И.о. поместного чародея - Мария Заболотская

В полной растерянности я проводила взглядом этого предателя и едва не взвыла от досады.

Змей изошел мелкой дрожью, точно от предвкушения, и изогнулся, блеснув глазами. Я поняла, что за этим последует и тихо застонала: кровосос нападет на оставшегося в одиночестве рыбака, оттащит его куда-то в воду, в заросли камышей, там обескровит и утром тело жертвы обнаружится у мельницы. Второй же мужик по причине пьянства толком ничего не поймет, даже если змей продефилирует перед ним на бреющем полете — летучими змеями такого опытного рыбака было не удивить, он наверное их перевидал немерено во время своих ночных посиделок с самогоном.

Я подняла голову и увидела, как крылья кровопивца напряглись, готовые к стремительному атакующему полету. Еще мгновение и…

— Нет! — заорала я, что было силы, и в отчаянном прыжке вцепилась змею в шею, как можно ближе к голове, памятуя о том, что именно так надо хватать ядовитых пресмыкающихся.

От неожиданности тот издал леденящий душу хрип, который плавно перешел в низкий вой. А затем я почувствовала сильнейший рывок и ноги мои оторвались от земли. Кожистые крылья замолотили меня по лицу, я зажмурилась, и ощутила, как мои башмаки мазнули по верхушке куста. Несколько мгновений мы со змеем парили над рекой, причем он выл, я же что-то орала, а затем воздух коротко свистнул в ушах, и мою голову с громким всплеском накрыла холодная речная вода. Последним, что я услышала, был душераздирающий вопль Констана, которому с противоположного берега вторил потрясенный рыбак.

Кровососущий летучий змей, неизвестный дотоле никому, бился в моих руках, проявляя потрясающую гибкость и силу.

"Да он мне кости переломает!" — в панике подумала я и еще крепче вцепилась в мерзостную тварь, чувствуя, что вода попала мне в нос.

…Самым опасным оружием моего противника были, несомненно, зубы. Но и хвост его запросто мог оставить меня калекой. Змей извивался, словно бешеный, молотил меня всем своим гибким, сильным телом, да еще пытался извернуться, чтобы укусить. Я, в свою очередь, пинала тварь ногами, душила за горло и изо всех сил пыталась избежать укуса, так как имела повод считать его весьма ядовитым. При этом мы вдвоем медленно, но уверенно шли ко дну.

Змей плавал, судя по всему, хуже меня, но значительного преимущества мне это не давало, так как руки мои были заняты его горлом, и грести ими я не могла. Река была на вид не слишком глубока, однако со свойственным мне везением мы с этой проклятой летучей гадюкой угодили аккурат в омут.

Как только змей сообразил своим крохотным мозгом, что главная беда не в том, что я его душу, а в том, что мы сейчас утопнем, его действия приобрели другую направленность. Всем своим телом он устремился наверх, бешено извиваясь и загребая крыльями. Я была не против этого направления, но понимала, что ежели тварь высунется на поверхность и дыхнет, то я с ней никак не справлюсь. С другой стороны, я понимала, что если сама сейчас не дыхну, то этот омут станет моим последним пристанищем, а спустя несколько дней мельник с проклятиями будет цеплять мое тело багром у своей плотины.

Поэтому я на пару секунд расслабила руки и поддалась, давая твари возможность вытащить меня поближе к поверхности. Змей рванулся со страшной силой наверх. Я выжидала, чувствуя, что вот-вот захлебнусь, и лишь в последний момент, когда легкие были готовы разорваться, с силой толкнула змея вниз, а сама вылетела на поверхность.

Пусть это был лишь краткий миг, но я успела вдохнуть глоток воздуха, перед тем, как снова уйти под воду. Змей, поняв, что его время истекает, с новой силой принялся отчаянно сопротивляться, чуя близость столь вожделенного для него воздуха. Я из последних сил удерживала ее голову под водой. Иногда мне удавалось вынырнуть и сделать вдох, хотя змей беспорядочно молотил крыльями по воде и пару раз прилично врезал мне по голове, что окончательно укрепило меня в мысли добить подлую скотину.

Когда его тело обмякло, а крылья бессильно распластались, я не сразу поняла, что битва закончена. Да и сил у меня больше не осталось, чтобы что-то понимать, а уж тем более — держаться на поверхности.

…На берег меня вытащил Констан. Тело змея мокрой кишкой валялось рядом со мной на берегу, и я с удивлением осознала, что до конца не отпускала его горло. "Ну, вот и славненько! — напоследок подумала я. — Будет что показать бургомистру!"

После этой успокоительной мысли глаза закрылись сами по себе, а сознание благоразумно меня покинуло.

Глава 15,

в которой Каррен со своим верным помощником Констаном со славной добычей возвращаются домой, попутно приумножая свои подвиги числом до двух

— Нет, госпожа Каррен! Ни за что в жизни! Мало вам этой подлючей змеюки? По лесу ночью ходить — это ж верная погибель честному человеку! Там чего только не водится. И волкодлаки, и вурдалаки, и оборотни — один так вообще не местный! — и леший, вредный до неимоверности, и мавки гулящие, и кикиморы, и химера…

Без сознания я провалялась недолго, но успела порядком испугать Констана. Он, грешным делом, подумал, что змей-таки укусил меня, но на обозримых участках тела следов укуса не было видно. Тогда несчастный дерзнул снять с меня рубашку, в ответ на что воспоследовал чувствительный удар сначала ему в живот, а затем еще и в глаз.

Теперь вот я слушала его и думала, что у меня выдалась вторая бессонная ночь, и если после первой мне удалось урвать хотя бы несколько часов, чтобы поспать, то сегодняшнее утро я встречу где-то на подходе к Эсворду. А затем мне придется торопиться к бургомистру, чтобы вручить ему проклятущего летучего змея, да еще и объяснять, откудова сей препоганый уродец взялся… И глаза мои начали слипаться.

— Если бы они здесь все водились, — скептически произнесла я, борясь с желанием зевнуть, — то съели бы друг друга уже давно, а за химерой из самой Академии приехали, потому что их уж лет сто назад истребили подчистую.

Но Констан продолжал перечислять все опасности ночного леса, помянув и строфокамилов, и куролисков, и малую пятнистую каттону, которые встречаются разве что в в Сихорне да в старых бестиариях, и в конце концов даже не заметил, что мы уже шагаем по этому самому лесу, порядком отдалившись от деревни.

Осознание выполненного долга грело меня… но не настолько, чтобы чувствовать себя хорошо прохладной ночью в насквозь промокшей одежде. Да еще и мокрая сумка прилично оттягивала плечо — в ней покоилась увесистая тушка летучего змея. Из сумки капало, равно как и из моего носа.

— Переночевали бы в Воротищах на сеновале каком-нибудь, а там утречком и пошли бы домой, позавтракамши… — канючил Констан, который жаловался столько, что можно было подумать, будто бы это его едва не утопил страхолюдный крылатый змей.