Люди, идолы и боги - Амброджо Донини

Классовый характер представления о чудесном

Для первобытного человека все одинаково естественно и сверхъестественно, но ничто по существу не «чудесно» или все равным образом отмечено присутствием чуда. Сана идея чудесного требует знания определенных законов природы, хотя бы истолкованных в соответствии с возможностями эпохи. Особенно же необходимо наличие потребностей, пусть элементарных, но таких, которые не могут быть нормально удовлетворены в обществе, где средства существования уже не являются общим достоянием.

Вспомним, например, чудеса в евангельских рассказах, подобные, впрочем, чудесам, приписанным основателям иных религий в эпоху перехода от рабовладельческого к феодальному обществу (буддизм, даосизм, ислам и пр.).

Умножение хлебов, чудесный лов рыбы, превращение воды в вино, исцеление нищих — все эти чудеса предполагают неудовлетворенные стремления угнетенных слоев народа к лучшей жизни, к равенству с имущими слоями. Монополия господствующих классов исключала самую мысль о возможном изобилии хлеба для всех, и, таким образом, только «чудодейственное» вмешательство могло изменить условия, немыслимые ранее, в первобытном обществе. Сознание того, что в жизни постоянно существуют неудовлетворенные потребности, превращается в форму идеологии и порождает представление о воображаемом и фантастическом разрешении этого противоречия.

Иным потребностям отвечают представления о чудесах, возникающие в самые различные периоды истории в имущих слоях общества.

Это, прежде всего, стремление обеспечить решительную победу над врагами или увеличить власть и превосходство семей, которые уже господствуют над племенем или целым народом. Этому стремлению соответствуют и чудеса: каменный дождь у римлян и в библейском рассказе о поражении аморреев; Иисус Навин, останавливающий солнце; рождение чудовищ; чудесные исцеления, приписанные Светонием императору Веспасиану, и т. п.

Главное — это произвести впечатление на угнетенные классы и убедить их в бесполезности всякого сопротивления, бессмысленности выступления против господ, на стороне которых небесные силы.

Мобилизация «сверхъестественного» на службу господствующему классу не всегда совершается сознательно, однако в данном случае элемент сознательности имеет второстепенное значение.

Во второй половине IV века, когда Римская империя распадалась под ударами новых экономических и общественных сил, нашедших свое религиозное выражение в возникновении христианства, мы наблюдаем полную гамму всевозможных «чудес», посредством которых языческий мир стремится утвердить в сфере сверхъестественного свое превосходство, которое он терял в политической и экономической жизни.

Историки этой эпохи рассказывают нам о языческих статуях, идолах и святых, которые трепетали на своих пьедесталах, открывали и закрывали глаза, плакали чудотворными слезами и потели. В Эпидавре, Дельфах, Афинах, на Тиберинских островах множатся храмы, часовни, в капищах Эскулапа и других богов появляются в изобилии жертвоприношения в благодарность «за ниспосланное исцеление». Но античный мир был обречен, и все эти ухищрения с чудесами, и все это благочестие не могли помешать возникновению на развалинах старого общества новой классовой организации, которая отвечала потребностям более широких слоев общества в Западной Европе и во всем Средиземноморье.

Симмак и св. Амброджио

Весьма многозначительна в этом отношении полемика, происходившая к концу IV века между последними защитниками римского язычества и представителями нового, христианского общества.

И те и другие принимали идею «сверхъестественного». И те и другие верили в возможность и объективную реальность чуда. И все же были случаи, когда выразители христианской мысли невольно переносили в область религии вражду, которую соответствующие социальные силы проявляли друг к другу на земле, в области производственных и классовых отношений, и при этом столь удачно критиковали чудеса, что теперь сами с ужасом отказались бы от этой критики.

Императорский эдикт 382 года н. э. упразднил в Риме, в зале сената, жертвенник и статую Виктории (Победы. — Пер.) — одного из наиболее почитаемых символов древнего государственного культа. В следующем году был убит император Грациан. Жестокий недород угрожал голодом. Этого было достаточно официальным защитникам старой религии, чтобы объявить эту цепь трагических событий местью богов. Римский градоначальник Симмак был направлен в Милан к новому императору Валентиниану II с просьбой восстановить в сенате чудотворную статую Виктории.

