Сердце не камень - Франсуа Каванна

Я вижу, что Изабель начинает беспокоиться.

— Так вот в чем дело. Она поцеловала меня довольно рассеянно, что совсем не в ее привычках, сразу прошла в свою комнату, оставалась там всего лишь несколько минут, вышла оттуда и покинула дом, не сказав ни слова.

Должно быть, у меня озабоченный вид, так как она торопится успокоить меня:

— Вы знаете, Эмманюэль, Лизон часто ведет себя так… Но, я припоминаю теперь, у нее было такое лицо, как бы точнее сказать, отрешенное. И решительное. Вот именно: решительное.

— Она, конечно, отправилась к Жан-Люку?

— А, вы знаете?.. Нет. Она его… Как она говорит? Ликвидировала. Именно так. Она его ликвидировала. Это ее собственные слова.

— Тогда она, может, пошла ко мне. Ну да, скорее всего! Именно туда она пошла! Сейчас она там, наверняка. Я знаю ее, она хотела сделать мне сюрприз. Она ждет меня. Боже, я должен бежать!

Изабель кладет руку мне на колено.

— Лучше всего, Эмманюэль, позвоните домой. Если она там, она ответит.

— И правда! Какой я глупец. Где телефон?

— Вот, возьмите.

Она протягивает мне одну из этих портативных игрушек, вытаскивает антенну, включает. Я набираю свой номер. Долго жду ответа. Молчание.

Я отдаю игрушку Изабель. Говорю жалким голосом:

— Я был слишком жесток с ней.

Она улыбкой успокаивает меня:

— Ссора влюбленных.

— Нет. Ничего похожего. Я порвал. Я ее… Как она говорит? Ликвидировал. Хладнокровно. Окончательно.

— Знаем мы эти окончательно! Доказательство: вы здесь, потрясенный происшедшим, более влюбленный, чем когда-либо, горящий желанием начать все сначала.

— Да, но она же не знает этого. Она приняла все совершенно всерьез.

— Вы все уладите. Я думаю, что она пошла к подружке. Может, к Стефани. Она обязательно вернется. Самое лучшее подождать ее здесь и время от времени звонить домой на всякий случай. У нее есть ваш ключ?

Я утвердительно киваю головой.

— Расслабьтесь. Вы утомлены. На вас лица нет. Можно подумать, вы вышли из ада. Что произошло? Это из-за несчастного недоразумения с Лизон?

Действительно, я потрясен, я убит случившимся. И опустошен. Го­лова раскалывается. Реакция на потрясение? Говорю с невольной гримасой:

— Да, из ада. Не из-за Лизон.

Она забеспокоилась:

— Эмманюэль, вы больны, того и гляди упадете… Прилягте, я принесу вам что-нибудь выпить.

Я вяло встаю. Все кружится. Она берет меня за руку, ведет к оттоманке или как это называется, заставляет вытянуться, приподнимает голову одной рукой, а другой подсовывает две подушки мне под затылок… И, конечно же, ее запах обволакивает меня. Ее запахи. Ее тело — сад запахов. Ей нет никакой надобности в химии из хрустальных флаконов. О, только бы она ими не пользовалась! Это будет извращением и кощунством. Запахи Изабель… Теплый и тяжелый поднимается из ее широко открытого ворота. Неопределенный и волнующий выделяется из ложбинки на затылке под густым шиньоном ее дневной прически. И мощный аромат самки от подмышек… Но к чему все это меня приведет? Это невозможно, не буду же я… О, нет-нет!

О, да! Я прижимаюсь к ее груди, настоящий подлец, пользующийся своим собственным несчастьем. Под моей щекой ее блузка неосязаемо легка, думаю, шелковая, она в сто раз ближе ко мне, чем если была бы обнаженной. Ее свободные твердые маленькие груди трепещут в такт с ее сердцем, я чувствую, как оно колотится, ее маленькие крепкие грудки подростка, но как они волнующи… Мои ноздри расширяются, предаются оргии нежных запахов. Она не уклонилась. Она застыла, ее руки не закончили свое движение. Не смею поднять глаз к ее лицу… Ее рука опускается на мои волосы. Я выиграл! И внезапно я начинаю плакать, молча, крупными слезами, стекающими по впадинке между ее грудями, я плачу, сам не зная почему, может, от печали, что потерял одну, от волнения, что обрел другую? По обеим причинам, без сомнения… Мы не двигаемся.

Она берет мою голову обеими руками, наклоняется и касается губ своими губами, оказавшимися еще более нежными, чем я мог себе представить. Она освобождается, идет запереть дверь, а я смотрю, как она идет и плачу, на этот раз от счастья. Я говорю:

— А если Лизон…

Она светло улыбается:

— Как будто ты не знаешь, что это самый прекрасный подарок, который мы можем ей сделать!

