Ленин - Антоний Оссендовский

– Знаете, какую подлость сделала женщина, которую мы спасли почти от верной смерти? После окончания родов она заявила, что не выйдет уже из моей комнаты. В это время в комнату водворилась целая семья: ее мать, муж и четверо детей.

Разговор этот услышали в соседней комнате, так как раздался злобный голос женщины:

– Буржуи проклятые! Живут в чистоте и богатстве и думают, что мы хуже их! Хватит этого! Напились нашей крови, теперь наша взяла!

Она выплюнула какие-то гнилые ругательства и умолкла.

– Ничего не поделаешь, – произнес свой приговор Болдырев. – Нужно бежать…

– Куда? – спросила жена.

– В деревню, к брату Сергею. Давно нас приглашал. Может, в деревне будет спокойней, – ответил он шепотом.

– Это хорошая мысль! – поддержали его сыновья.

Несколько дней уплыло, пока Болдыревым удалось получить позволение на выезд из столицы. В свободной пролетарской республике все население, кроме относящихся к партии большевиков, как осужденное, было приковано к своему месту. Знакомые рабочие помогли, однако, и семья Болдыревых, ограбленная полностью, перебралась в поместье Рузино в Новгородской области.

Они облегченно вздохнули, припоминая себе последнюю перед выездом из Петрограда реквизицию, лишившую их последнего остатка имущества; постоянные обыски и контроль паспортов в поезде, подозрительность милиции и безнаказанные оскорбления, бросаемые в их адрес шляющимися повсюду моряками. В Рузино царил покой и достаток. Только теперь Болдыревы поняли, как недооценивали они благосостояние и благодеяний цивилизации. Поняли также, что человек культурный придает чрезмерно большое значение избыткам, становящимся частью ежедневной жизни.

Петр со смехом говорил:

– Прежде я сердился на прачку за плохо отутюженный воротничок, а теперь могу ходить даже без воротничка. Все на свете относительно!

Однако волна революционная быстро добралась до Рузино.

В один прекрасный день во дворе появилась масса крестьян. Возглавлял их мрачный человек в офицерской шинели без погон. У него было злое лицо и глаза, полные ненависти и ожесточенности. Он потребовал, чтобы владелец имения вышел к «народу».

Сергей Болдырев пригласил прибывших крестьян во двор. «Народ», остановившись перед «хозяином», молчал, покашливал и подталкивал друг друга локтями. Наконец, выступил незнакомый человек и произнес дерзко:

– Мы пришли к вам по серьезному делу, товарищ буржуй…

Болдырев приглядывался к нему внимательно. Немного погодя, хлопнул в ладоши и воскликнул:

– Не узнал вас сразу! Клим Гусев? Давно вас не видел. Это вы пропили свою хату и землю, а потом покинули деревню? Что теперь делаете?

Господин Болдырев не сказал всего. Знал он, что пьяный крестьянин совершил в ближайшем городке какое-то злодеяние, был приговорен к тюремному заключению и исключен из «общины», или первичной, бессмертной коммуны крестьянской.

– Я уполномоченный Совета Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов по всей области, – парировал он с гордостью, дерзко смотря на «буржуя».

– С чем ко мне пришли? – спросил Болдырев.

Гусев, избегая его взгляда, буркнул:

– Пришли к вам, товарищ, потребовать, чтобы вы отдали крестьянам вашу землю, скот, инвентарь и усадьбу. Все это принадлежит теперь народу!

Для подтверждения этих слов он угрожающе поднял кулак.

Болдырев сморщил брови. Не понравился ему «законный» аргумент безграмотного пьяницы Гусева.

– Кулак спрячь, человек, так как иначе ни до чего не добьемся! – промолвил он строгим голосом. – Из газет знаю, что будет собрано в январе Учредительное Собрание. Оно примет новый закон о земле. Подождем! До срока уже недалеко!

Погладил седую бороду, спускающуюся ему на грудь, и взглянул на крестьян спокойно и доброжелательно.

Гусев внезапно выругался безобразно:

– Не вводи нас в заблуждение, буржуй, притеснитель! Достаточно уже выжал из на слез, пота и крови! Отдавай все! Остерегайся, как бы не оторвали тебе голову и не засветили бы в твои глаза, ха, ха, крестьянскую иллюминацию!

– Грозишь? – спросил Болдырев и, обращаясь к крестьянам, воскликнул, – что молчите, соседи? Жил я с вами в дружбе.

Вы знаете, что я не выжимал из вас ни пота, ни слез, ни крови! Это глупые бредни этого бездомного бродяги, пьяницы, арестанта! Говорите! Хочу знать, живет ли справедливость в ваших сердцах!

