Луна жестко стелет - Роберт Хайнлайн

Вышло, что чуть ли не дюжина народу выдает себя за Саймона Клоунса. Саймон накатал хамский стишок в их адрес и картинку изобразил на первых страницах «Лунатик», «Правды» и «Гун». Ваечка позволила себе вернуться в блондинки, отправилась проведать Грега на новую катапульту, а потом еще на десять дней заглянула в Гонконг, в свой прежний дом, причем взяла с собой Анну, которая хотела там побывать. Запросилась в отпуск Ваечка, и проф поторопил ее с этим делом, говоря, что по телефону ее в любой момент достать можно будет, а вот более тесные партийные связи в Гонконге нам нужны позарез. В ее отсутствие распоряжаться стилягами выпало на мою долю, а Слим и Хэзел стали моими порученцами. Умные, светлые ребята, на них я мог положиться. Слима в трепет привело открытие, что «камрад Борк» – это я, причем вижусь с «Адамом Селеной» каждый день. Сам он состоял в партии в шестом этаже. А ячейку себе подобрал, что надо, и в другом смысле. Ни с того, ни с сего Хэзел толстеть начала, причем не с Маминой изысканной кухни. Вышла, стало быть, на орбиту наша Хэзел. Слим был готов присвоить ей фамилию «Стоун», как только она выразит готовность. А попутно они с нашим лихим рыжиком вовсю занимались еще и партработой.

Не все проявили добрую волю. Многие камрады оказались бойцами только на словах. Еще большее число сочло, что раз покончено с миротворцами-карателями и Вертухаем, значит, и дело в шляпе. Кое-кто не снес, узнав, как низко стоит в партийной пирамиде. Такие хотели устроить перевыборы и оказаться во главе. По этому поводу Адаму названивали бессчетно. Он выслушивал, соглашался, заверял эту публику, что благой порыв впредь до перевыборов не должен пропадать зря, и – адресовал ко мне и профу. И стоило мне предложить поработать, эти обиженные мигом как сквозь землю проваливались, так что я и имен-то не припомню.

Работы было выше головы, а охотников до нее – ни души. Очень немного. Несколько первейших добровольцев пришло из людей, на которых партия вовсе не рассчитывала. А в целом лунтики, что партийные, что без, «патриотической» работой не интересовались, если за нее платили не жирно. Один чмур, он всюду выставлялся как член партии (при том, что не был), прихватил меня в «Дрянд-отеле», где у нас штаб разместился, с предложением выпустить пятьдесят тысяч значков для «Ветеранов революции», кто был в партии до того. Ему «небольшой доход» (по моей прикидке, процентов четыреста), доля мне, причем без хлопот, и чудный подарок всем и каждому.

Когда я выставил этого типа, он напоследок заявил, что капнет на меня лично Адаму Селене. Мол, я саботажник, а Адам – это его очень близкий друг, и мне попомнится.

Такой «подмоги» было сколько хошь. Но мы нуждались совсем в другом. Сталь была нужна для новой катапульты, причем в огромных количествах. Проф допытывался, вправду ли нужно заделывать наши «булыганы» в сталь. Приходилось толковать, что голую скалу индукционным полем не захватишь. Нужно было передислоцировать прежние локаторы Майка и установить новые, с использованием допплеровского эффекта, поскольку была опасность удара из космоса по прежним точкам их размещения.

Мы кликнули добровольцев, и явилось только двое годных, а нам нужно было несколько сотен слесарей, которые не возражали бы повкалывать в гермоскафах. Пришлось нанимать людей и платить, как положено. Так что «Лу-Но-Гон» пошла под заклад Лун-Гонконгскому банку. По запарке открылось, что до дура грошей переведено на Эрзлю Стю. Чудо-камрад Фу Мозес Моррис, что бумаги вместе с нами подписывал, чтобы дело шло, оказался банкрот, и довелось ему начинать заново с мелкой портняжной мастерской в Конгвилле. Но это позже случилось.

Боны Лунсбербанка главлунского свалились с трех за один до семнадцати за один гонконгский доллар сразу после переворота, и вольнонаемный персонал мигом взвыл, поскольку Майк выдавал зарплату бонами. Мы сказали: хотите – оставайтесь, всем прочим – скатертью дорога. Тех, кого нужно, наняли потом заново, но уже за гонконгские. В результате кучу народа против себя восстановили. Воздыхателей по добрым прежним дням и злопыхателей по части новых порядков.

Фермеры-хлеборобы и брокеры повесили носы, поскольку платежи на срезе катапульты шли по-прежнему бонами и по старым твердым ценам. «На фига нам боны!» – крик стоял, а мужик из «Лу-Но-Гон» только плечами пожимал и твердил, что шуметь ни к чему, что зерно по-прежнему идет Главлуне на Эрзле (и так оно и было), а от нее им положены боны. Либо пусть берут боны, либо пусть грузят зерно на вертокаты и валят отсюда.

Большинство брало. Все ворчали, а кое-кто грозился, мол, с зерном завязывает и перекинется на овощи, на лён или еще на что-нибудь, за что гонконгскими платят. Проф только посмеивался.

Нам нужны были все буровики на Луне, особенно ледокопы, у кого были свои сверхмощные лазерные буры. В солдаты. Причем так остро нужны, что несмотря на страх из-за потери крылышка и полную отвычку я сам подумывал пойти, хотя таскаться со здоровенной дрелью мускулы надобны, а протез – не мускулы. Проф сказал, чтобы я не дурил.

Фокус, который мы задумали, на Эрзле в полную силу не сработал бы. Мощный лазерный луч лучше работает в вакууме, однако если хорошо отколлимировать, то в вакууме четко сработает любой. Здоровенные буры, которыми протыкали скалу в поисках ледяных карманов, теперь стали у нас «артиллерией» для отражения атак из космоса. Что у кораблей, что у ракет нервная система – электронная, а электронная хурда-мурда не любит, когда по ней присаживают концентрированным лучом, не жалея джоулей. Если цель герметизована (как корабли с экипажами и большинство боевых ракет), разгерметизуй ее, прожегши дырку, и все дела. Если не герметизована, мощный лазерный луч всё равно может ее прикончить: гляделки выжжет, приборы наведения шпортит, выведет из строя всё связанное с электроникой, а в большинстве случаев всё держится на ней.

Любая водородная бомба, если ей схему раскурочить, уже не бомба, а просто здоровенный горшок из двуокиси лития, и ничего не может, кроме как расквасить своим весом. А корабль без оптики – это не боевое судно, а хлам.

Сказать-то легко. Но ведь эти лазерные буры в жизни не предназначались для целей, удаленных на тысячу километров. Даже для удаленных на километр. И раз-два их каретки на нужную точность не выведешь. А пушкари должны быть ребята те еще, чтобы выдержать до последнего и открыть огонь, когда цель проносится у них над головами со скоростью два кэмэ в секунду.

Но ничего получше у нас не было, и мы организовали два полка волонтеров-пушкарей, защитников Свободной Луны. Так, чтобы Первый слегка презирал Второй, а Второй завидовал Первому. Первый укомплектовали народом постарше, Второй – народом помладше, но побойчее.