Она становится на колени у моего изголовья, ее лицо на уровне моего, она смотрит на меня. Она смотрит на меня, и это все. Она наполняет себя мной через глаза, торжественно, пристально, как ребенок, созерцающий новую игрушку, подаренную на Рождество, и не смеющий поверить в свое счастье. Я не знал, что на свете существуют зеленые глаза, в которых столько света. Я теряюсь в них, в этом зеленом океане, я тону в них, растворяюсь. Я принадлежу ей, пусть она делает со мной все, что захочет.

Она касается моего рта беглым поцелуем, затем начинает блуждать по моему лицу приоткрытыми губами, и это изысканно эротичная прогулка, исполненная наивной и страстной чувственности… Не отрывая своего взгляда от моих глаз, с робкой улыбкой, трепещущей в уголках губ, она принимается расстегивать пуговицы на моей рубашке. Ее пальцы неловки. Ее рот блуждает теперь по моей груди, трепет пробегает по моему телу, вот она касается моих сосков, покусывает их, это почти невыносимо… Только не двигаться! Она прерывается, берет мою руку, страстно целует ее. Ее слезы текут по моим пальцам, слезы наконец достигнутого счастья. Решительно, мы переживаем слезливые любовные восторги. В них свое невыразимое очарование.

Только не двигаться, да, но моя рука мне больше не подчиняется. Вот она сама собой приходит в движение, проскальзывает под широкий подол цыганской юбки, смело ложится на мускулистую округлость ляж­ки. Это настолько приятно, что я чуть не теряю сознание. Потом она поднимается, моя рука, очень медленно, смакуя каждый преодоленный сантиметр, и вдруг сюрприз! Под моей ладонью внезапно оказывается кожа! Под юбкой большой примерной девочки Изабель носит чулки, настоящие чулки; и само собой разумеется, пояс с подвязками! Я ласкаю именно кожу, которая у них в этом месте такая невероятно гладкая, а у Изабель просто восхитительная. Я смотрю на нее, не смея поверить своим пальцам. Она покраснела, мило смутившись, но ее светлый взгляд бросает мне вызов.

Мой жест смел последнюю стыдливость и положил конец предварительным действиям. Не сводя с меня глаз, она спокойно задрала юбку, спустила хорошенькие крошечные трусики из белого кружева, переступила через них… И вот она сидит на мне верхом и пальцами, дрожащими от нетерпения, расстегивает ремень моих брюк!

Как она догадалась, что именно так я ее желал: в юбке, задранной до бедер, в чулках, в поясе с подвязками и на высоких каблуках? Как она поняла, что в моих мечтах о ней она всегда была именно в этих непременных принадлежностях шлюхи, она, рассудительная Изабель, внимательная мать, безупречная буржуазка, умение держать себя и сдержанное целомудрие которой ввели меня в заблуждение?

Прочь предварительные проволочки! Мы до такой степени жаждем друг друга, до такой степени потрясены силой переживаемого мгновения, что только немедленное проникновение, высший акт, скрепляющий вступление во владение, настоятельно необходим нам во всей своей животной простоте.

Опершись на колени с обеих сторон моего тела, рукой она вводит меня в себя и одно только это заставляет меня задыхаться от экстаза. Она вершит действо, не сводя с меня глаз, смакуя малейшие нюансы моих чувств, в то время как я, со своей стороны, слежу за ее лицом, изменившимся от желания.

Когда я проникаю в нее, она и не думает дать себе волю, удерживается на самом моем кончике, стараясь не потерять ни одной крошки наслаждения потрясающим первым соприкосновением напряженной головки со своими нежными слизистыми стенками, затем она медленно опускается, сдерживая скольжение, до тех пор, пока, исчерпав все силы, не падает и не поглощает меня целиком. Ее глаза увеличиваются и горят огнем, сиреневая тень выступает вокруг них, ее рот открывается для крика, который ей едва удается сдержать, неистово кусая губы.

Оргазм накрывает ее как глубинная волна. Я остаюсь неудовлетворенным, но это не имеет значения, она в моих объятиях, нежная возлюбленная, забывшаяся, недвижная, драгоценнейшая находка. Я скоро осознаю, что она в обмороке. Я все еще в ней, не смея пошевелиться, мучимый грандиозной эрекцией.

Тихонько приподнимаю ее голову, целую ее закрытые глаза, очень нежно. Наконец она поднимает веки, сначала смотрит совершенно потерянно, затем, полностью вернувшись к реальности, одаривает меня широкой улыбкой, крепко сжимает в объятиях и, чувствуя, как в самой ее глубине шевелится мое неугомонное желание, принимается за дело, с тем чтобы привести меня в нужный порт.

Оттоманка — если это действительно оттоманка — не очень подходящая мебель для бурных любовных забав. Это кстати: Изабель вовсе не экспансивная особа. Все ее чувства бурлят внутри, она скупа на жесты и шумные проявления. Она занимается любовью с религиозной торжественностью. Двигается едва-едва. Неподвижное скольжение. Она смотрит на меня, подстерегая возрастание моего наслаждения. Словно держит меня за руку и ведет по цветущей тропинке, медленно, но верно поднимающейся к сияющей вершине.