Егерь: Назад в СССР 3 - Алекс Рудин

что так получилось. Но для всех будет лучше, если Серёжа вернётся в свою школу.

Брат молча обводил нас взглядом.

— Не согласен? — спросил я. — Хочешь поспорить?

— Я не вернусь в ту школу, — еле слышно сказал брат.

— А почему? Опять думаешь о себе? Боишься насмешек?

— Ладно, — вдруг сказал Павел. — Дайте и мне.

Он пододвинул табурет и обнял Серёжку за плечи.

— Не всё так безнадёжно, Серёга! — сказал он. — Хотя накуролесил ты, конечно, знатно! Но кое-что можно поправить. Не для того, чтобы остаться, конечно. Но для того, чтобы люди о тебе стали думать хоть немного лучше.

— Что поправить? — спросил Серёжка. — Как?

— А вот давай рассуждать, — задушевно сказал Павел. — Сам и поймёшь. Борьке ты фингал за дело поставил? Вот только честно?

— Если честно — нет, — помотал головой Серёжка.

— А ему за это от родителей влетит. Вот что мужчина может сделать, чтобы поправить эту ситуацию?

— Попросить прощения? — скривился Серёжка. — Так только слабаки поступают.

— Нет, Серёжа, — спокойно ответил Павел. — Слабаки нагадят и тихо сидят в кустах, как будто ничего и не сделали. Сильный человек умеет просить прощения за свои ошибки. И не ошибаться больше.

— Получается, мне и у Вани надо прощения просить? — тих спросил брат. — И... у Тани?

— Это ты сам решай — как мужчина, и как сильный человек, — сказал Алексей Дмитриевич. — Только учти — если уж понял свою ошибку, то второй раз ошибиться нельзя. Иначе нечестно получится.

— А вы оставите меня в своей школе? — с надеждой спросил Серёжка.

— Нет, — честно ответил ему Алексей Дмитриевич. — Потому что это не наказание, понимаешь. Просто так всем будет лучше и спокойнее. Прими это достойно.

— Хорошо, — серьёзно кивнул Серёжка. — Тогда я прямо сейчас пойду и попрошу прощения у всех.

— Давай, — кивнул я. — Только фуфайку надень — в драном пальто не ходи. И валенки. Незачем ботинками снег месить.

— Погоди, — неожиданно вмешался Фёдор Игнатьевич. — Я вас послушал — всё правильно вы говорите. Только одного не придумали — как парню помочь.

— А что мне помогать? — тихо спросил Серёжка. — Сам виноват, переживу как-нибудь.

— Так надо не как-нибудь пережить, а с толком. Знаешь, что? Пойдём-ка вместе до сельсовета. А по дороге я тебе кое-что расскажу. Глядишь — и пригодится!

— Хорошо.

Серёжка пожал плечами. Натянул фуфайку, сунул ноги в валенки и молча вышел за дверь. Фёдор Игнатьевич попрощался с нами, и тоже ушёл. Я слышал, как они с Серёжкой прошли под окном, о чём-то негромко разговаривая.

— Не слишком круто мы с парнем? — озабоченно спросил Алексей Дмитриевич.

— Не думаю, — ответил я. — Главное — чтобы он всё правильно понял. Давайте чаю попьём?

* * *

Серёжка вернулся только к вечеру. За окном давно стемнело, и я уже начал беспокоиться — куда запропастился брат. Но услышал ленивый лай собак и скрип валенок по заснеженной тропинке.

На Серёжку было приятно посмотреть. Уходил один человек — подавленный и расстроенный. А вернулся совершенно другой. Видно было, что на душе у него спокойно, хотя между бровей и залегла морщина, словно брат всё время о чём-то думал.

— Ну, как сходил? — спросил я его, ставя на стол тарелки. — Садись, сейчас ужинать будем.

— Хорошо, — серьёзно ответил Серёжка. — Знаешь, какая у Борьки модель самолёта? Как настоящая! Он сам её склеил по картинке в журнале «Техника молодёжи». А у его отца самодельный трактор, только маленький! На нём можно огород пахать, снег убирать во дворе и дрова возить! А Ванькин отец обещал нас на зайца взять, если ты ему путёвку выпишешь. У него гончая молодая — тренировать надо!

Серёжка прошёл к умывальнику и долго плескался, отмывая руки. Потом сказал:

— Я Ваню попросил приглядывать, чтобы Таню никто не обижал. Он обещал, раз уж я обратно перевожусь.

— А к Тане заходил? — спросил я.

— Да, — кивнул Серёжка. — Сказал, что перевожусь обратно в свою школу и попросил прощения.

— Что тебе Фёдор Игнатьевич-то сказал? — полюбопытствовал я, накладывая в тарелки жареную картошку.

Серёжка не ответил. Взял кусок хлеба и стал есть, глядя в тёмное окно. И только когда всё доел, спросил:

— У тебя есть важное дело? Такое, чтобы твоё, настоящее?

Я удивлённо хмыкнул.

— Есть.

— Вот и у меня будет, — твёрдо сказал Серёжка. — Фёдор Игнатьевич говорит, что у каждого человека, в первую очередь, должно быть важное дело. Такое, чтобы душа от него пела, и на сердце было хорошо. И тогда всё остальное само приложится. И хорошие люди, и счастье. Правильно он говорит?

— Правильно, — кивнул я. — Когда делаешь важное дело, тогда и уверенность в себе появляется. И хорошие люди собираются вокруг.

— А почему ты мне этого не говорил? — упрекнул меня Серёжка.

— А ты бы послушал? — улыбнулся я.

— Теперь бы послушал, — ответил брат.

— Ну, пойдём спать. Завтра с утра поедем.

— Не надо с утра, — неожиданно сказал Серёжка. — Алексей Дмитриевич разрешил завтра отучиться, а потом все вместе поедем в Волхов.

— Ну, хорошо, — кивнул я. — Ах, чёрт! Надо же твоё пальто зашить! И портфель.

— Я сам зашью, — сказал Серёжка. — Только покажи — как.

Глава 22

— Ну, смотри — сказал я брату, — обещал не выкидывать фортеля, так держи слово.

Серёжку оставили в черёмуховской школе до конца четверти. Алексей Дмитриевич не поленился зайти к нам домой, чтобы сказать об этом.

Брат только кивнул. Радости в его глазах я не заметил.

— Я всё понимаю, Андрюха. Правда!

Маме мы пока ничего говорить не стали. По поводу рваного пальто и царапин сочинили байку, что Серёжка неудачно скатился с горки.

— Ну, ты прямо, как маленький! — только и сказала мама и села перешивать наш с Серёжкой неумелый шов.

— Всё равно видно будет, что зашито, — сокрушалась она. — Придётся новое пальто покупать.

— Надо будет — купим, — твёрдо ответил я.

Маме и без того хватало переживаний об отце. На