Чужая свадьба - Конни Брокуэй

— Послушай его, Кэбот — Летти встала между ними. — Он прав. Ты только пострадаешь.

Ник выжидающе смотрел на дворецкого. Когда cтало ясно, что тот не собирается драться, он презрительно усмехнулся и повернулся к Летти:

— А ты успокойся. Я не тронул того дурака. Только намекнул ему, что он немного староват бегать по сцене и если сказать словечко на ухо директору труппы, то к вечеру его выбросят на улицу.

Лицо Спаркла приняло обиженное выражение. — А что ты подумала, Летти? Что я обижу старика? Ты должна бы знать, что я не из таковских. Или ты думаешь, что парень должен носить шелковый галстук, как твой приятель-джентльмен, чтобы иметь тонкие чувства? — со злостью спросил он.

Она не собиралась обсуждать с ним Эллиота и отвернулась. Он схватил ее за плечо, Летти поморщилась. Дворецкий снова насторожился.

— Все в порядке, Кэбот, — торопливо сказала Летти. — Я буду тебе признательна, если ты пойдешь в холл и встретишь Бигглсуортов. Мне надо поговорить с Ником.

Кэботу это не понравилось, но он послушался. Как только он вышел, Ник плюхнулся на покрытый чехлом диван, его клетчатый костюм и гетры были в этой обстановке так же неуместны, как… как и певица из мюзик-холла, мрачно подумала Летти.

Видимо, эти мысли каким-то образом отразились на ее лице, потому что улыбка Ника стала еще шире.

— Ну, моя девочка. Немного горечи во всей этой сладости.

— Ты должен уехать, Ник. Это не то, что ты думаешь. Я совсем не задумывала ничего подобного. Просто нашла билет и приехала сюда, а люди приняли меня за…

— Эту самую леди Агату, — кивнув, перебил Ник. — Знаю. Бен показал мне письмо Сэмми.

— Кэбота, — тихим голосом поправила Летти. — Его имя Сэмюэль Кэбот.

— Называй его как хочешь. Для меня и для всех он — Сэм-Сэм, Мальчик с собачьей головой. Как и ты — Летти Поттс, когда-то артистка мюзикла, но чаще артистка в других делах, а?

Ей стало, нехорошо. Услышав это, сказанное вслух, она поняла, кто она и кем она всегда была. Раньше Летти думала, что мошенничество — не более чем шутка над людьми, которые достаточно богаты и такими останутся. Она не видела в нем ничего плохого. До сих пор.

Дело было не в деньгах. Бигглсуорты и им подобные не пострадали бы, лишившись нескольких серебряных вещей. Дело было совсем в другой краже, краже, о которой до этого момента она и понятия не имела: украсть их доверие, злоупотребить им. Жертвы такого воровства всегда тяжело переживают обман.

Ник покачал головой:

— Я поручу это тебе, Летти. Ты всегда ухитрялась выходить сухой из воды. И на сей раз у тебя все отлично получилось. — Он погрозил ей пальцем. — Но не вздумай говорить мне, что не собираешься извлечь пользу из своей удачи, я тебя знаю, Летти. Никогда не упускаешь случая поживиться и теперь не упустишь. Так что хватит об этом. Что ты задумала?

Она с отвращением смотрела на него. На этот раз он ошибался. Она не могла обмануть этих людей. И не собиралась этого делать.

— Никакого обмана, Ник. Я всего лишь помогаю этим людям за мягкую постель и хорошую пищу. Как только я закончу, уеду, и это святая правда, хочешь верь, хочешь не верь.

Самодовольная улыбка исчезла с его лица.

— Я не верю.

Он встал и, подойдя к ней, толстыми короткими пальцами взял ее за подбородок.

— Не думай, что я не понимаю тебя, моя девочка. Ты приехала сюда, за тобой ухаживают, как за королевой, все вокруг такие милые и приятные, и очень скоро ты начинаешь думать, какие они достойные люди и как стыдно оскорбить их чувства. И тебе, похоже, понравилось чувствовать себя такой добренькой и хорошей. Ты нравишься сама себе!

Летти как завороженная с ужасом смотрела на него. Слова Ника были слишком близки к истине. Что, если она заблуждалась? Что, если она убедила себя, что изменилась только потому, что это ничего ей не стоило, ей или кому-нибудь еще?

Спаркл заметил ее смущение и улыбнулся. В нем всегда странно сочетались проницательность и жестокость. Именно это делало его мастером своего дела.

— Легко быть добродетельной, когда спишь на пуховой перине. Но это все не настоящее, любовь моя. Пора проснуться, Летти. — Он подошел ближе. — Как это бывает в волшебных сказках? Принцессу будят поцелуем.

Он взял ее за плечи и наклонился. Летти не шевельнулась, стараясь лишь скрыть свое отвращение, когда ее коснулись его губы. Он целовал ее десятки раз, но сейчас это было ужасно, это было не только насилие, но и предательство. Она предавала не только Эллиота, но и себя.

Ник отстранился. Его лицо безобразно исказилось, а голос стал грубым:

— Так вот в чем дело, а? Ты и этот чернявый тихоня. Я мог бы догадаться, что мягкой подушки и жирного пирога недостаточно, чтобы ты забыла всех и все. Чего же не хвата-то? Как далеко вы зашли с ним, Летги?

— Ты мелешь чушь, — отрезала она. Ник всегда был ревнивым. Однажды он даже избил слишком настойчивого поклонника. Она боялась думать, что он мог бы сделать с Эллиотом, если бы захотел.

Спаркл прищурился.

— Посмотри на себя. Обозлилась, как будто я замараю его имя, лишь говоря о нем!

— Ты говоришь глупости, — холодно повторила она. — Он рыцарь.

— И думает, что ты герцогская дочка! Это тоже хорошо. Потому как, если бы в нем было достаточно красной, а не голубой крови, чтобы заняться тобой, я бы убил его. Черт! Да не смотри на меня так из-за другого мужчины!

Непритворная обида блеснула в его зеленых глазах. На скулах загорелись красные пятна.

— Черт бы тебя побрал, Летти. Черт бы тебя побрал! Думаешь, ты слишком хороша для такого, как я?

— Нет, Ник, — ответила она, протягивая руку. — Нет, это не…

— Заткнись! — Он с такой силой оттолкнул ее, что Летти покачнулась. Ник хотел поддержать ее, как бы сожалея о своем поступке, но его лицо снова исказилось, и он опустил руки. — Я любил тебя, Летти. Ни один мужчина не любил так женщину, как я любил тебя.

— Ник…

— Обращался с тобой, как с королевой. Да. Как с настоящей леди. Никогда не тащил тебя в постель, никогда не требовал больше, чем ты хотела дать, потому что всегда думал, что мы поженимся и ты будешь моей и оценишь мое терпение. Потому что мне было не все равно, что ты думаешь, Летти. Я делал, что ты хотела. Его глаза покраснели.

— Я никогда не обижал тех, кто был дорог тебе. Даже когда пытался заставить тебя по моему смотреть на вещи, на те маленькие хитрости, которые я придумывал. А я мог бы! Мог бы принудить тебя, сломав кому-нибудь ногу или руку. Но я не сделал этого. Потому что не хотел обижать тебя, Летти.

Он любил ее. По крайней мере настолько, насколько Ник был способен любить. И он был искренне убежден, что поджог дома, в котором она жила, и угрозы директорам театров были с его стороны благотворительностью. И Летти, любовь которой так же была безнадежна, как и чувство Ника к ней, понимала его боль.