«Если», 2007 № 02 - Журнал «Если»

Завтрашнего дня еле дождался. Даже выписку об истории болезни не стал брать, помчался, переполненный музыкой, к своей скрипке. Прибежал, схватил, он даже не успевал переводить в ноты, сразу магнитофончик включил, стал играть — душу переворачивало.

Единственное — это сил требовало. Это скрипачу было не очень привычно, надо было превозмогать. Но он кричал себе: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» — и это помогало, он такое вытворял на своей скрипке, что сам себе удивлялся.

Дальше — больше. Он подумал: «А почему скрипка, почему бы и не оркестр? Почему бы не симфония?»

Отложил инструмент и стал по памяти в нотную бумагу записывать свою музыку — и страдание, и радость, и гордость, и черт знает что еще в его сердце творилось, какая там скрипка, вот она, музыка, ради этого можно сойти с ума!

Утром прибежал в больницу, но Соломон Иосифович уже ушел. Тогда он позвонил ему домой, разбудил и примчался к нему. Встретила жена, уходящая на работу, встретила неприветливо, потому что Соломону Иосифовичу надо выспаться, но тот сам встал, рукой поманил его, жене сказал: «Иди, милая», а самого пригласил на кухню и спрашивает: «Ну как?»

— Слушайте! — сказал скрипач гордо, приладил скрипку к плечу, воздел смычок и запел струнами.

Это была не музыка, а черт знает что. Это была зубная боль и несварение ушных полостей. Соломон Иосифович наконец не выдержал и сказал:

— Стоп.

— Что? — спросил скрипач.

— М-м-мэх, — ответил Соломон Иосифович. — Как-то немузыкально. Даже очень немузыкально. Ты меня извини, что-то я не то сделал.

— Да вы даже не представляете, что вы сделали! — возразил скрипач. — Вы просто ничего не понимаете в музыке. Рахманинов отдыхает! А эта ваша «судьба стучится в дверь» — да она там скребется!

И умчался — к специалистам, которые понимают в музыке. Те тоже поморщились, но тайком. Вслух сказали, что очень ново, но…

— Да что вы понимаете?! — вскричал скрипач и умчался на квартиру к своей депрессии.

Он знал, что это настоящая музыка, он видел ее, осязал, она выворачивала ему душу, но постепенно он начинал понимать, что на концерте с этим не выступишь. А напевать уже не хотелось.

Тут позвонил ему покаянно Соломон Иосифович.

— Что я наделал, Сережа! Я отнял тебя у человечества, ни больше, ни меньше. Но, слушай, я придумал, я могу вернуть все назад. Бесплатно. Ты снова будешь…

— Вот уж не надо! — сказал скрипач. — Спасибо, конечно… только что мне до человечества?

Федор Трентиньянов был человеком нелюдимым и всему остальному свету предпочитал собственное общество. Поэтому, поднакопив денег, он решил заказать тридэ-копию самого себя. В фирму, изготавливающую лицензированных тридэ, он не пошел: во-первых, дорого, а во-вторых, сами знаете этих конвейерных уродцев, которых нам так рекламируют по телевизору. Сходство, конечно, фотографическое, а вот с внутренней сущностью дела плохи. Сбагрят тебе черт знает кого, да еще кучу бумаг подписать заставят — то не делай, туда не ставь, ругайся с ним только по делу, и уж ни в коем случае, чтоб использовать в коммерческих целях. Нет, Федору нужна была точная копия, без каких бы то ни было обязательств, и поэтому он пошел к частному тридэ-мастеру, каковой в нашем городишке находился в единственном числе в маленьком домишке по Зеленой улице. Звали его Степан.

Мастер очень обрадовался заказу. Ему надоело создавать утраченных возлюбленных, усопших родственников и домашних животных по плохо сделанным фотографиям и любительским клипам, восстанавливать их характеры по сбивчивым и малодостоверным описаниям клиентов, а потом еще и выслушивать жалобы на плохое сходство. А здесь тебе и точный образец, и внутреннюю сущность можно скопировать по максимуму.

Словом, Степан решил продемонстрировать миру все свое мастерство. Он настолько извел своего нового клиента всякими тестами и, прямо скажем, непозволительными расспросами, что тот уже пожалел тысячу раз, что связался с этим копированием. Заняло месяц, а под конец Степан спросил Федора, чего он желает — чтобы тридэ был действительно точной копией или как можно более точной копией того, что Федор сам думает о себе.

Нелюдимость не сделала Федора совсем уже дураком, поэтому он подумал предварительно и сказал:

— Делай точную.

Тридэ получился совершенно замечательным, Степан даже пританцовывал. Федор тоже неудовольствия не выразил. И в первые дни общения со своим новым голографическим другом он испытывал даже что-то наподобие счастья. Радостно глядя друг на друга, они в унисон клеймили антинародное правительство, цены на водку, окружающий бандитизм и, соответственно, падение нравов, осуждали Америку и время от времени спорили (спорили!) о сравнительных качествах диссектора и суперортикона (типах телевизионных трубок). Тридэ, к явному неудовольствию Федора, проявил большие познания о предмете, но тонкостей не знал, потому спор шел с переменным успехом.

Однако очень скоро приятели друг другу надоели, причем настолько, что Федор просто взял и выключил свою копию, заметьте, с помощью топора. Правда, к убийству дело не привело, ибо тридэ Федора (по имени Федор) был человек предусмотрительный и заранее приготовил себе убежище. Он уже давно, миллисекунд за четыреста, переместил по Сети свой организм в ящик с неиспользуемым тридэ (таких, как вы знаете, было тогда навалом, причем повсюду) и начал новую жизнь.

Новая жизнь для него подчинялась только одной цели — накопить денег. Кое-что он сумел умыкнуть у своего, скажем так, родителя, но это копейки. Главное было в умыкновении — собственный счет в банке, о котором Федор даже не подозревал. Тридэ Федор тут же создал в Сети магазин по продаже сбежавших тридэ и уже через два месяца набрал требуемую сумму.

С ней он пришел к Степану. По Сети, разумеется. И попросил у Степана сделать еще одну копию Федора, только теперь уже не с Федора, а с него самого, с тридэ. Потому что тридэ-Федор был человеком крайне нелюдимым и всему свету предпочитал только себя самого, а в собеседнике он тем не менее нуждался.

Степан радостно крякнул и принялся за работу, опять-таки с помощью бесчисленных и более чем неприличных вопросов (вот тут тридэ абсолютно не возражал и отвечал честно, то есть почти никак).

Так как основные данные у Степана уже имелись, новый тридэ был создан мгновенно, передан по Сети клиенту после получения соответствующей мзды (ох, какое же это, господа, хорошее слово «мзда»!), и тридэ-Федор получил себе лучшего в мире собеседника тридэ-Федора-2.

О, как много благословенных миллисекунд они провели в собеседном соитии, глубокомысленно размышляя об антинародном правительстве, повышении цен на траффик и т. д., а потом, конечно, надоели друг другу, потому что нелюдимыми были, и расстались, слава те Господи, без всякого топора, полюбовно, хотя Федору-2 с непривычки еще очень долгое время, миллисекунд двести, пришлось искать новое пристанище.