там, где он вышел из автобуса, есть только две точки, куда можно пойти. И каждая из них расположена в километре от шоссе. Витязь на распутье. Направо пойдешь — в артель придешь, где хозяйничают бывшие зеки и туда даже милиция старается свой нос не совать. Налево пойдешь — лесная тропинка выведет тебя к озеру в элитарный заповедник. Но и в том, и в другом случае понятно, что придется месить грязь. Разумный человек надел бы сапоги до колен, а не штиблеты за пятьсот долларов, и не костюм с галстуком, да еще белый плащ. Но витязь на распутье имеет три пути. Он может пойти прямо. Прямо — только шоссе, ведущее к предыдущей остановке, которую он проехал. Вполне мог проехать свою остановку и решил вернуться назад пешком. С другой стороны, мы можем предположить, учитывая показания свидетеля, что его поджидали именно на той остановке, где он вышел. Вишневая иномарка, притаившаяся в полсотне метров за кустарником на обочине. А если его решили уничтожить и назначили свидание на шоссе? В этом случае ему не понадобились бы ни сапоги, ни такси. Он мог подозревать неладное и захватил с собой пистолет. Такой вариант мы не можем исключить. А может, он выполнял чьи-то инструкции. Инструкции шантажистов, к примеру. Но его обхитрили. Если предположить, что водитель самосвала являлся соучастником преступления, то план покушения тщательно разрабатывался. Тогда можно говорить о том, что шофера самосвала убрали, как лишнего свидетеля. Иначе его неоправданный заезд на свалку я объяснить не могу.