Кровавый отпуск - Виктор Кнут

Он ушел, а я еще полчаса, прежде чем лечь в постель, изучала тщательно составленный план, как найти в Пялицах нужный дом. Двухэтажный кирпичный дом с крытой железом крышей и с флюгером в виде кораблика.

Добротный, наверное, дом. Построенный на долгие годы…

…И красиво вычерченный Самохиным план. С кучей ориентиров и всего двумя поворотами. С таким не заблудится даже дебил…

…И отличное настроение. Завтра я еду отдыхать! На юга! К бархановской сестре. С садом и озером.

Я сунула план в портмоне, поставила будильник на четыре утра и, прежде чем отправиться спать, залезла под душ. Намыливала мочалку, придирчиво разглядывала себя в зеркало — не обозначился ли уже животик? — и мурлыкала под нос песенку Кати Огонек.

Даже не подозревая о том, что через сутки мне станет совсем не до песенок.

Пялицы оказались захудалым поселком городского типа с единственной пригодной для движения транспорта улицей, в которую вливалось шоссе, ведущее от воронежской трассы. Улица именовалась длинно и неуклюже — Сельскохозяйственная, — и на ней сбились в дружную кучку всевозможные магазины, автовокзал и уродливое строение местной администрации. Там же мне бросились в глаза несколько блочных пятиэтажных домов. Кроме них, остальной жилой фонд поселка, похоже, составляли обычные избы, выкрашенные все, как одна, желтой фасадной краской и крытые белым шифером. Избы-близняшки, каждая в три подслеповатых окна, спрятавшиеся за жидкие кустики начинающей распускаться сирени.

«Интересно, и какими такими вирами в этот провинциальный рай занесло двухэтажный кирпичный дом, который мне сейчас предстоит отыскать?» — подумала я и, наткнувшись на первый ориентир, который обозначил на плане Самохин, — древнюю пожарную каланчу с огромным российским триколором на крыше, — свернула направо. Гладкий новый асфальт, который так меня радовал все шестьдесят километров пути от воронежской трассы, сразу сменился небывалым кошмаром. Недаром самохинский братец разъезжает здесь на джипе «сузуки»! Джипам нравится прыгать по выбоинам и форсировать лужи. Мой же неженка «мерседес» еле полз через них на второй передаче. К вящему удовольствию троих мальчишек на велосипедах, которые, не торопясь, двигались параллельными со мной курсами, и огромного полудохлого пса, который кашлял — не лаял, а именно кашляя — вдогонку моей машине.

А впереди уже нарисовался второй ориентир — широкий ручей, через который был перекинут узенький мостик. На таком не смогли бы разъехаться и две легковушки. Хотя сразу две легковушки на этой улочке были бы небывалой сенсацией. Про нее можно бы было смело писать доехала. Остается еще раз свернуть направо и высматривать дом с флюгером в виде кораблика. Я бросила взгляд на часы — без пяти девять. Прибываю с точностью скоростного экспресса Лондон — Париж.

Но чего мне это сегодня стоило! Пять раз меня штрафовали за превышение скорости. Два раза на Е-95, два раза на кольцевой, и последний — всего час назад — перед самым поворотом с воронежской трассы на Пялицы. Я пробыла за рулем без малого шестнадцать часов с несколькими куцыми перерывами на обед и на разборки с ментами. У меня налились свинцом руки, а перед глазами плыли белые пятна. А завтра предстоит еще один такой марш-бросок. Зато уже вечером я окажусь в Пятигорске. Буду гулять по саду. Буду купаться в озере…

Я свернула с разбитой улочки и сразу очутилась в каком-то элитном райончике. Местные «новые русские» понастроили здесь с десяток неказистых особняков, похожих по форме на огромные собачьи будки. Все, как один, в два этажа. Все, как один, из красного кирпича. Все, как один, с рождения не ведали штукатурки. Зато, все укрыты от местных татей внушительными двухметровыми заборами.

Я притормозила и скользнула взглядом вдоль красных кирпичных монстров. Вон он, маленький белый парусник-флюгер. И крыша, крытая новой, еще не утратившей блеска оцинковкой. Остались последние сто пятьдесят метров моего сегодняшнего сверхмарафонского заезда.

«Мерседес» не спеша проехал их на второй передаче и уткнулся носом в ворота, на которых был нарисован белой краской номер «12». Все точно — Набережный тупик, 12. Именно этот адрес называл мне Самохин.

Я вылезла из машины и подошла к узенькой дверце рядом с воротами. Настолько узенькой, что удивительно, как Самохин, бывая здесь в отпуске, мог в нее пролезать. Или для него специально открывали ворота?..

И до Пялиц добрался прогресс. Дверца в заборе оказалась оборудована домофоном. Он был установлен рядом с антикварным почтовым ящиком с яркой надписью для дураков: «Для писем и газет». Я щелкнула ногтем по звонкой утробе ящика и надавила на кнопку звонка.