И сейчас еще мы с интересом читаем речь Симмака в защиту религиозных представлений, господствовавших вплоть до того времени. Особенно же интересен ответ св. Амброджио, ставшего миланским епископом после стремительной карьеры в бюрократическом аппарате государства.

Рим стал великим, утверждает Симмак, потому что боги всегда покровительствовали ему. Благодаря своей религии он подчинил мир римским законам. Боги испугали галлов, чудесным образом удалив их от Капитолия, боги удерживали Ганнибала вдали от стен Рима. Если будет свергнута статуя Виктории, то есть божества, которое больше всех других способствовало славе Рима, погибнет все общество. Религия должна быть оценена по тем услугам, которые она может оказать человеку.

Своим былым величием Рим обязан не чудесам и не обрядам господствующей религии, возражал миланский епископ. И не во внутренностях принесенных в жертву оогам животных, а в героизме и силе бойцов таится секрет одержанных Римской республикой побед. Не боги поддержали Рим против Ганнибала, а легионы Сципиона Африканского. А что Делал Юпитер, когда галлы сожгли Рим? Или почему это величественное божество решило заговорить на языке гусей? И потом, разве речь не шла постоянно об одних и тех же богах с одной и с другой стороны? Если бы боги победили с римлянами, как можно думать, что они же потерпели поражение с карфагенянами? И если они действительно хотели спасти Рим, почему они не решились на это до битвы при Каннах, чтобы уберечь римлян от целых рек пролитой крови и гор развалин?

Разумеется, св. Амброджио возмутился бы, если бы кто-нибудь сказал ему, что та же критика, которую он с таким блеском обратил против языческой религии, может быть в один прекрасный день не менее эффективно направлена против новой религии и новых государственных церквей. Миланский епископ издевался над легковерием римлян, глумился над их верой в чудеса. Но острота его критики теряется, лишь стоит обратиться к сообщениям о чудесах, которыми постепенно в изобилии наполнялась христианская литература.

Эволюция представления о чудесном

Статуи богов были разрушены и убраны, а на их месте появились новые святыни. Там, где высились храмы древних народных богов, выросли храмы нового культа, посвященные богоматери и святым. Борьба между двумя формами религиозности — это лишь эпизод в борьбе между двумя формами общества. «Curiosum Urbis» («Городские достопримечательности». — Пер.), своего рода древний путеводитель но столице, приводит название более чем 423 языческих храмов, существовавших в Риме в конце IV века. В наше время число церквей примерно то же[22].

Классовый характер господствующей церкви становится еще более очевидным в средние века.

Любопытно напомнить, что почти все «святые» раннего христианства претерпевают в религиозной литературе средних веков социальное видоизменение. Они становятся дворянами или сыновьями знати, владетельных особ, известными людьми, которые с помощью чудес и благодаря проявлению необыкновенной благосклонности бога прославляют социальные слои, занявшие главенствующее положение в экономической и политической жизни. Напротив, «одержимые» и все те, кто в господствовавших тогда предрассудках представлялись как орудие «лукавого», почти всегда происходили из самых низших сословий: бедных горожан, крепостных крестьян, различных подмастерьев, бродяг. В этой дифференциации в сфере религиозных представлений отражаются условия реальной жизни.

Вот почему в конце средних веков, в период перехода от феодального общества к обществу буржуазному, мы вновь наблюдаем, как во времена Симмака, обилие «чудесных» событий.

В 1524–1527 годах, когда войска Карла V наводнили Италию и принесли с собой помимо обычных разрушений войны также и зародыши новых социальных и политических представлений, получивших выражение в лютеранской реформе, происходившей тогда в Германии, — заговорили о первых религиозных изображениях, которые открывали и закрывали глаза: в церкви Ностра синьора делла Грацие, в Брешии, в одной пистойской часовне и в церкви Спасителя в Риме («Мадонна плачущая»). Эти чудеса множатся и становятся одним из типичных проявлений использования сверхъестественного в общественной борьбе.