Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Историческая проза » Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой - Торнтон Уайлдер

Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой - Торнтон Уайлдер

Читать онлайн Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой - Торнтон Уайлдер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 55 56 57 58 59 60 61 62 63 ... 168
Перейти на страницу:

Приди и взгляни на него: воздай ему честь, которую он заслужил; взгляни на него, как великий сын смотрит на великого отца, и ударом, который выразит волю не одного человека, а десяти тысяч — убей его.

Помня о ребенке, который скоро должен у тебя родиться, подними руку и нанеси удар.

LVII-А. Брут — Сервилии

(Возвращая ей письмо)

Письмо принадлежит тебе. Я прочел его, но это не делает его моим.

Слова, которыми ты толкаешь меня на убийство моего друга и благодетеля, достаточно ясны. Слова же, которыми ты бросаешь тень на мое происхождение, неясны.

К двадцати годам, моя госпожа, каждый мужчина должен сам себе быть отцом. Отец его по плоти имеет большое, но все же не такое большое значение. Однако те, кто ставит отцовство под сомнение, должны подтверждать свои слова клятвой, самой священной клятвой, и выражаться при этом ясно.

Ты так не поступила. Тем самым я вдвойне утратил то уважение, которое я к тебе питал.

LVII-Б. Заметки Корнелия Непота

(О беседе с Цицероном)

Я выбрал подходящий момент, чтобы задать ему вопрос, который вот уже тридцать лет хочет задать ему весь Рим: «Скажите, мой друг, каково ваше мнение: Марк Юний Брут — сын Юлия Цезаря?»

Он сразу протрезвел.

«Корнелий, — сказал он, — слово «мнение» надо употреблять с осторожностью. Имея доказательства, я отважусь сказать: это мне известно; имея ограниченное число доказательств, я отважусь сказать, что имею на этот счет мнение; обладая еще меньшими доказательствами, я отважусь лишь высказать предположение. В таком вопросе, как этот, у меня нет достаточных оснований даже для них. Но допустим, однако, что эти предположения у меня есть, неужели я выскажу их вам? Ведь вы, несомненно, включите их в свою книгу? А в книге предположения почему-то больше выпирают, чем факты. Факты можно опровергнуть; их можно перетолковать, а предположения не так-то легко отбросить. История, которую мы читаем, как правило, лишь цепь предположений, прикидывающихся фактами.

Сын ли Цезаря Марк Юний Брут? Поставим вопрос так: знаю ли я или считаю ли я, что в такое родство верят Брут, Цезарь или Сервилия? Брут — один из моих ближайших друзей. Цезарь… Цезарь — человек, за которым я пристально наблюдаю уже тридцать, нет, уже сорок лет. Сервилия — что ж, когда-то делалась попытка женить меня на Сервилии. Давайте взвесим этот вопрос.

Я видел первых двух вместе несчетное число раз и могу утверждать, что никогда не замечал между ними ничего, что могло бы навести на мысль о подобном родстве. Цезарь высоко ставит Брута. Он питает к нему привязанность, сдержанную привязанность старшего к высокоодаренному младшему. Быть может, правильнее было бы сказать, невольную привязанность — он испытывает к нему даже нечто вроде страха или, по крайней мере… Послушайте, Корнелий, разве нас, старших, всегда радует то, что в будущих поколениях появятся блестящие историки или ораторы? Разве нам не кажется, что наши преемники обязаны быть хуже нас? Кроме того, Цезарь всегда держался на расстоянии от людей неподкупных и независимых, хоть их и мало, так мало. Надо ли повторять, что Цезарю неприятно общество людей одаренных, или, вернее, обладающих и способностями, и благородством характера. Да, это так: да, да, это так. Он благоволит к людям одаренным, если они бессовестны, и к людям высоконравственным, если они не от мира сего, но не выносит нравственности и одаренности вместе. Он окружил себя негодяями: ему нравится беседовать с ними, нравятся их шутки, всех этих негодяев — Оппия, Мамурры, Милона. А в делах он сотрудничает с такими, как Азиний Поллион, — честными, преданными посредственностями.

Отношение же Брута к Цезарю ничем не отличается от его отношения ко всем нам, людям старшего возраста. Брут никого не любит, не любил и не будет любить, кроме, конечно, своей жены, а из-за нее отчасти и своего тестя. Вы же знаете это бесстрастное красивое лицо, эту размеренную речь, эту суровую вежливость. Если бы он думал, что Цезарь — его отец, или хотя бы это подозревал… нет, не верю! Я видел, как он благодарил Цезаря за покровительство; я видел, как он спорил с Цезарем; да что там — я видел, как он представлял Цезарю свою жену. Цезарь — законченный лицедей, мы никогда не узнаем, что он думает. Брут отнюдь не лицедей, и я могу поклясться, что такое родство даже не приходит ему в голову.

Теперь остается предположить, что думает об этом Сервилия.