— Кто? — почти сразу из домофона раздался приятный мужской голос.

Я прокашлялась и четко доложила:

— Из Питера. Я Марина. Николай звонил вам насчет меня.

— Ага! — обрадовался приятный голос, и в замке что-то щелкнуло. — Проходите.

Я распахнула дверцу и очутилась в неуютном дворе, с обширными следами недавно свернутого здесь строительства. Откуда-то из засады испуганно взлаяла тонким голоском невидимая собачка. А от дома навстречу мне уже спешил немолодой мужчина в строгом черном костюме, белой рубашке и темно-бордовом галстуке. Если он разрядился столь официально, ожидая встречи со мной, то это лестно.

— Здравствуй, Мариночка. — Мужчина резво подскочил ко мне и, прежде чем я успела от него увернуться, поцеловал меня в щеку. — Я Николай, — негромко представился он, — Сейчас открою ворота.

«Еще один Николай, — про себя ухмыльнулась я. — Сколько их здесь? Каждый второй? Лет сорок назад у местного попа, похоже, закончились святцы. Хотя тогда попов здесь, наверное, и не было».

Мужчина тем временем уже распахнул ворота и даже присвистнул, с восхищением уставившись на четырехглазую морду моего «мерседеса».

— Ишь ты! — прокомментировал он. — Заезжай, Мариночка.

Я аккуратно вкатила машину во двор, обогнула кучу строительного мусора и, повинуясь активным жестам «распорядителя» в темно-бордовом галстуке, припарковалась впритирку к крыльцу.

— Отлично, Мариночка! — в кривой улыбке расползся рот Николая. — Сейчас пойдем ужинать. Только сначала давай разберемся с делами. Где посылка, которую тебе передали в Санкт-Петербурге?

Мне резанул по ушам этот «Санкт-Петербург». Так говорят только дикторы с телевидения. И то иногда. А нормальные люди произносят короче — «Питер».

Впрочем, не только это. Николай на высоком бетонном крыльце сейчас смотрелся, точно плохой актер, который очень старается без ошибок сыграть свою роль в паршивенькой пьесе. Декламирует громко и четко, так, чтобы расслышали на галерке.

«А где же галерка?» — подумала я.

Она дала о себе знать, как только я распахнула багажник и, поднатужившись, начала вытаскивать оттуда сверток с крылом и лонжероном.

— Секундочку, девушка, — раздался у меня за спиной грозный окрик, и я даже вздрогнула.

Откуда он взялся, этот молоденький типчик в яркой летней рубашке и в темных очках, который сзади незаметно подкрался ко мне, я проморгала. Зато отлично видела, как широко распахнулась дверь дощатого сарайчика метрах в тридцати от меня, и оттуда выскочил мужчина в ментовской форме. Следом за ним из-за двери выглянули две любопытные рожицы — старичка и женщины средних лет.

«Понятые, — почему-то сразу же догадалась я. — Ну и во что же я вляпалась?»

— Лейтенант Груздев. — Парень в яркой рубашке сунул мне в нос красные «корочки», и я чисто автоматически прочитала: «Министерство внутренних дел России. Пялицкий РУВД…»

— Участковый инспектор, капитан Подпалый, — подойдя ко мне, представился второй мент. Тот, что в форме. — Понятые! — сипло проорал он в сторону сарайчика, и оттуда к нам засеменил старичок. Следом за ним дамочка средних лет.

А я ощутила легкую слабость в коленках. И подумала: «Сука Самохин! Толстожопый ублюдок! Подставил-таки, скотина! В этом проклятом пакете, что он мне передал, в лучшем случае сейчас обнаружат волыну.[2] В худшем — наркотики… Вляпалась, дура! И поделом! Не просчитала. Не проверила сверток».

— Гольдштейн Марина Александровна? — задал дежурный вопрос Подпалый, и сразу следом за ним злорадно скрипнул старичок-понятой:

— Жидовка, чего ли? Я резко обернулась.

— Немка, придурок! Поня-а-ал?.. Вижу, понял! Тогда иди смени памперс! — И, оставив в покое захлебнувшегося от возмущения деда, уткнулась взглядом в ментовского капитана. — Чем обязана, сударь?

— Документы, пожалуйста. — Он, словно нищий в переходе метро, протянул мне ладошку, и я, невозмутимо пожав плечами, сунулась в салон машины за сумочкой.

Сразу же сзади прямо мне в ухо жарко задышал лейтенант Груздев — следил, чтобы я, не дай Бог, вместе с документами не прихватила, что-нибудь колюще-режущее, огнестрельное. И не выпустила бы им всем кишки. Перебьются! Обломятся! Подобного удовольствия я сейчас никому не доставлю.