Крестьяне переступали с ноги на ногу и ворчали:

– Ну… пожалуй, что… как бы по-доброму мы жили… Притеснения никакого не было… Что говорить?! Только приказ вышел, чтобы землю и всякое имущество у господ отобрать и… делить… Пришли мы, чтобы по-соседски, по-доброму, посоветоваться… согласие ваше на это иметь… так как и так… возьмем…

– Возьмете? – крикнул Болдырев. – А по какому это праву? Злодеями хотите быть?! Что на это скажет власть, когда установится лад в стране? Не подумали об этом?

– При твоей жизни, буржуй, не будет другой власти, кроме нас, рабочих и крестьян! – засмеялся Гусев. – Отдавай, иначе сами возьмем!

Болдырева, старого полковника в отставке, героя двух войн, нелегко было испугать. Выпрямился гордо и промолвил, выразительно подчеркивая каждое слово:

– Не отдам, не имея в руках написанного и утвержденного властью закона! Если Народное Собрание так постановит, без слова возражения. Теперь, если хотите, можете делать беззаконие и злодеяние, но тяжело за это заплатите! Образумьтесь, стало быть, пока есть время! Идите домой, подумайте, и о том, что решите, пусть мне сообщит староста.

Махнул рукой и ушел.

Крестьяне покинули усадьбу в мрачном молчании.

– Справедливо говорил, – буркнул один из крестьян. – Можем подождать…

– Ждите… Ждите! – бросился на него Гусев. – Дождетесь новых полицейских, тюрем и кнутов. Буржуи в Учредительном Собрании установят старый порядок, а вы, как быдло, пойдете под их ярмо! Брать! Брать, пока время!

– Но как брать, это брать… – раздались еще несмелые голоса.

Часом позже по двору пробежал староста. Мял шапку, чувствовал себя озабоченным, оглядывался трусливо.

– Несчастье, хозяин, несчастье! Народ обезумел. Наступают последние часы! Крестьяне решили отобрать у вас землю, скот, дом, машины, а вас и супругу выгнать из усадьбы. Велели мне сказать, чтобы без задержки отправил приехавших родственников, так как, как говорит Гусев, объедают они крестьян. Это не мы этого хотим… только этот… Гусев. Подстрекал всех, как дьявол-искуситель… Несчастье!

Он наклонился к уху господина Болдырева и шепнул:

– Переоденьтесь, господин, в деревенскую одежду и ждите. Я за вами пришлю телегу. Мой сын, ваш крестник, отвезет всех в город. Там будет спокойней.

Старый полковник побледнел и раздумывал долго. Наконец заговорил:

– Спасибо вам, староста! Пришлите Ивана с телегой.

Староста вышел, а Болдырев направился в гостиную, где собралась вся семья.

Спокойным голосом, который у него ни разу не дрогнул, объявил, что решил отдать крестьянам имущество и остаться, чтобы темные крестьяне не погубили хозяйства.

– Буду им советчиком и помощником! – произнес он. – Нет у меня права отказаться от своего представительства. Если найду общий язык с людьми, пусть же народ получает с него наибольшую пользу, чего без меня не сумеет взять. Остаюсь! Что касается вас, то крестьяне требуют, чтобы вы уехали. Брат Валериан заберет свою семью и мою жену. Поселитесь у моего приятеля Костомарова. Сидит он на небольшой пашне, работает как обычный крестьянин, стало быть, у него землю не отберут. Это самое безопасное место в это время!

Жена Сергея Болдырева, седая старушка, запротестовала.

– Я останусь с тобой! – воскликнула она. – Не оставлю тебя. На войну поехала за тобой, как санитарка, да и теперь не согласна оставлять тебя одного. Детей у нас не было, жили мы для себя. Таким образом, можем и умереть вместе. Остаюсь, и не старайся меня отговорить от этого намерения. Конец! Решено!

Растроганный Болдырев не протестовал. Подошел к жене и промолвил только:

– Благодарю тебя, Юлия!

Он советовался с братом, просил его о сохранении некоторых документов и нескольких драгоценностей, которые со временем могли бы обратиться в деньги. Поручал ему, чтобы предупредил старого чудака Костомарова, что, быть может, скоро приедет к старому другу на долгое время.

– Опасаюсь, – сказал он, – что крестьяне впадут в бешенство, как ваши рабочие! Когда потеряю надежду, приеду к Костомарову и буду ему помогать.

В старинном дому, помнящем пышный век Елизаветы, осталась седая пара старичков. Сидели они в полумраке и разговаривали тихими голосами.

– Скажи, есть ли хоть один человек в окрестности, которому бы мы причинили зло? – спрашивала старушка. – За что столько ненависти к нам?!

Вздохнула и заплакала горько.

Муж долго ничего не говорил. Прошелся несколько раз по комнате и, подумавши, начал шептать: