Блудница - Екатерина Маркова

— Которая несколько дней будет изучать то, что нам давно известно, — хладнокровно перебила его Алена, продолжая исследовать каждый миллиметр ванной комнаты, совмещенной с туалетом. — Потому что нам на слово они не поверят. А у нас сейчас каждая минута на счету. Вот оно!

Алена держала в одной руке мыло, а в другой прилепленный к обратной стороне куска и поддетый ногтем маленький зеленый треугольник.

— Что это? — Кристиан подошел ближе и наблюдал, как ополаскивает его над раковиной струйкой воды возбужденная Алена. — Прилипла к куску мыла малюсенькая травинка, а ты делаешь из этого событие. И какой знак я по-твоему должен был получить?

— Это не травинка, Кристиан. Это самая верхушечка только что проклюнувшегося тюльпана. Я обратила внимание, что на клумбе надломлен один лист. И главное, это никак не противоречит логике его поведения. Он же садовник, как ты справедливо заметил в своем гневном монологе. Наклонился над своими питомцами, пустившими стрелки, и надорвал верхушку.

Алена развернулась к Кристиану и низко прогудела:

— Сядь, Кристиан, расслабься и вспоминай. Я пойду сварю кофе, а ты закрой глаза и, пожалуйста, отбрось все посторонние мысли. Жак и тюльпаны, только Жак и тюльпаны… Слишком многое поставлено на карту, чтобы ты имел право не вспомнить. Жак и тюльпаны!

Алена ушла, а Кристиан кинулся ничком на диван, сдавил подушкой голову, и уже через несколько минут с предельной четкостью в его ушах зазвучал хрипловатый прокуренный голос Жака:

— Осторожней отшелушивай, сынок, не оставляй луковицу совсем без одежки. Вот так, молодец, складывай по сортам. А это те, что имеют зубчатые лепестки и носят имя «Жанна». Точно, сынок, их зовут так же, как твою кузину, которой мадам совершенно справедливо отказала от дома. Ишь, негодница какая оказалась! Маленькая, а на руку нечиста!

Кристиан так рванулся, что чуть не рухнул с дивана на пол.

— Алена! Ты — гений! Черт подери! Да ведь я же не видел этой белобрысой кузины двести лет! Жанна из игр моего детства!

Алена, моментально возникшая в дверях, врубилась за одну секунду.

— Отлично, Кристиан. И даже носка не понюхал. Сходу взял след. Теперь дело за Мариной Миловской! Уж она-то точно знает, где найти белобрысую кузину!

Потапов не находил себе места.

Час назад вернулась с экскурсии Ксюша, и он вдохновенно врал ей о том, как посадил совсем недавно в такси Веронику с Марией и они отправились в маленький курортный городок буквально в нескольких километрах отсюда на аттракционы. Похоже, Ксюша поверила и отправилась спать — бессонная ночь, к счастью, вымотала ее, и от усталости она буквально валилась с ног.

Потапов чувствовал себя полным идиотом. Приставленный к нему охранник не сводил с него глаз, а между тем беззащитная Вероника, похоже, пыталась спасти маленькую Марию от неведомо откуда свалившейся опасности. Он злился на Севу, которого без санкций Алены было невозможно расколоть на какую-либо информацию, а сама Алена, естественно, не могла и не хотела ничего объяснить ему по мобильной связи.

Вчера вечером, когда Вероника с девочкой не вернулись с морской прогулки, его охранник, оказавшийся славным добрым парнем, срочно соединил Потапова со своим братом, который имел частное детективное бюро. Пришлось связывать по телефону брата охранника Али с Аленой, так как Потапов не смог членораздельно ответить ни на один вопрос. Теперь гувернантку с ребенком разыскивали по всему побережью, но пока не поступило ни одного обнадеживающего сигнала. Потапов, впрочем, успокаивал себя, что, возможно, эти ребята просто не имеют права докладывать о каких-либо результатах даже брату своего шефа, который время от времени справлялся о том, как идут поиски.

— Вы любите эту женщину… — задумчиво произнес Али, когда Потапов в очередной раз попросил его узнать, нет ли новостей, и, покачав курчавой головой, озадаченно поцокал языком.

Потапов оторопело взглянул на египтянина. В другое время он, возможно, отделался бы какой-нибудь шуткой или просто сделал бы вид, что не расслышал его слов… но сейчас, когда его нервы были напряжены до предела и исключалась любая поведенческая игра, он тихо пробормотал:

— Похоже, что так… И, кажется, дороже в жизни ничего и нет…

Сказал и точно рухнул в бездну истинного. Перед глазами замелькали, как в калейдоскопе, все мгновения, которые он провел с Вероникой. Они были именно мгновениями — короткими, как вспышки молнии… С первого мига их знакомства она словно пыталась соорудить между собой и им непреодолимую преграду и избрала для этого насмешливо-ироничный тон, интуитивно попадая именно в то, что больше всего претило Потапову. Теперь ему казалось, что она даже намеренно вызывающе демонстрировала ему свою физическую ущербность: сутулилась, чтобы его взгляд постоянно мозолил горб под левой лопаткой, и сильнее обычного припадала на свою больную ногу. Его не спасло и это… Никакие ее ухищрения казаться еще непривлекательней не удержали его мужской природы, мощно подававшей непонятные сигналы на клеточном уровне.

Потапов не спал по ночам, ворочался, без конца вспоминал Марию, и она казалась ему такой близкой и осязаемой. Как полубезумному Германну мерещились тройка, семерка, туз — так ему в вязком полузабытьи складывались слова: Случай… Тайна… Беда…

Он без конца прокручивал в памяти последние годы жизни Марии, зачем-то пытался восстановить день за днем череду, казалось бы, истлевших воспоминаний и убеждался, что обманщица-память утаила нетленными в своем непостижимом архиве все рукописи его любовной горячки, досконально сохранив огрехи, ошибки и исправления впопыхах, не удосужившись переписать набело черновик его страсти…

С сиюминутной болью постоянно оступающегося сердца он вспоминал тот загородный дом, лицемерно прикинувшийся теплым, уютным, благопристойным… отгородившимся от любопытных глаз высоким забором с верхушками кудрявых берез, осуждающе покачивающих ветками цвета глаз Марии… Чаще других там бывал японец на белом «Мерседесе». Приезжал без шофера и по-хозяйски открывал пультом ворота, за которыми его ждала Мария… Потапов, нисколько не стыдясь, устраивал засаду в зарослях бузины напротив ворот. Выкуривал полпачки сигарет, заходясь надсадным хриплым кашлем, и только убедившись, что этот желтокожий недомерок остается в постели Марии до утра, вылезал из своего логова и брел к замаскированной машине на заросшей проселочной дороге. Его шатало, и он вновь спрашивал себя: не легче ли не знать, не видеть, не унижаться… И измученная душа отвечала однозначно просто. Любая фантазия сведет с ума — лучше видеть все своими глазами. «В любой ситуации надо брать тоном выше», — сказала как-то Мария, и эти слова врезались в сознание Потапова, и он оправдывал себя, мерзнущего под забором ее дома, тем, что, перешагнув через самолюбие, гордость, чувство собственного достоинства, в этой бредовой ситуации он встал над самим собой и тем самым прозвучал тоном выше.