Но прежде чем перейти к ней, надо добавить вот что; тридцать лет назад многие были уверены, что их сожительство — факт несомненный. Сроки, так сказать, подтверждают это отцовство. В то время Цезарь укреплял свою политическую карьеру серией продуманных двойных любовных связей. Женщины тогда играли гораздо большую роль в республике, а Сервилия выделялась своим блестящим политическим умом не только среди патрицианок, но и среди патрициев. Она могла влиять на политику двадцати глупых и неустойчивых мультимиллионеров; ей достаточно было им подсказать, чего сейчас следует опасаться. Не судите о Сервилии тех лет по сегодняшней Сервилии. Сегодня это просто обезумевшая интриганка, которая запуталась в самых нелепых противоречивых идеях и забрасывает город анонимными письмами, автора которых можно угадать с первых же слов. Климат Рима стал менее благоприятен для женщин. Даже о Клодии десятилетней давности не стоит судить по теперешней Клодии. Рим двадцать-тридцать лет назад был ареной, где подвизались властные женщины, вспомните мать Цезаря, мать Помпея и тетку Цезаря. Их мало что занимало, кроме политики, и они не разрешали думать ни о чем другом своим мужьям, любовникам, гостям и даже детям. Люди теперь делают вид, будто их возмущает, что их матери и бабушки по многу раз выходили замуж и разводились из чисто политических соображений. Они забывают, что эти невесты не только приносили мужьям богатство и полезные семейные связи, — тогда все знали, что жена сама по себе политический вождь. Да ведь когда борьба между Суллой и Марием достигла своего апогея, отравления так участились, что, бывало, дважды подумаешь, стоит ли пойти пообедать к родной сестре.

И представляете, каким искусством должен был обладать Цезарь, чтобы переходить из постели одной воинственной Клитемнестры в постель другой. Как ему это удавалось, так никто и не знает. Но самое замечательное, что все его возлюбленные до сих пор его обожают. Часто в обществе одной из этих пожилых матрон я принимался его хвалить, и что же — я замечал, как, затаив дыхание и чуть не падая от переполняющих ее чувств, мне внимает бывшая юная дева, убежденная, что она одна была музой этой царственной судьбы».

Тут Цицерон разразился смехом, поперхнулся, и мне пришлось стукнуть его по спине.

«И заметьте, — продолжал он. — Цезарь, которому в браке удалось произвести на свет лишь одного ребенка, вне брака весьма справедливо заслужил прозвище отца своей страны. Думаю, что он почти наверняка пытался привязать к себе влиятельных возлюбленных при помощи детей. Часто замечали также, что, когда его пассия объявляла ему, что она беременна… вы меня слушаете?.. и когда Цезарь был убежден, что он и впрямь отец будущего чада, он щедро за это расплачивался, вручая даме подарок, и весьма ценный притом.

Не забывайте, что в те годы, о которых мы говорим, Цезарь был нищим. Да, в течение двадцати решающих лет своей жизни Цезарь был расточителем, не имеющим доходов, щедрым на чужое золото.

(Далее следуют рассуждения Цицерона об отношении Цезаря к деньгам, уже приведенные в документе XII.)

Как бы там ни было, Цезарю удалось пустить в оборот столько денег своих друзей, что он смог подарить Волумнии «Андромаху» Апеллеса (куда как подходящий сюжет для неверной жены), самое великое произведение живописи в мире, хотя и вылинявшее подобие того, чем оно было первоначально. Можно ли сомневаться, что ее дочери-близнецы — отпрыски Цезаря? Разве это не тот же нос, повторенный дважды? А Сервилии он подарил розовую жемчужину, которую она носит словно святыню на каждом празднике в память основания Рима. Это самая большая жемчужина в мире, и в свое время о ней только и говорили. Малоаппетитная грудь, на которой она ныне покоится (как вызов законам против роскоши), была когда-то, мой друг, не менее прекрасной, чем эта жемчужина. И не награда ли это за появление на свет Марка Юния Брута? Этого мы никогда, никогда не узнаем».

LVIII. Цезарь из Рима — Бруту в Марсель

(17 августа)

(С нарочным)

Стоит ли говорить, с каким удовлетворением я узнал из разных источников, насколько образцово ты справился со своими высокими обязанностями. Надеюсь, моя похвала приятна тебе по двум причинам: во-первых, потому что тебя хвалит друг, который радуется и гордится всем, что ты делаешь; но главное, потому, что я и сам слуга Римской республики, который страдает, когда ей наносят обиды, и радуется, когда ей примерно служат. Клянусь бессмертными богами, я хотел бы слышать, что во всех других провинциях так же царит правосудие, так же неусыпно пекутся о подданных и так же энергично исполняют законы. Тысячам людей, пробужденным от дремоты варварства, ты внушил любовь и почтение к Риму; страх же к нему ты вселял лишь в той мере, в какой все мы должны чувствовать трепет перед законом.

1 ... 55 56 57 58 59 60 61 62 63 ... 168
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой - Торнтон Уайлдер торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергей
Сергей 24.01.2024 - 17:40
Интересно было, если вчитаться