Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском «котле» - Гельмут Фогель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16 февраля интенсивность боев на участке XXXXVII танкового корпуса была низкой. На большей части линии фронта стояла тишина, но некоторые столкновения произошли в районе небольших холмов северо-западнее Юрковки. Немцы задействовали там сборные силы из остатков различных подразделений. Олаф Элерс был среди солдат 13-й танковой дивизии, принимавших участие в этом бою, и описал это событие в своем дневнике. Рано утром была сформирована боевая группа примерно из 60 человек, в которую вошел и он. Элерса как артиллерийского корректировщика сопровождал радист с радиооборудованием. Однако на немногих оставшихся машинах для Элерса и радиста места не хватило. Оба ящика с рациями удалось погрузить в бронетранспортер, но помимо этого в нем оставалось лишь одно место, которое мог занять либо Элерс, либо радист. Элерс решил, что будет лучше, если радист останется при своих рациях, а сам он пойдет пешком.
Вооруженный пистолетом, Элерс двигался по следам боевой группы, пробиваясь через снег, покрывавший вязкую грязь. Машины уже исчезли из вида, когда он услышал несомненные звуки боя. Это, должно быть, был очень короткий бой, потому что скоро наступила тишина. Элерс прошел еще некоторое расстояние и наткнулся на трупы советских солдат, убитых совсем недавно. Немецкие машины уехали вперед и уже скрылись за гребнем холма.
Элерс с утра ничего не ел, но рядом с одним из убитых солдат он нашел сумку с хлебом и сыром и захватил ее с собой. Прежде чем пойти дальше, он вооружился советским пистолетом-пулеметом, так как свой потерял несколько дней тому назад. Через несколько шагов он увидел тела еще двух советских солдат, но выглядели они странно — на снегу вокруг них не было никаких следов крови. Элерс ткнул один из трупов в ботинок своим новым оружием, и вдруг советский солдат вскочил с поднятыми руками, встал и второй «труп». Элерс понял, что эти молоденькие мальчики не собирались убивать его, хотя легко могли бы это сделать, пока он подходил к ним. Вместо этого они отбросили свое оружие и притворились мертвыми.
Неожиданно Элерс получил двух пленных и решил взять их с собой, поскольку он был нужен впереди. Оставить их было немыслимо, поскольку они могли вернуться в свою часть и сообщить о встреченной немецкой группе. Элерс понимал, что они могли бы его застрелить, но сам он не собирался этого делать, хотя раньше уже видел, как советские солдаты убивали сдавшихся немцев.
В сопровождении двух пленных Элерс продолжил трудный путь вперед. Прошагав еще полчаса, они встретили немецкий танк, загруженный убитыми и ранеными солдатами и не имевший места для двоих пленных. Элерсу со своими пленниками пришлось двигаться дальше.
После утомительного пути через снег, занявшего два с половиной часа, Элерс нашел свою боевую группу, которая занималась укреплением окопов, захваченных у советских войск, которые еще недавно держали здесь оборону, но ко времени прихода Элерса уже отошли. Пока Элерс шел к командному пункту, немцы с изумлением смотрели на двух советских солдат, которых Элерс привел с собой. Командный пункт находился в маленькой хате со снесенной крышей. Элерс передал пленных под охрану пехотинцу и подошел с докладом к лейтенанту, командовавшему боевой группой. Офицер сказал ему, что им придется подготовить круговую оборону, и наблюдательный пункт Элерса будет составной частью оборонительного периметра, поскольку на счету был каждый человек.
Элерс согласился и сказал, что мог бы использовать пленных для рытья окопов. Лейтенант не возражал и попросил Элерса поторопиться, поскольку контратаки противника можно было ожидать в любой момент. Когда Элерс попросил, чтобы пленных забрали в тыл, как только прибудет подходящая машина, лейтенант ответил, что, вероятно, это будет затруднительно, так как единственный доступный танк находился на пути в боевую группу, загруженный боеприпасами и пайками для личного состава, и после разгрузки должен был забрать раненых немецких солдат на перевязочный пункт.
Элерс, радист и двое пленных взялись за работу и успели уже немало, когда во второй половине дня началась пурга. Надеясь подойти незаметно под прикрытием снегопада, советские войска пошли в атаку против немецкой боевой группы, но Элерс наладил связь со своей батареей и вызвал артиллерийский огонь по приближающемуся врагу. Атака противника была остановлена огнем немецких гаубиц и пулеметов.
Хотя советскую атаку и удалось успешно отразить, скоро стало очевидно, что немецкие позиции практически отрезаны, поскольку противник простреливал местность позади высотки, которую занимали немцы. Танку, который должен был подвезти боеприпасы и продовольствие, пришлось ждать темноты, чтобы добраться до передовых позиций. Когда он приехал, стало ясно, что еды доставлено совсем немного, и пленники Элерса получили лишь немного хлеба. Надежды Элерса на то, что двоих пленных танк заберет в тыл, не оправдались, потому что места в нем не хватило даже на всех раненых немцев.
Примерно часом позже танк отправился назад с ранеными, а Элерса разыскал связной, который передал ему приказ лейтенанта о том, что пленных следует расстрелять. Элерс отправил связного назад, не дав ответа. У него не было намерения убивать пленных, и вместо этого он связался по рации со своим командиром капитаном Ивоном и описал ему ситуацию. Ивон ответил, что он лично добьется того, чтобы танк съездил к передовым позициям еще раз, или же найдет другую машину, которая вывезет пленных.
Ободренный обещанием командира, Элерс отправился на командный пункт к лейтенанту. Элерс сообщил ему, что двое советских солдат — его личные пленные и он сам несет ответственность за то, чтобы обеспечить им обращение в соответствии с международными конвенциями.
«Вы только послушайте! — воскликнул лейтенант, красуясь перед двумя унтер-офицерами, находившимися рядом с ним: — Но в соответствии с международными конвенциями запрещается и использовать военнопленных на земляных работах. — Лейтенант повернулся к Элерсу и сказал: — Господин обер-фенрих, я дал вам ясный приказ расстрелять пленных».
«Господин обер-лейтенант, — резко ответил Элерс, — вы не имеете права приказывать мне. Я направлен обеспечивать ваше взаимодействие с артиллерией, но я не ваш подчиненный».
«Вы слышали это? — обратился лейтенант к унтер-офицерам и снова повернулся к Элерсу: — Вы пока еще обер-фенрих, а не офицер, и вы отказываетесь подчиниться приказу офицера? Я доложу о вас, чтобы вы понесли наказание».
Однако Элерс не сдавался.
«Я нахожусь здесь в качестве офицера-наблюдателя, и на мне такой же Железный крест, как и на вас. А что касается артиллерийского огня, то здесь решаю не я. Каждый снаряд на счету, решение принимает только мой командир на батарее».
«Мы окружены, — ответил лейтенант. — И как командир опорного пункта я могу отдавать приказы любому, кто на нем находится, включая и вас, войти в состав его гарнизона. И я еще раз приказываю вам расстрелять пленных».
Элерс вернулся обратно в свой окоп и снова связался с капитаном Ивоном по рации. Выслушав рассказ Элерса о только что произошедшем, Ивон ответил, что он не имеет права препятствовать тому, чтобы Элерс вошел в состав гарнизона, но строго приказывает Элерсу и радисту ни при каких обстоятельствах не расстреливать пленных. В ходе этого разговора Элерс обратил внимание, что его пленники побледнели. Возможно, они что-то понимали по-немецки. К облегчению Элерса, оказалось, что командир полка, полковник Дауде, запретил расстреливать пленных, и с этой новостью Элерс вернулся в дом, где лейтенант ждал его донесения о выполнении расстрела.
Когда Элерс сообщил ему о приказе полковника Дауде, лейтенант сменил тактику: «Хорошо, я понимаю вашу проблему, но подумайте сами. Здесь, в этом доме, для пленных места нет. Даже если все раненые будут вывезены, освободившееся место нужно будет предоставить моим солдатам, чтобы они смогли передохнуть. Пока они могут только скрючиться в своих окопах, а о том, чтобы отправить пленных назад к русским, не может быть и речи. Кроме того, у нас слишком мало людей, чтобы приглядывать за пленными ночью. А что, если нас атакуют русские? Нас всего 42 человека, в бою будет нужен каждый солдат, ни одного нельзя будет выделить для охраны пленных».
«Мы можем связать пленных, чтобы не дать им сбежать».
«Что ж, если их связать, им придется лежать на земле. В этом случае к утру они замерзнут до смерти. Впрочем, я отменяю свой приказ о расстреле пленных. Вместо этого я приказываю вам передать их мне».
Элерс пошел к своему окопу, где застал радиста за разговором с капитаном Ивоном, который сказал, что пленных следует передать командиру опорного пункта, но командир полка занимается организацией их вывоза в тыл. Скрепя сердце Элерс повел пленных на командный пункт. Они вошли в дом, и Элерс, несколько приукрасив картину, доложил, что командир полка лично обеспечит машину, которая заберет пленных. Лейтенант сухо ответил, что так он и предполагал. Он приказал одному из унтер-офицеров позаботиться о пленных и вывести их наружу. Вскоре раздались два пистолетных выстрела. С тяжелым сердцем Элерс побрел назад, и, едва он дошел до своего окопа, начался минометный обстрел. Элерс приказал радисту запросить заградительный огонь по обе стороны их позиций.