Марк Исаевич Волькенштейн - Владимир Юрков

Елена Петровна вспыхнула и замолчала, не зная, что и сказать.

Пауза обещала затянуться и стать невыносимой, но на их, обоюдное, счастье, возвратилась Валентина Борисовна, к которой Елена Петровна рванулась, как к своему спасителю.

К ее чести она была не только симпатичной, но и умной женщиной, поэтому в дальнейшем никогда не вспоминала о этом разговоре и делала вид, что ничего не произошло. А Марк Исаевич... Марк Исаевич, иногда, в моем присутствии, подхихикивал над ней, но всегда очень добро...

Равнодушный

- Не пойму я этих женщин! - задумчиво сказал мне Марк Исаевич, когда мы летним вечером курили с ним на балконе.

- А что так? В ваши-то годы, Марк Исаевич, давно пора уж было понять. Это мы, молодые, все никак, да никак.

Говоря это, я думал, что совершенно не понимаю дочери Марка Исаевича, которая пропустила мимо ушей мое предложение, но ни за кого другого замуж так и не вышла и, что главное, не собирается. Время идет, а никакой определенности у нас как не было, так и нет. Подумать-то об этом я подумал, да вслух ничего не сказал. Постеснялся.

- Нет - продолжил Марк Исаевич - одной жизни на это не хватит. Это тебе, брат, не математика, где все ясно и четко. Дважды два - четыре. Прямая проходит через любые две точки. Недаром говорится  - ТОЧНАЯ наука. Точная... когда все предельно точно... А душа человеческая, недаром, говорят - потемки, а женская - вдвойне...

- Да что же вас так задело, Марк Исаевич - спросил я. - Раньше с вами подобного не случалось. И слов-то таких не произносили никогда.

- Видишь - продолжил он после некоторого молчания - сидим мы вчера с Валентиной Борисовной, я смотрю футбол о телевизору, а она мне вдруг и говорит, что, дескать, надо диван новый в кухню купить, а то я старый своими сигаретами насквозь прожег. Говорит так мягко, без нажима.

Тут наши в атаку пошли, от сердца отлегло, я и отвечаю, не повернув головы, что купим, конечно. Ты поищи сама, какой понравится. Ну, знаешь, - не люблю я в женские дела впрягаться. Им то колер не тот, то фасон не этот. Мне-то все равно какой, лишь бы ей было приятно.

Началась контратака, я отвлекся, докатились до ворот, потом снова в атаку устремились - вдруг слышу - говорит: сколько можно Алле в старой шубе ходить, зима на носу, а дочь не одета. Хоть до зимы еще полгода, но отвечаю - позвони Гарику у него ее мерки есть - пусть сошьет. Волка ноги кормят - сам и приедет. Отвечаю, а в тоже время наблюдаю - как события на поле разворачиваются... ах! Черт! Свисток! Первый тайм закончен.

Откинулся я на спинку кресла, руки на затылок положил - можно и отдохнуть теперь... только слышу:

- Какой же ты у меня равнодушный! Ничем не интересуешься! Купи... позвони... никакого участия в семейных делах... Что диван, что дочери шубу - тебе все равно, промямлил, буркнул и в свой футбол вперился.

Я молчу и не оборачиваюсь. Жду... Что еще она скажет. В ответ - тишина. Слышу - встала и на кухню ушла.

- И что? - спрашиваю я.

- А вот то и интересно, что ничего.

Еще второй тайм не закончился, а она уж Гарику звонила, битый час без умолку болтала. Поздним вечером сантиметром старый диван мерила. Вот уж три дня прошло - все тихо спокойно. Что на нее такое нашло? Какая муха укусила? Столько лет прожили... я всегда такой был, и никогда - ничего, все нормально было, а теперь вот - равнодушный!

Марк Исаевич умолк. Видно было, что он пригрустнел и крепко-накрепко задумался. Какая-то мысль неустанно сверлила его разум.  Губы его шевелились и, сквозь неясное бормотание, время от времени можно было расслышать слово «равнодушный», произносимое с различными интонациями.

Не знаю, честно говоря, сколько времени прошло, и даже не помню выкурил ли я сигарету или же начал новую, но вдруг Марк Исаевич вздрогнул, как вздрагивает неожиданно разбуженный человек

- Равнодушный - гордо произнес он, поднимая голову. - Равнодушный! Я и есть равнодушный!

- Да что вы так себя, Марк Исаевич! - Завозмущался я - сами же говорили про бабью болтовню...

- Не в этом дело, пес с ней, с бабьей болтовней... - продолжил он свою мысль - ты вслушайся в слово «равно-душный»... «Рав-но... душ-ный» - произнес он по слогам.

- Я, в ответ, молчал, поскольку не понимал ничего из того, что он говорит, кроме пустого, ничего не значащего слова.

- Ну... ну... Вевик! Давай-давай, думай! Вслушайся, вслушайся в звучание... «Ра-в-но-душ-ный» - Марк Исаевич сделал паузу и еще раз сказал, но уже более жестким тоном - «равно-душный»!

- Я издал какой-то неясный звук, который чем-то напоминал свист старинного паровоза и замолчал. В голову не лезло ничего.

- Ну, Вевик, ну же, догадывайся! - заухмылялся он и произнес знаменитую фразу из старого (даже по тамошним временам) фильма «Напарник» - Учись, Студент, пока я жив!

(Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, как много подобных фраз мы произносим походя, совершенно не задумываясь о их истинном значении. Вот и я учился у Марка Исаевича, даже не подозревая насколько мало ему осталось...)

- Я - пас! - проговорил я, уныло махнув рукою вниз, при этом зацепившись окурком о перила балкона. Объясняйте...

- Равно-душный подходит ко всему с РАВНОЙ душой, ни кому не выказывая предпочтения, но, при этом, никого и не обделяя. Равность! Равенство души! Ведь это, и в самом деле, я! Валька права!

Я смотрел на него не отрываясь, удивляясь поворотам его умозаключений и, в тоже время, удивляясь - до чего же все его рассуждения логичны.

- Вот на днях я тоже получил от нее нагоняй, за то, что Кронгаузу-сыну помогаю по сопромату, а с родной дочерью не займусь. По ее мнению - Кронгауз-младший пусть подождет. Но ведь он меня попросил, а Алла-то не просила. Да и так, подумать, - человек просит помощи, а я ему в ответ - погоди, милый, мне дочь дороже! Срам-то какой! Вообрази пожарника, который говорит - подождите малость, я тут своему ребенку сказочку дочитаю. Ведь ложится спать мой ребенок, а горят-то чужие!

- Значит, по-вашему, равнодушный - не значит плохой - я наконец нашел что сказать.

- Ну, про «плохой» это разговор отдельный. Мое мнение - «плохих» не бывает, как не бывает и «хороших». У каждой медали две стороны. Но я не про это. А про то, что «равнодушный» и «безразличный» - не одно и тоже. И если на «безразличного» я не согласен, то «равнодушный» - это точно я.

- Теперь, понимаю - ответил я, на самом деле с трудом успевая за полетом мысли Марка Исаевича.

- И еще, про одно! - На этом месте он поднял указательный палец вверх, и, потрясая рукою, тыкал им себе в угол правого глаза. - Про женщин!

Мы, нередко, удивляемся, а, иной раз, и смеемся над их, женской, логикой, но, запомни - это все глупая мужская бравада и больше ничего. Женщины, как мне думается, понимают истинный смысл слов, их душу, их исконное значение, не связывая себя наклеенными на них ярлыками, традиционными, устоявшимися, значениями. Мужчина думает, а женщина ощущает.